Роберт Сильверберг - Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик Страница 7

Утро пришло внезапно: копье оранжевого света пробило стену гор с запада, и ярко-красная огненная ветвь поднялась над противоположным краем горной цепи, а следом солнце, чей желтый лик оказался чуть более окрашенным бронзово-зеленым, чем в северных широтах, вспыхнуло в небе, как взлетевший шар. И в тот же миг Деккерета пронзила острая боль воспоминаний о Колатор Ласгии: ему очень захотелось узнать, где встречает она рассвет, с кем, и, отгоняя эту мысль, он повернулся к Баржазиду.

— Нынче ночь прошла без призраков. Или в этой части пустыни они не появляются?

— Они появляются за Кавагским Проходом,— отозвался маленький человечек,— там, где начинаются настоящие трудности.

Первые ранние часы нарождающегося дня продолжали ехать. Динитак наспех соорудил грубое подобие завтрака из сухарей и кислого вина. Закусив, Деккерет оглянулся назад и увидел величественное зрелище: земля заворачивалась под ними гигантским рыжевато-коричневым фартуком, на котором четко отпечатались поля, трещины и Толигай, еле видимый беспорядочной кучей далеко внизу, на самом дне, с примыкающей к нему обширностью моря. Небо было безоблачным, синеву его усиливал терракотовый оттенок почвы, так что само небо казалось вторым морем над головой. Уже навалилась жара. К середине утра она охватила все, но была еще терпимой, и скандарша бесстрастно продолжала вести флотер дальше, к вершинам гор. Деккерет задремывал время от времени, но в судорожно дергавшемся флотере уснуть было невозможно. Неужели они будут ехать весь день? Он не спрашивал. Но как только усталость сделалась невыносимой, Кэймак Грэп развернула машину влево, к небольшому тупичку дороги, и остановила машину.

— Первая дневка,— объяснил Баржазид.

Там, где кончался тупичок, высокий бок скалы возвышался над дорогой, образуя нечто вроде ниши, перед которой, защищенное тенью в это время дня, находилось довольно обширное песчаное пространство, очевидно, не раз использовавшееся для стоянок. У основания скалы Деккерет заметил небольшое темное пятно — вода в этом месте загадочным образом просачивалась из-под земли. Для ручейка ее было недостаточно, но усталые путники с радостью приветствовали любую воду в этой страшной пустыне. Место было превосходным.

Скандарша и юный Баржазид вытащили соломенные тюфяки из багажного отделения флотера, расстелили на песке. Наступал полдень. Они поели сушеного мяса, кисловатых фруктов и теплых лепешек, после чего, не говоря ни слова, оба Баржазида, урун и скандарша растянулись на тюфяках и мгновенно уснули.

Деккерет остался один; он сидел, очищая зубы зубочисткой от застрявших кусочков мяса. Теперь, когда можно и нужно отдыхать, уснуть не мог. Поднялся и прошел к краю лагеря. Посмотрел на пораженную солнцем пустошь за краем тени. Ни одного зверька не видно, даже растения, бедные и оборванные, казалось, старались вжаться в почву. Горы круто вздымались с юга, до Кавагского Прохода, видимо, оставалось недалеко. А что потом?

Он попробовал уснуть, но досаждали нежелательные образы: Колатор Ласгия парила над его тюфяком так близко, что мог бы схватить ее и прижать к себе, но она вдруг отскочила и растворилась в жарком тумане; в тысячный раз видел себя в лесных болотах Кантора, преследующим добычу, прицеливающимся. Он отогнал и это видение, и обнаружил, что карабкается по громадной стене Норморка, прохладный ветерок наполнял легкие.

Но это были не послания, а болезненные фантасмагорические и просто беглые воспоминания. Сон не шел долго, зато когда пришел, был глубоким, кратким, без сновидений.

Разбудили его странные звуки — напевная звенящая музыка в отдалении, неясные, но отчетливые, шумы каравана со множеством путников. Слышался звон колокольчиков, гул барабанов. Какое-то время он еще лежал, вслушиваясь и стараясь понять. Потом сел, проморгался, огляделся вокруг. Подступали сумерки. Он проспал самую жаркую часть дня, и тени теперь тянулись с противоположной стороны. Четверо его спутников уже поднялись и складывали свои матрацы.

Деккерет напряг слух, пытаясь определить направление, откуда доносились звуки. Но казалось, они исходят отовсюду и ниоткуда. Ему вспомнились слова Колатор Ласгии о поющих призраках пустыни, сбивающих с толку путников и уводящих с дороги музыкой и пением.

— Что это за звуки?— обратился он к Баржазиду.

— Звуки?

— Вы разве не слышите? Голоса, колокольцы, барабаны, шаги…

Баржазид казался удивленным.

— Вы имеете в виду песни пустыни?

— Песни призраков?

— Можно сказать и так. Или просто звуки, идущие с гор. Грохотание цепей, удары гонгов? Похоже?

— Не знаю,— мрачно отозвался Деккерет.— У меня на родине нет никаких призраков. Но это не звуки гор.

— Вы уверены, Инитэйт?

— Что это не звуки гор и не призраки?

— Хм…

Динитак Баржазид, стоивший рядом, вмешался в разговор, обратившись к Деккерету:

— Неведомое всегда тревожит. Но вы, по-моему, чувствуете больше любопытство, чем страх. И могу удовлетворить ваше любопытство. Дневной жар спал. Скальные утесы и пески отдают тепло, порождая шумы,— те колокольцы и барабаны, что вы слышите. Здесь нет призраков.

Старший Баржазид сделал резкий жест. Парень тут же отошел.

— Не хотите, чтоб он объяснил мне?— осведомился Деккерет.— Предпочитаете, чтобы я думал, будто это призраки?

Баржазид ответил с улыбкой:

— А мне все равно. Верьте во что хотите; вы еще встретите предостаточно призраков по ту сторону Прохода, уверяю вас.

Весь вечер Дня Звезды они поднимались по серпантину дороги и к полуночи добрались до Кавагского Прохода. Воздух здесь оказался прохладнее; они находились в нескольких тысячах футов над уровнем моря, и воинственные ветры приносили некое облегчение от зноя и духоты. Проход был широкой и поразительно глубокой выемкой в склоне горы. Приближалось утро Дня Солнца, когда они миновали его и начали спуск к великой пустыне.

Деккерет был поражен открывающимся видом. В ярком лунном свете он увидел картину беспримерного бесплодия, по сравнению с которой земли, лежавшие по другую сторону Прохода, казались роскошным садом. Настолько та пустыня была скалистой, настолько эта — песчаной, настоящий океан барханов, нарушаемый то тут, то там пятнами твердой, усыпанной гравием земли. Едва ли здесь возможны какие-либо растения и животные. По крайней мере на барханах не было ни малейших признаков жизни. И зной! Из этой колоссальной открывшейся впереди чаши вверх неслись потоки раскаленного воздуха, который, казалось, сдирал кожу, опаляя до смерти. Деккерет усомнился, чтобы где-то среди этой топки могли находиться пастбища. Он напряг память, стараясь вспомнить карту, виденную в представительстве. Земли выпасов поясом охватывали наибольшую зону внутриконтинентальной пустыни, но под Кавагским Проходом рукав центральной пустыни каким-то образом вторгался сюда, а на противоположной стороне этого бесплодия раскинулась зеленая область трав и ручьев.