Мария Сакович - Сказки Мшанского леса Страница 7

— Нет! — почти закричала я. — Я мифологией занимаюсь! Средневековьем!! Песни, баллады, танцы!!! — слезы брызнули у меня из глаз.

— Чего орешь и сырость разводишь? — строго сказал дракон. — Мне тут вода ни к чему, доспехи заржавеют. Есть мне тебя не с руки, потому как наше, драконово племя, не ест вообще. В принципе.

— Как это? — сказала я, почуяв дуновение надежды.

— Так! — гаркнул вдруг дракон. — Отравиться боимся! Сожрешь вот такую дуру, а вдруг глупость заразна? И будешь потом века куковать, дурак дураком!

— А что вы со своими жертвами делаете? — опять полюбопытствовала я.

— Кто как поступает, — неожиданно миролюбиво поведал дракон, — вот сосед мой ближайший, тот сжигал всех и вся. Другой — зеленый был, красивый — в море бросал. А я отпускаю. Да всего-то ко мне за семь веков трое и пришло. Ты третья.

— Я, рыцарь и кто еще?

— Хи-хи, — сказал дракон грустно, — моя прекрасная дама наведалась. Я чуть не умер, когда ее увидел, так сказать, в натуральную величину. Правда, ей тогда уже 56 лет стукнуло, в колдовство она ударилась после моего исчезновения. Оказывается, тоже меня полюбила. Вовремя я смылся, а?

— Да уж. А где она сейчас?

— Померла, уже лет 300 как.

— Как же так? Ведь колдунья…

— Из всей нечисти драконий век самый долгий, — дракон отвернулся. В голосе его почувствовалась тоска, усталость и боль. Мне стало жаль его. Но тут он повернул громадную голову ко мне и изрек:

— Ты вот не больно-то опытная колдунья, тебе бы у нее поучиться.

— Я вообще не колдунья, — я даже рассмеялась.

— Глупость говоришь. Каждая женщина колдунья. Иначе чего бы твой невенчанным с тобой три года жил?

Я задумалась. Пожалуй, в чем-то он прав. Внезапно я поняла, как безумно соскучилась по моему любимому, оставленному в далекой России, по милому уютному, хоть и тесноватому гнездышку, по серому коту Мурзику… слезы навернулись на глаза. То ли дракон их увидел, то ли я ему просто надоела, но он тихо сказал:

— Тебе пора.

Я засобиралась. Дракон объяснил мне, как выйти через проход в стене, как выбраться из леса, и мы стали прощаться. Я попросила разрешения поцеловать его в шишковатый нос, он усмехнулся и пробормотал:

— Хоть ты не прекрасная и даже не дама, но все равно приятно…

Я чмокнула его в теплую рубиновую броню у горячей ноздри и уже почти вышла, когда вдруг вспомнила о фотоаппарате. Как ни странно, дракон разрешил себя запечатлеть, вытянувшись во всю длину на сокровищах, и даже распустил крылья три раза в разных ракурсах. А на прощание он сказал очень странную фразу:

— Желаю тебе не встречать больше никаких драконов, кроме сказочных.

Я почти вышла из подземелья, когда мельтешащий на задворках мозга вопрос наконец оформился в слова и застучал в висках. Почти бегом я ворвалась в пещеру и чуть не налетела на морду дракона, который лежал прямо у входа и, казалось, мирно спал. Услышав меня, он лениво приоткрыл правый глаз и, глядя мне в лицо янтарным взором, ласково поинтересовался:

— Ну, что еще?

— Скажите, пожалуйста… — я замолчала, пытаясь отдышаться.

— Пожалуйста, — вежливо изрек дракон и обдал меня теплым паром из ноздрей. В воздухе повис запах серы, — это все? Однако же, ты непритязательна, — он закрыл левый глаз и отверз правый.

— Нет, конечно. Можно последний вопрос? — я наконец отдышалась.

— Валяй, — дракон шевельнул хвостом, тот заскрежетал по монетам.

— Вы умеете читать мысли?

Страж подземелья закрыл оба глаза и, казалось, умер. Только легкий дымок, поднимавшийся от ноздрей, говорил о том, что рептилия жива и здорова. Прошла целая вечность, пока янтарные очи не открылись и, озаряя теплым сиянием повисший в подземелье мрак, не остановили взор на мне. Дракон долго сверлил меня теплыми глазами, а потом вздохнул и ответил, очень тихо, почти шепотом:

— Нет, просто я очень долго живу.

В Россию я вернулась через неделю, счастливая, нагруженная кучей информации, с кипой материалов, и принялась срочно обрабатывать полученные сокровища народного фольклора. Про встречу с драконом я никому не рассказывала, потому что боялась — не поверят. Решила — вот сделаю фотографии, и обязательно поделюсь с любимым. Но по какой-то непонятной причине фотографии не вышли. В каждом кадре переливалось всеми оттенками свежей крови нечто, похожее на северное сияние, и больше ничего. Правда, была одна фотография, на которой очень четко получился огромный янтарный глаз с продольным узким, похожим на змеиный, зрачком. Любимый, к тому времени ставший мужем и готовящийся стать отцом, спросил, что это такое. Я долго смотрела на фотографию, вспоминая прекрасные янтарные глаза рубинового стража сокровищ, а потом сочинила, что это эскиз старинного медальона, принадлежавшего, по преданию, Ланселоту Озерному, и называется он «Глаз дракона». Когда я ехала в родильный дом, муж надел мне на шею этот медальон, сделанный по фотографии на заказ и казавшийся на удивление теплым. Роды прошли успешно.

В Англию я попала только через год. Ни того леса, ни холма с руинами Серого замка я, конечно же, не нашла. Да и в летописях о Сером замке не сохранилось ни одного упоминания.

Королевская охота

…но ты знаешь, ведь гончие взяли мой след,твои серые гончие взяли мой след,королевские гончие взяли мой следи не знать мнени сна, ни покоя…

Вид ее мне сразу не понравился — несмотря на красоту и утонченность черт, выглядела она неважно. Воспаленные красные веки, лихорадочно блестящие зеленые глаза, бледная до синевы кожа и огромные темные круги под глазами. Она нервно повернулась в мою сторону, когда я открыл дверь купе, окинула меня изучающим взглядом и снова отвернулась к окну. Я поднял нижнюю полку, бросил под нее рюкзак и вышел из вагона на перрон, чтобы купить пива и чего-нибудь на закуску. Заодно покурил прямо у подножки, перебрасываясь ничего не значащими игривыми фразами с проводницей, симпатичной крашеной блондиночкой моего возраста. И, когда поезд наконец тронулся, завис в тамбуре, не понимая, почему мне так не хочется возвращаться в купе, где в угол жмется стройная красивая девушка, наедине с которой я чувствую себя на удивление некомфортно, будто она прячет за пазухой нож или в кулачке — увесистый камень.

Однако возвращаться все же пришлось. Я осторожно открыл дверь и в последнем свете дня, меркнущем на глазах за пыльным окном купе, увидел, как вздрогнула моя спутница. Почему-то извинившись, я сел за столик, откупорил бутылку пива, предложил ей, но она молча качнула головой в знак отрицания. Я посидел немного, полюбовался видом из окна — мы проезжали как раз какую-то весьма живописную равнину, напомнившую мне пейзаж Рохана из «Властелина колец» — потом решил послушать музыку, встал с полки и вытащил рюкзак. Когда я рылся в вещах, чтобы выудить со дна рюкзака почему-то ухнувший туда плеер, на пол упала книга, которую я намеревался дочитать в пути — Зигмунд Фрейд, лекции по психоанализу. Не успел я нагнуться, как соседка неуловимым, почти змеиным движением подняла книгу с коврика, подержала в руках и неожиданно красивым низким голосом сказала: