Елизавета Манова - Один из многих на дорогах тьмы… Страница 7

— До сих пор не могу понять! — хмуро сказал Даггар. — Безумие что ли нашло на этих подонков? Ладно, Энрас мог ошибиться. То ли не сумел поладить с служителями Предвечного, то ли они сами увидели в нём угрозу. Ладно! — сказал он яростно, и лицо его исказилось болью и гневом, словно годы ничуть не смягчили боль и не утишили гнев. — Они заставили оступиться служителей Верхнего Храма. Они запугали Соправителей — этаких тряпичных кукол. Но только безумцы совершили то что они сотворили! Могли выгнать Энраса из Ланнерана — уж в такое время Рансала не снизошла до сведения счётов! Но схватить Ранаса, как базарного вора? Подвергнуть пыткам? Казнить на потеху черни? Неужели они надеялись, что это мы простим?

— Мы отомстили, — сказал он с недоброй усмешкой. — Первый мой бой и первая кровь. — Он хохотнул — не смех, а рычание, и впервые Торкас почувствовал в нём родню. — Мы взяли по сотне жизней за каждую каплю крови. Мы заставили Соправителей — тех, кто остались жив — совершить обряд поклонения на том месте, где умер Энрас. Мы взяли с них столько золота, что снарядили двадцать пять кораблей…

— И мы проиграли, — сказала Майда. Боль и гнев погасли в её глазах, и осталась только печаль. — Мы победили Ланнеран, но не смогли бы его удержать, и не смогли бы заставить их сделать то, что спасло бы Ланнеран и Рансалу. Мы потеряли слишком много людей и — главное! — время.

— Мы бросили жребий, — сказал Даггар, — кому из Ранасов идти по тропе Третьего брата. Жребий пал на Пятого брата, и с ним пошло двадцать воинов — все добровольцы, потому что мы знали: даже тот, кто вернётся, вряд ли останется жив. Вернулся один — в Чёрном огне — и принёс расчёты и записи Пятого брата. Мы убедились, что Энрас был прав, что все идёт, как он говорил. Уйти далеко на север к Пределам Льда — туда не скоро дойдёт Белый Ужас.

— Мы все рассказали, — сказала Майда. — Прости, Торкас, но большего мы не можем сказать.

Две пары одинаковых глаз и общее ожидание, и он, сглотнув упрямый комок, ответил им торопливо:

— Спасибо. Я должен подумать. Если вы не обидитесь, я буду спать со своими людьми.

В эту ночь не было полной тьмы. Бледный отсвет, словно дальний проблеск зарницы, Чуть подсвечивал край небес. В стороне, где уже нет моря.

Торкас стоял у окна, когда тот, другой, зашевелился в нём. Он был огромный, властный, спокойный. Прищурившись, он вгляделся в тьму и улыбнулся его губами.

— Занятно, — сказал он себе и мне. — Похоже, мы здорово влипли, Торкас. Придётся нам завтра пойти и взглянуть.

«Отец!» — хотел он сказать, но не сумел. Только Вастасу мог он сказать «отец».

— Ничего, — спокойно ответил другой. — Это не важно, Торкас.

— Я хочу добраться до моря, — сказал Торкас Даггару. — Тайд всё равно от меня не отстанет, а остальные… ничего, если они подождут меня здесь?

— Сколько угодно, — сказал Даггар. — Запасы Рансалы обильны.

— Даггар, — сказал Торкас, — если я не вернусь…

— Я отправлю ребят в Такему и дам им еды на дорогу. Я думаю, ты вернёшься, Торкас. Жаль, что я не могу прогуляться с тобой.

— Я знаю, — ответил Торкас. В самом деле, он знал — или знал Другой? — что Даггару и Майде суждено умереть в один час.

Но, кажется, это будет не скоро.

Они ехали по серым пескам бывшего моря. Створки раковин, белые кости покрывали песок и тоскливо хрустел под лапами дормов. Было душно, но Торкас и Тайд закрыли повязками лица, потому что на кожу садилась жгучая соль.

Три дня они тащились в этом тумане, спали, прижавшись к дормам, не разжигая огня, и с каждым днём отблеск за краем неба становился все ближе и все красней.

На четвёртый день они увидели море. Оно тоже было серым — как небо и мир. Но живой беспокойный блеск, но пронзительный запах — чем-то острым, томительным, радостным пахло оно, и усталые дормы пошли скорей, понеслись по пескам навстречу прохладе.

— Тайд, — спросил Торкас, — ты был тогда в Ланнеране?

— Да, господин, — сурово ответил Тайд.

— Ты бы Его узнал?

— Да, господин. — Помолчал и добавил. — Узнаю.

— Я не хочу становиться богом, Тайд! Я не знаю, как быть, — сказал он с тоской. — Сражаться против Судьбы? Но разве это не трусость — не сделать того, что тебе суждено? Покориться Судьбе? А разве это не трусость — покориться и делать не то, что хочешь?

— Нет, господин, — ответил Тайд. — Это не трусость. Только с Судьбой всё равно не поспоришь — повернёт на своё. Лучше уж сделай, что тебе должно, да и вернись домой, отцу на радость, а нам — в защиту…

А к вечеру они увидели белое море. Они ехали берегом вдоль самой кромки прибоя, вдоль волнистой мерцающей полосы, украшенной у камней комочками пены, и ветер нёс уже не прохладу, а влажную паркую духоту, и марево мокро дрожало над морем, и вкрадчивые полоски тумана медлительно липли к тяжёлой воде.

Туман все гуще мешался с водой, вскипали и лопались пузыри; вода закипала, как в котелке, а дальше была непроглядная муть, колышущаяся стена из пара.

«Он натолкнулся на белое море и пошёл вдоль тумана…»

Как близко…

И снова Другой шевельнулся в нём, без слов говоря, что следует делать.

Он спешился, бросил поводья Тайду, плотнее закутал повязкой лицо, надел рукавицы и коротко бросил:

— Жди меня здесь!

— Нет, господин!

— Да, — ответил Другой. Без нетерпения и досады: просто воля его закон, и возражения невозможны.

— Для тебя это смерть, — сказал Другой, — а я вернусь, — и довольно скоро.

И они вошли в полосу тумана — я и Торкас, я и Другой…

Вот оно что, подумал он. Похоже на свищ. Занятно.

Белая-белая смерть, липнет к лицу, щупает тело горячей лапой…

Не бойся, малыш, я прикрываю.

Красный отблеск на белой мути. Неужели это горит вода?

Алая огненная пасть. Жадная пасть жрущая мир.

Он недобро прищурился на огонь — он один, извечно, бессмертно мёртвый, он — один на один с врагом, вечно мёртвый против вечно живого, но всегда несущего смерть.

Алая пасть, огненный вихрь, жаркое колесо из огня; вот оно двинулось на него, ничего, здесь стою я, ну, попробуй меня раздавить! И Тяжёлая тёмная сила — сгусток тьмы, наполненной болью, горечь жизней, одиночество и гордыня. Чёрный кокон жгущего мрака; он стоял, погруженный во тьму, и огонь налетел на него, окружил, отшатнулся.

И тогда он пошёл вперёд, шаг за шагом тесня колесо, и оно откатилось назад и почти затерялось в тумане.

Красный отблеск на белой мути…

— Что, малыш, я ещё гожусь?

Он устало провёл рукой по прожжённой повязке и, сутулясь, побрёл назад.

6. ДВОЕ

Не спеша возвращались они в Рансалу. Дормы устали, да и незачем было спешить. Пока я в пути я никому не должен. А когда я приеду…