Марина Дяченко - Земля Веснаров Страница 7

Тем временем пришельцы вели себя все более своевольно. Захватывали земли, постройки, сами назначали цены на хлеб, не желая слушать ни местных купцов, ни земледельцев. Община прибрежного города Заводь собралась и постановила — отказать пришельцам в гостеприимстве. Но йолльцы посмеялись над посольством горожан, а депутатов побили кнутом — несильно, в назидание — и отпустили.

В прибрежных городах начались волнения, с йолльцами отказывались торговать, в их лодках пробивали днища. Тогда командор йолльского флота отдал приказ, многократно опробованный уже на многих других островах: он велел схватить нескольких смутьянов и повесить их на рыночной площади в Заводи.

И это было сделано.

Целые сутки целый город молчал. Никто, даже дети, не произносил ни слова. Смотрели на тела казненных. Глядели друг на друга. В эти часы жителям Цветущей открылась чудовищная правда: не только четвероногие твари, привезенные из-за моря, не были людьми. Сами йолльцы, хоть и обладали даром связной речи, тоже людьми не были. У них не было корней — ни зримых, земных. Ни небесных. Они были — прах, случайно (и временно) наделенный подобием жизни.

Увидев ужас островитян, пришельцы больше не церемонились. Новую и страшную страницу в истории этого противостояния открыл маленький прибрежный поселок под названием Сухой Камень. Местные жители выращивали трепс, съедобные водоросли, называемые также «морским хлебом». Было время жатвы, мужчины целые дни проводили в море, женщины хозяйничали на маленьких огородах, полосками вытянувшихся на склоне холма. Случилось так, что экипаж йолльского судна «Овффа» («Морская птица»), недавно прибывшего на Цветущую, стосковался по женскому обществу и решил высадиться на берег.

Пытался ли капитан удержать их, или не видел в этой затее ничего плохого — никто так и не узнал. Двадцать молодых парней, опьяненных собственной властью, ворвались в поселок, почти не встречая сопротивления, и начали охоту за девицами и молодыми женщинами.

Без веснарского искусства трудно выращивать водоросли на мелководье — их уносит штормом прежде, чем созреет «морской хлеб». В поселке был свой веснар — вернее, была веснар, девушка из Заводи, которую пригласили послужить в Сухом Камне сезон или два, как она захочет; искусство веснара ничего общего не имеет со смертью. Это искусство весны, солнца, обновления и жизни. Так было до того дня, до случая в поселке Сухой Камень.

…Через несколько дней йолльский наряд раскопал наспех вырытую могилу. В тот день завоеватели впервые, пожалуй, от самой высадки на Цветущую узнали, что такое страх: яма была заполнена телами дряхлых, распадающихся от древности стариков. На них была одежда экипажа «Овффа», знаки различия, здесь же лежало и оружие, не успевшее даже потускнеть. Потрясение было таким сильным, что йолльцы ни о чем не стали спрашивать жителей поселка и без единого слова убрались в Заводь, оставив мертвых в могиле.

С того дня слово «веснар» перешло в йолльский язык. Единственное слово, которое звучит одинаково на их языке — и на языке Цветущей.

— Как ты меня узнал? Как догадался?

У нас обоих слезились глаза — от напряжения. Мы оба старались не мигать.

— Ты был единственный чужой, прибывший в Фатинмер. Я заподозрил тебя сразу, когда увидел на тракте. Если бы барон тогда меня не удержал…

— …он бы все равно умер! Я приехал в Холмы не затем, чтобы кого-то убивать. Я ненавижу убивать. Я маленьким мальчиком убил сотни людей, тысячи.

— Ты Осот?! — он не выдержал и мигнул. — Черт возьми… Нэф… То есть барон, он говорил… он был уверен, что ты мертв… Это не везение, это закономерность. Ты ведь ждал, что тебя узнают, все время ждал и боялся, поэтому даже отговариваться не стал! Ты ждал, что в тебе угадают веснара!

У него, наверное, затекла рука, но он все равно не опускал кольца — держал перед моими глазами. Я вдруг понял, что он прав. С того самого момента, как нога моя коснулась платформы под вывеской «Фатинмер», я ждал, сам не отдавая себе отчета, окрика в спину: «Веснар!»

— Я давно ничего не боюсь, — сказал я магу, и это тоже была правда. — Мы оба умрем сегодня. А убийца барона останется на свободе.

— Нет!

— Да. Ни ты, ни я никогда не узнаем его имени.

Он зашипел сквозь зубы.

— Нэф был добр. Слишком добр. Он был сентиментален. Он возился с этими растениями, как…

Он осекся. Его кольцо потускнело. Я стоял и смотрел, как он думает. В его красных слезящихся глазах поблескивал отсвет факелов.

— Если ты опустишь руку, — сказал я медленно, — я могу поклясться тебе небесными корнями, что не нападу на тебя первым в течение… тридцати минут, например.

— Я не верю твоим клятвам.

Он был по-своему прав: такую клятву может принять только тот, у кого есть небесные корни. Время шло, я не чувствовал связанных за спиной рук. Факел в дальнем углу затрещал и погас. На дряхлое лицо барона легла тень.

— Почему ты не убил меня сразу? — спросил я, не то врага своего, не то сам себя. — Ведь должна быть какая-то причина…

— Я приехал на остров не как убийца. Я должен расследовать дело, убедиться в твоей вине, судить тебя и казнить. По законам Вечного Йолля.

— Что?!

Такой самонадеянности, граничащей с детской наивностью, трудно было ожидать от человека, наделенного магической властью. Но мой враг верил своим словам. Когда он говорил, его ноздри раздувались и воспаленные глаза сверкали.

— Ты глупец, — сказал я тихо. — Извини, но ты просто болван, идиот, понятия не имеющий о том, что говоришь. Ты знаешь, сколько мясоедов заплатили жизнью за эти… бредни?

Перламутр на его кольце засветился ярче, и целый миг я думал, что это конец: сейчас он ударит.

Но он удержался. Факелы дымили. В помещении вся тяжелее становилось дышать.

— Где ты был сегодня после полудня? — тихо спросил маг. — Вернее, уже вчера… После полудня — и вечером?

— Ты все-таки решил «расследовать дело»?

— Отвечай.

— Я был за Холмами, шагов на сто правее тракта, на меже двух полей.

— Что ты там делал?

— Жил. Смотрел в небо. Спал.

— Кто-нибудь тебя видел?

— Не знаю. Мне не было дела ни до кого. И сам я никого не заметил, если ты об этом хочешь спросить… Барона убили в доме?

Он помолчал.

— Барона нашли… я нашел. В лесу. Недалеко отсюда. Он был один. Лежал лицом вниз. Я перевернул его… — маг задержал дыхание, заново переживая эту сцену. — Это было уже вечером, на закате. Он ушел в лес сразу после обеда, якобы охотиться, но не взял с собой оружия.

— Барон часто так делал?