Роберт Асприн - Лик Хаоса Страница 7

Нико и Джанни под видом безработных наемников, которых изгнали из рядов пасынков и вышвырнули из казарм гильдии за какие-то темные делишки, быстро опускались на дно санктуарского общества, обживаясь на грязных улицах. В настоящее время они полагали, что вот-вот сумеют выйти на главаря отрядов смерти. Была надежда, что этой или следующей ночью им сделают предложение присоединиться к убийцам в их убогих развлечениях.

Не то чтобы Санктуарий был незнаком с убийствами или с убожеством. Лабиринт (Нико изучил его теперь не хуже, чем потребности лошадей или границы возможностей Джанни) не был подлинным Дном города, он представлял собой скорее верхнюю часть многоярусных трущоб. Гораздо хуже Лабиринта был Перекресток Развалин, кишащий, униженными и оскорбленными; хуже Развалин была Подветренная сторона, где днем все вымирало, а ночью какие-то адские звуки смешивались с воем восточного ветра, дующего вдоль реки Белая Лошадь. Трехъярусная преисподняя, битком набитая убийцами, проданными душами и уродами, начиналась здесь, в Лабиринте.

Если бы деятельность отрядов смерти ограничивалась Лабиринтом, Развалинами и Подветренной стороной, о них никто и не узнал бы. На этих улицах трупы были обычным делом; ни пасынки, ни ранканские солдаты не трудились подсчитывать их; около боен процветали дешевые крематории; для тех, кому даже это было не по карману, рядом протекала река Белая Лошадь — она принимала все без возражений. Но отряды промышляли и в верхнем городе, в восточных кварталах и в центре Санктуария, где жили аристократы и купцы, воротившие нос от «благоуханий» нижнего города.

Публика в «Единороге» больше не замолкала, когда входили Нико и Джанни; их небритые лица, потрепанная одежда и осоловелые глаза делали их похожими на нищих или геев-проститутов. Войти в образ было трудно, еще труднее — жить в нем. Никто из пасынков, за исключением их куратора Крита (который сам был далек от обитателей казарм, гордый, блистающий прекрасным оружием и красивыми идеалами), не знал, что они не были изгнаны, а, глубоко законспирированные, выполняли задание Темпуса — выкурить из логова ведьму-нисибиси.

Но с появлением отрядов смерти дело приняло новый оборот, и ставки в игре поднялись. Поговаривали, что Шедоуспан, вор, был прав: бог Вашанка умер, и теперь ранканы получат по заслугам. Заслужили они это или нет, но торговцы, политики и ростовщики — «угнетатели» — потеряли покой: целыми семьями их резали или жгли в собственных домах, кромсали на кусочки в их резных каретах.

Шпионы заказали новой официантке Культяпки выпивку, и она вернулась, испуганная, но непреклонная, заявив, что Культяпка хочет сперва видеть их деньги. Все предприятие было затеяно с помощью бармена: он знал, кто они такие, они знали его тайны.

— Давай-ка, прибьем этого навозного жука, Стеле, — рявкнул Джанни. У них было мало наличности — несколько солдатов, да горсть машадийских медяков — а заплатить им должны были только после выполнения задания.

— Спокойно, Джанни. Я с ним поговорю. А ты, детка, тащи два ранканских эля, а то неделю будешь ходить в раскорячку.

Он оттолкнул свою табуретку и зашагал к стойке, думая о том, что Санктуарий, похоже, вконец доконал его. Умер ли бог? Был ли Темпус обворожен Пеннорожденной, которая составляла ему компанию? Был ли Санктуарий средоточием хаоса? Адом, из которого еще никому не удавалось выбраться? Он оттолкнул троицу юных puds и, подойдя к бару, пронзительно свистнул. Здоровенный бармен равнодушно оглянулся, приподнял рассеченную шрамом бровь и проигнорировал призыв. Стеле сосчитал до десяти и начал методично опрокидывать на стойку чаши других клиентов. Настоящих мужчин здесь было немного; большинство удалились с проклятиями; один потянулся было за финкой, но у Стеласа в руке был кинжал, и тот заколебался. Нико был одет неряшливо, и все же гораздо лучше, чем любой из них. И он не задумываясь вытер бы грязное лезвие своего ножа об их внутренности. Они ощутили это; а он уловил их чувства, хотя и не был способен читать мысли. Место утерянного маат — самообладания — заняла холодная, болезненная ярость. В Санктуарии он узнал такие чувства, как отчаяние и беспомощность, а уж они познакомили его с бешенством. Поступки, которые он когда-то почитал последним делом, сейчас первыми приходили в голову. Воспитанный боевым братством, в Санктуарии он познал другой род войны и научился восхищаться убойной силой своей правой руки. Это не помогало ему обрести то равновесие, которое он потерял со смертью своего напарника в доках, но если тому нужны были души, чтобы купить на небесах местечко получше, Нико с удовольствием послал бы ему вдвое больше, чем требовалось.

Шум привлек внимание Культяпки. «Стеле, ты меня уже достал». Лицо у Культяпки опухло, верхнюю губу облепили язвы, но от его огромной туши по-прежнему веяло грозной силой; краем глаза Нико видел, как трактирный вышибала покинул свой пост, но Джанни преградил ему дорогу. Нико потянулся и схватил Культяпку за горло, видя, что тот шарит рукой под стойкой, где могло быть спрятано оружие. Притянув бармена к себе, он начал: «Я с тобой сделаю такое, что тебе и не снилось, Там-Там, если ты не прикусишь язык. Превращу тебя обратно в маленького воспитанного тролля, которого мы оба знаем и к утру у тебя не останется даже этой стойки, чтобы за ней спрятаться», — и добавил тихим шепотом: «Как дела?»

— Она хочет, чтобы ты, — просипел бармен, лицо его побагровело, — пришел в ее поместье, когда луна будет в зените. Если, конечно, вам это удобно, Мой господин.

Нико отпустил его, когда глаза Культяпки уже выкатывались из орбит: «Так ты запишешь это на наш счет?»

— Последний раз, попрошайка. Твои голубые Дружки и пальцем не шевельнут, чтобы тебе помочь. Угрозы у тебя такие же пустые, как твой кошелек.

— Хочешь в этом убедиться? — Они еще некоторое время пикировались на радость публике, пока Джанни и вышибала были заняты друг другом. «Ладно, забери свои слова назад, и забудем об этом», — Нико повернулся и направился к своему столу, надеясь, что все и впрямь закончилось. Ни один из четверых — бармен, вышибала и пасынки — не могли сказать с уверенностью, что работали только на публику.

Когда он добрался до своего стола, Ластел-Культяпка отозвал своего громилу, и Джанни подошел к Нико, бледный и дрожащий от возбуждения. «Дай мне кастрировать одного из них, Это сильно поднимет нашу репутацию»,

— Побереги себя для ведьмы. — Джанни просиял и яростно вонзил свой кинжал в стол: «Тебе назначена встреча?»

— Сегодня, когда луна будет в зените. Не пей много. — Но головы у них кружились не столько от вина, сколько от кррфа, который нюхали, насыпая маленькие щепотки в сжатые кулаки, туда, где мышцы пальцев образовывали подобие колодца. Наркотик к тому же прогонял сон: луна не скоро доберется до зенита, а им еще предстояло патрулировать улицы в поисках Мародеров, самим притворяясь мародерами. Это было совершенно невыносимо. Ему приходилось вместе со своим покойным напарником внедряться с разведывательными целями в армейские лагеря, переходить через линию фронта, проникать во дворцы, но то были гораздо более аккуратные, быстрые акции — чем это затянувшееся внедрение в Санктуарий, помойку обитаемого мира. Если бы только сегодня ночью удалось завершить операцию и можно было бы вымыться, побриться и почистить своих лошадей — тогда он принес бы Энлилю такие жертвы, о которых бог не скоро забудет.