Александр Турбин - Метаморфозы: таракан Страница 7

— Твое имя?

Вопрос застал меня врасплох, я находился еще в том состоянии, когда хочется ущипнуть себя в надежде что все вокруг морок, что вот сейчас наступит утро и этот страшный сон закончится. Щипать себя я не стал, но задумался. Происходящее вокруг было непонятным и чересчур странным. Допустим, предыдущие дни меня так неслабо плющило по причине болезни. Причем сумасшествие и кратковременное помрачение рассудка были совсем необязательными. Могла быть лихорадка, банальный грипп с такой температурой, когда организм поневоле от перегрева начинает активно глючить. Лежал я, предположим, на больничной койке и метался в бреду, а виделись мне люди-кони и слышались голоса. Вполне себе рабочая гипотеза для начала. Но очнуться я тогда должен был в палате, возле меня должен был быть не трухлявый дед, а врач. Причем лучше женщина, молодая и обязательно красивая. Хотя нет, такая не вылечит, по крайней мере от таких болезней, при которых глюки по палате бегают и к спинкам коек прикручивают. Значит серьезный врач, а рядом с ним молодая и красивая практикантка, ну на худой конец медсестра. Поняв, в каком направлении устремились мысли, одернул себя. Кому скажи, такие мысли, да при виде деда.

— Ты меня понимаешь? — дедуган вновь привлек мое внимание. И зря. Присмотревшись к нему, я понял, что рано понадеялся на свое выздоровление. Образы врачей-практиканток-медсестер померкли за ненадобностью, поскольку дедушка был непростой. Старое, усеянное морщинами лицо, всю долгую жизнь видимо кто-то тянул вниз, иначе бы оно точно не выросло такое длинное и узкое. Острый подбородок, ни следов бороды или усов видно не было. Острые скулы, резко очерченные черты лица. Все в нем было именно такое — резкое, острое и излишнее. Пряди длинных седых волос равномерно спадали на плечи, еще больше зауживая физиономию.

— Ты кто? — это уже я. Сподобился на встречный вопрос. Подозреваю, что вид при этом имел преглупейший, но сам вопрос имел для меня ключевое значение. Я не знал, кем был этот старик в строгом темно-зеленом камзоле, так нелепо выглядевшем на фоне травы и цветов. Но я точно знал, кем он не был. Он точно не был человеком…

Глаза. Два ярко зеленых омута с уже знакомыми вертикальными зрачками затягивали в себя, под их взглядом рождалось и крепло чувство собственной неполноценности и даже ущербности. Глаза, которые видели слишком многое, глаза, глядя в которые чувствуешь себя ребенком. Младенцем. Несмышленым щенком. Мышью. Тараканом.

— Учитывая обстоятельства, вопросы задавать буду я, любопытный наш. Имя? — последнее слово незнакомец произнес резко, словно гвоздь одним ударом загнал. Это существо уже язык не повернулся бы назвать дедушкой. Ангел гнева. Только крыльев нет, да рожей не вышел. Но страшно все равно не было.

— Откуда ж мне знать твое имя? — я нарочито вскинул брови. — А что, забыл, болезный? Беда, и спросить то больше не у кого.

Дед встал, поднял узкую ладонь и, указав на меня, повторил, — Имя?

Дальше произошло сразу несколько событий, так по разному воспринятых мной и этим недоангельским ликом. Во-первых, меня бросило вверх — пятки вместе, носки врозь, грудь колесом. Пропали и тошнота, и слабость, и желание послать собеседника нафиг. Сие действо я воспринял со стороны и, надо признаться, удивленно. Дед же мою первую реакцию воспринял как само собой разумеющееся. Во-вторых, меня понесло.

Пожалуй, здесь будет уместным небольшое отступление. Мое детство пришлось на эпоху советского агитпропа, студенческие годы — на безумные, ни во что не верящие 90-е, молодость — на начало нового тысячелетия, править бал в котором стал пантеон новых, так и не принятых мною богов — доллар, евро, мелкий божок — рубль. Я продукт своего времени, ставящий знания выше веры, логику выше догматов. Я не верю в мистику, оккультистику, кабалистику, чепушистику и прочие великие науки. Как и во всякие наговоры, камлания и заклинания, шаманов, светлых магов и злых колдунов. Мой бог здравый смысл, а уж он-то обладает действительно великой силой.

Скорее циник, чем лирик. Скептик, но с верой в свое я и в лучшее будущее, вот такое невозможное сочетание. Вообще, оценивая себя со стороны, я не раз приходил к выводу, что человек я исключительно положительный и разумный, и вообще из таких замечательных людей только я, да еще может быть мое отражение в зеркале. И признавал я за собой только один серьезный недостаток. Когда здравый смысл мне отказывал, во мне поднималось нечто и меня несло. Потом мне, конечно, бывало стыдно, но это уже было значительно позже. Такой вот ломатель стереотипов и крушитель авторитетов.

— Ах ты, урод замшелый. Тварь серая. Рухлядь криворожая. Ты меня спрашивать будешь? Ты, нелюдь. Имя мне тебе сказать? Может еще и ключи от квартиры в зубах принести? Мразота. — после этих слов меня скрутило и бросило обратно на пень, только рухнул я как подкошенный, под ноги побелевшему от бешенства старику.

— Я для тебя Высший, человек. Всегда — Высший. Я — твой Бог, потому что именно я создал тебя и в моей власти прервать твою жалкую жизнь. Ты дышишь, потому что я разрешил, ты еще жив только до тех пор, пока я не передумал. — ладонь сжалась и сердце в моей груди сдавило в железных тисках. — ты будешь говорить, если я спрашиваю и молчать, если я тебя не хочу слушать. Имя?

— Василий. — сердце сдавило еще сильнее. Дышать стало нестерпимо больно. Я, задержав дыхание, поправился — Василий, сэр. То есть Высший.

Боль отпустила, но тут я опять все испортил. Как всегда. Назло врагам.

— Или Петр? Однозначно — Петр. Или все-таки Вася? — накатившая боль отправила меня в небытие, только в этот раз особенно вовремя…

Следующее пробуждение мало отличалось от предыдущего. Все те же звуки природы, запахи цветов и леса, голубое небо над головой. Все тот же дедуган, усевшийся неподалеку. Терять сознание и уноситься в высшие эмпиреи уже становилось дурной привычкой, но меня это заботило до смешного мало. Мне нужно было время на осознание происходящего. Время, которого мне никто не давал, и похоже давать не собирался. В сумасшествие уже не верилось. Слишком детально прорисованная картинка не походила на грезы умалишенного, хотя с другой стороны, пока с ума не сойдешь, точно не узнаешь. Я лежал с закрытыми глазами и думал. Происходило нечто невозможное, неправильное, а главное непоправимое. Вся моя прежняя жизнь провалилась в тартарары, и похоже ее уже было не вернуть. Вспомнились глаза жены, улыбка дочки. Их больше не будет, а будет поляна, лес, нелюдь, пытки и непонятные ритуалы. Не будет любимой работы, сидения в Интернете и просмотров фильмов по вечерам, привычных книг и чашек кофе с мороженым, дрессированной овчарки и совершенно недрессированного кота. А будут странные залы, свечи, деды-инквизиторы и синие одуванчики. Я читал фэнтези, романы о всяческих переносах и попаданиях, я знаю, как это может быть, у меня достаточно воображения для того, чтобы даже представить, как это может случиться, но я не должен быть героем таких историй. Мне для этого остро не хватает розовых очков. Я попросту не верю в цивилизованных людей, которые в здравом уме с удовольствием променяют отдых в комфорте на нищету средневековья и количество драгоценных камней и золота не играют здесь никакой роли. Не в золоте комфорт измеряется. Или есть здесь кто-нибудь, кто способен наколдовать мне для начала, скажем, плитку шоколада и чашку крепкого кофе? И таблетку спазмалгона от головной боли? Но главное не это. Главное совсем, совсем другое. Моя жена теперь будет кто? Вдова? А дочь — сирота? А мать? У каждого из нас есть долг. Мой долг уже некому оплатить. Я открыл глаза. Не знаю, что в них увидел старик, бросивший меня в каматоз, но я чувствовал только тоску и безразличие к окружающим меня странностям. Время удивления уже ушло. Время ярости еще не наступило.