Джеймс Кейбелл - Юрген Страница 7

– Кентавр, – сказал Юрген, – а что здесь делает Доротея?

– Ведь здесь живут все женщины, которых когда-либо любил мужчина, – ответил кентавр, – по весьма очевидным причинам.

– Это суровые слова, мой друг.

Несс постучал указательным пальцем Юргену по тыльной стороне ладони.

– Мясо для червей! Делай что угодно, но эта пища предназначена маленьким белым червям. Оно вскоре станет бурлящей бледной гнилью, наподобие кипящего молока. Это тоже суровые слова. Но они истинны.

– И та Доротея, которую я любил в юности, была воображаемым существом?

– Мой бедный Юрген, ты, который когда-то был поэтом! Она – шедевр твоего воображения. Ведь это была лишь пустая, глупая и ветреная, горбоносая и белобрысая барышня, не обладающая особо примечательной внешностью – и оцени, что твое искусство сотворило из столь бедного материала! Ты должен собой гордиться!

– Нет, кентавр, я не могу вполне гордиться своей глупостью, однако я о ней не сожалею. Я был одурачен яркой тенью собственного создания, говоришь ты мне, и допускаю, что, вероятно, это так. Тем не менее я служил прелестной тени, и мое сердце будет хранить память о той прелести до конца жизни, в некоем мире, где другие люди, задыхаясь, следуют за тенями, которые даже не привлекательны.

– В этом что-то есть, Юрген. Что-то также есть и в одной старой истории, которую мы обычно рассказываем в Фессалии, о лисе и винограде.

– Но послушай, Несс, существует император, что правит нынче в Константинополе и время от времени имеет дела со мной. Да, я мог бы рассказать тебе историю про то, какими хитростями он достиг трона…

– Люди при восхождении обычно марают руки, – процитировал кентавр.

– «Юрген, – говорит мне этот император несколько месяцев тому назад, сидя в своем дворце венценосный и тоскливый, пытаясь при выплате моей честной прибыли надуть меня на несколько изумрудов, – Юрген, я не сплю ночами из-за дурака Алексия, который является ко мне в покои с выпученными глазами и тетивой вокруг шеи. А мои варяги, должно быть, в сговоре с этим слабоумным призраком, потому что я постоянно приказываю им не допускать Алексия ко мне в спальню, а они не повинуются. Быть Царем Востока совсем не просто, Юрген, когда нужно покоряться таким обстоятельствам». Да, это мне говорил сам кесарь Фарамон, а я делаю вывод, что тень венца доведет его до ужасно плачевного состояния, несмотря на то что он – могущественнейший монарх на свете. И я не поменялся бы местами с кесарем Фарамоном, я, уважаемый всеми ростовщик со своим домом и наделом земли. Разумеется, это чудесный мир, а этот сад посещают не более странные существа, чем те, что порой появляются у человека в голове, а он и сам не знает, как это случилось.

– Но ты должен понять, что сад вскоре будет переделан. Вон там ты можешь заметить двоих, которые требуют очистить это место от всех фантастических, бесполезных видений и которые преобразуют естественные богатства этого сада согласно всеобще одобренным методам.

И вдалеке Юрген разглядел две фигуры, приближавшиеся с востока, настолько высокие, что их головы поднимались над окружающими холмами и озарялись лучами солнца, которого еще не было видно. Один из приближавшихся был белый, одутловатый на вид великан со сварливым выражением лица: он шел, опираясь на палку. Другой великан был бледно-желтым; его лицо лоснилось, и он ехал верхом на огромной корове, которую звали Аудумла.

– Двигай туда, брат, со своим посохом жизни, – говорит желтый великан, – там есть чем заняться.

– Да, брат, это место должно сильно измениться, чтобы удовлетворять нашим требованиям, – проворчал другой. – Пусть меня поджарят на костре, если я знаю, с чего начать!

А когда великаны обратили свои скучные и грубые лица к саду, солнце поднялось над кругом голубых холмов, так что слитые воедино тени двух великанов упали на сад. На мгновение Юрген увидел, что местность накрыта длиннющей узкой тенью: так в геральдике можно увидеть черную полосу, начертанную прямо поперек ярко раскрашенного щита. Затем окружающее сияние задрожало и исчезло, как лопнувший пузырь.

А Юрген стоял посреди чистого поля, добросовестно вспаханного, но на котором еще ничего не взошло. А кентавр, похоже, по-прежнему был с ним. Юрген заметил копыта этого существа, но все золото смылось или стерлось с них во время путешествия.

– Видишь, Несс! – воскликнул Юрген. – Сад опустел. О, Несс, разве справедливо, что такая прелесть должна быть уничтожена?

– Не-е, – ответил кентавр, – не-е! – Долго, причитающе он ржал: – Не-е!

А когда Юрген поднял голову, то увидел, что его спутник – не кентавр, но лишь заблудившаяся верховая лошадь.

– Был ли ты прежде животным, – говорит Юрген, – и обычное ли животное привезло меня в сад между рассветом и закатом? – И Юрген безутешно рассмеялся: – В любом случае, ты надел на меня странную и прекрасную рубаху. И теперь я вижу, что твоя уздечка отмечена диадемой. Так что я верну тебя в замок Бельгард, и, может, гетман Михаил меня наградит.

Затем Юрген вскочил на коня и поскакал прочь со вспаханного поля, на котором все еще ничего не взошло. Оставив позади пашню, он подъехал к дорожному щиту с какой-то надписью чудными красными и желтыми буквами.

Юрген замедлил движение, чтобы ее разобрать.

«Прочитай меня! – было написано на щите. – Прочитай меня и пойми, если сможешь! Я позвал, и ты остановился на своем пути, предвидя нечто необычное, нечто забавное. Это так, хотя я – ничто, и даже менее того. Никто не видит меня, кроме того, кто здесь прозябает. Путник, я есмь закон Вселенной. Путник, воздай закону должное!»

Юрген почувствовал себя обманутым.

– На самом деле, очень глупый щит! Разве может он быть «законом Вселенной», когда в нем нет никакого смысла? – пробормотал Юрген. – Ведь любой бессмысленный закон был бы нечестным.

Глава VI

Показывающая, что Середа – женщина

Махнув рукой на этот дурацкий щит, Юрген повернул было на восток к Бельгарду, но его конь запротивился. Ростовщик воспринял это как знак.

– Тогда вперед! – сказал он. – Во имя Кощея! – И впоследствии Юрген позволял коню самому выбирать дорогу.

Так Юрген, проехав через лес, где увидел множество вещей далеко не лицеприятных, чтоб их замечать, оказался у большого каменного дома, похожего на тюрьму, и стал искать там прибежища. Но внутри он не обнаружил ни души, пока не дошел до большого, только что подметенного зала. Помещение удручало своей холодной опрятной пустотой, так как в нем не было никакой обстановки, если не считать голого соснового стола, на котором лежали измерительная линейка и чашечные весы. Над столом висела плетеная клетка с синей птицей и еще одна плетеная клетка с тремя белыми голубями. И в этом зале уже немолодая женщина, одетая во все синее и повязавшая вместо головного убора полотенце, разбирала необычайно цветастые ткани.