Джеймс Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 1 Страница 7

— Ох, у тебя всегда найдутся отговорки, отдаю тебе должное, но лучше поздно, чем никогда. Ну так, Ниафер, знаешь ли ты что — нибудь об этом желтоволосом герое — простофиле?

— Да, сударыня, он прежде жил, присматривая за свиньями мельника недалеко от Ратгора, и мне случалось видеть его на кухне Арнейского замка.

Жизель обернулась к волшебнику, а ее тонкие золотые цепочки и бесчисленные драгоценные камни вспыхнули не более ярко, чем сапфиры глаз.

— Вот как? — сказала она страшным голосом. — И ты собираешься отдать меня свинопасу с наполовину обстриженной головой и дырами на локтях!

— Моя дорогая, и прическа, и костюм — дело вкуса и только, и будь он хоть дважды свинопасом, но он владеет магическим мечом Фламбержем, перед которым все мои силы — ничто.

— Вздор, все очень легко устроить. У вас, мужчин, нет ни капли здравого смысла! Мальчик, дай мне этот меч, пока ты не поранился, балуясь с ним, и положим конец этому недоразумению, — потребовала надменная дама, и какое — то время герой — победитель по — детски обиженно смотрел на нее, но он не обратился в бегство.

— Госпожа Жизель, — ответил Мануэль. — Я, возможно, простофиля, бедно одет и молод, но, пока обладаю этим оружием, я — господин вас всех и своего будущего. Отдав его, я потеряю все, что мои предки научили меня ценить, ибо мои суровые предки считали, что богатство, земли и красавицу жену приятней иметь под боком, чем стадо свиней. Поэтому, если кто — то предлагает мне сделку, я сперва поторгуюсь, прежде чем договориться о цене.

Он повернулся к своему товарищу.

— Дорогой коротышка, — сказал Мануэль, — ты тоже должен сказать свое слово, потому что с самого начала именно твоя смекалка спасла нас и завела так высоко. Посмотри, я наконец обнажил Фламберж и стою на подозрительной вершине Врейдекса, и я — господин данного часа и будущего. Теперь мне осталось отрубить мерзкую голову этому проклятому волшебнику — и делу конец.

— Ради Бога! — сказал Мирамон. — Я после этого превращусь во что — нибудь другое, что, вероятно, нам лучше не обсуждать. Это ничуть меня не затруднит, так что воздержитесь от неуместного милосердия по отношению ко мне, а вместо этого действуйте мечом и забирайте заслуженную награду.

— И так и этак, — признал Мануэль, — мне нужно лишь ударить мечом — и я получаю большое богатство, плодородные пахотные земли и красавицу жену, и свинопас станет знатным дворянином. Но именно ты, Ниафер, добыл это для меня, и я чувствую сейчас, что эти неожиданные блага не так чудесны, как ты, мой дорогой друг.

— Но ты тоже чудесен, — был ответ Ниафера. Мануэль же сказал с печальной улыбкой:

— Я не такой, и в час своего триумфа я в ужасе от собственной ничтожности. Послушай, Ниафер, я думал, что изменюсь, когда стану героем, но, несмотря на то, что стою здесь, красуясь с этим длинным мечом, и являюсь господином данного часа и будущего времени, я остаюсь мальчишкой, который в прошлый четверг еще пас свиней. Я не испугался чудовищ, которые встретились нам на дороге, но графскую дочку я ужасно боюсь. Ни за что на свете не останусь я с ней наедине. Нет, такие изящные дамы не для свинопасов, и я хочу другую жену.

— Кого же ты желаешь себе в жены, — спрашивает Ниафер, — как не прелестнейшую и богатейшую даму во всем Ратгоре и Нижнем Таргамоне?

— Что ж, я возьму умнейшее, милейшее и самое чудесное существо на свете, которое, по моим воспоминаниям, я видел недель шесть назад, когда заходил на кухню Арнейского замка.

— А! Тогда это можно устроить. Но кто она, эта изумительная женщина?

Мануэль же сказал:

— Ты — эта женщина, Ниафер!

Ниафер ничего не ответила, но улыбнулась. Она подняла плечико и потерлась им о широкую грудь Мануэля. Так они вдвоем какое — то время смотрели друг на друга, не произнося ни слова, и, судя по всему, не замечая ни Мирамона Ллуагора, ни его чудес — ничего на свете, кроме друг друга.

— Для меня теперь здесь все изменилось, — сказал наконец Мануэль вполголоса, — и остаток жизни я теперь буду жить в мире, где Ниафер — единственная из всех женщин.

— Мой дорогой, — ответила Ниафер, — и блестящая королева, и изысканная принцесса — это лишь сердце женщины, прыгающее от радости, когда на нее посмотрят дважды, что говорить обо мне, я — простая служанка!

— Это точно, — сказала Жизель дребезжащим голосом, — Ниафер — моя переодетая служанка — язычница, на которую мой муж неделю назад наслал сон с приказанием явиться ко мне, чтобы следить за моими вещами. Поэтому, Ниафер, раз тебя вызвали служить, прекрати лапать этого свинопаса и отвечай мне, что это такое я слышу о твоем замечательном уме.

Но Мануэль сам с гордостью рассказал о ловушках, которые миновала хитроумная Ниафер, о змеях и прочих ужасах. И, покуда он хвастался, Мирамон Ллуагор улыбался, а Жизель скептически смотрела на Ниафер: и Мирамон, и его жена — оба знали, что ум Ниафер искать можно так же долго, как и ее миловидность, и что именно сон, насланный Мирамоном, досконально сообщил ей хитрости и уловки, которые так очаровали свинопаса.

— Поэтому, госпожа Жизель, — говорит в заключение Мануэль, — я отдам вам Фламберж, Мирамона, Врейдекс и все остальные горы в придачу в обмен на самую чудесную и умную женщину на свете.

И Мануэль изящным жестом вручил заколдованный меч Фламберж прелестной графской дочке, а сам взял руку ее смуглой невзрачной служанки.

— Ну, — говорит Мирамон в тихом смятении, — эта картина производит сильное впечатление. Но что касается твоих собственных интересов, Мануэль, неужели ты считаешь свой выбор вполне разумным?

Высоченный Мануэль посмотрел на него сверху вниз с презрительной жалостью.

— Да, Мирамон, ибо я — Мануэль, и я следую своим помыслам и своим желаниям. Конечно, с моей стороны очень великодушно отказаться от богатств и власти, но Ниафер стоит этой жертвы, и, кроме того, она свидетельница моего великодушия.

Ниафер же, конечно, размышляла: «Это очень мило с его стороны, и я буду вынуждена из простой порядочности позволять ему такие безумства пару первых месяцев замужества. После чего, надеюсь, мы перейдем к более благоразумному образу жизни».

Между тем она с обожанием смотрела на Мануэля: совершенно так, словно считала, что он выказывает необыкновенную рассудительность.

А Жизель и Мирамон переглядывались, не понимая, что нашел этот длинноногий юноша в глупенькой замухрышке, которая на много лет его старше.

Так они наблюдали происходящее, и к ним пришла эта потрясающая мысль, которая удерживает множество супружеских пар в объятиях человеческой природы: «И насколько мудрее и счастливее наш брак, так или иначе, любого среднего брака!»