Екатерина Казакова - Наследники Скорби Страница 71

-

тем временем спросил мужчина, вытягиваясь на траве.

Мальчонок кивнул. В Стае не было никого ему по возрасту. Он у них единственное дите

-

всем докука.

-

Нынче снова к подружке твоей пойдём. Беседа есть до тамошних. Вот и наиграешься.

Тяжелая рука взъерошила волосы на затылке.

-

Там ребятишек много. Своди их плотину бобровую поглядеть. Да там по реке выше падун есть. А возле него камень старый. На человеческий череп похож.

-

Брешешь!

-

Ярец аж сел от такого известия.

-

Как есть говорю,

-

усмехнулся Серый.

-

Череп. А в глазницах

-

мох.

-

Далёко?

-

Не шибко.

Малой заерзал.

…В Лебяжьи Переходы они отправились следующей ночью. С этими. Две волчицы, три переярка, один матерый. Красивые… Ярцу вовек таким не сделаться

-

чтобы мышцы буграми, чтоб прыжок тягучий и легкий, а лапы большие и сильные. Он глядел, завидовал. Хорошо им. Охотятся с Батей. А от таких, как он, Малой, какой толк? Пока

-

а

-

а еще вырастет. А и вырастет, этим не станет. Обузой только. Корми его… Зачем такой нужен Стае?

Он глодал сам себя, забыв, что в Стае, кроме этих, немало подобных ему

-

самых обычных и таких же бесполезных. Только они старше были.

Юна сидела на крылечке, пеленала в рогожку соломенную куклу.

-

Ой! Давно вас не было!

-

обрадовалась девочка и вполголоса сообщила:

-

А батя с дядькой Званом все на твоего ругались. Ой, ругались…

И тут же забылась, глазки заблестели:

-

А надолго вы?

Ярец ответил с достоинством:

-

Как беседа сладится…

Девочка понятливо закивала, но потом простодушно сказала:

-

Не сладится. Дядька Зван старшого твоего припадочным называл. Говорит, мол, все у него без ума, на одной злобе. Как ты с ним живешь? Не обижает тебя?

-

и она с жалостью заглянула мальчику в глаза.

Тот насупился от обиды за вожака и буркнул:

-

Батя

-

самый лучший. А дядька Зван твой

-

дурак.

Юна тут же вспыхнула:

-

А что ж говорят про него, что лютый больно? А правда, будто он людей грызет и вас учит? Тебя не учил?

Малой уже пожалел, что пришел к этой болтушке. От ее слов было и обидно, и горько, и досадно. Чего б понимала! А ведь все лето они водили дружбу. Когда Серый наведывался в Лебяжьи Переходы, обязательно брал с собой щенка. Ребятишки встречались и подолгу играли. А уж сколько раз наверх сбегали

-

и вовсе без счету! Правда, и попадало за это…

Ярца

-

то Батя никогда не ругал, говорил:,"Волк

-

не пес. На цепь не посадишь. Бегай, коли ноги есть. Когда вам еще наиграться?" Но Юне нагорало, если узнавали.

-

Ничего он не учит,

-

буркнул обиженно мальчик.

-

Ты сердца

-

то не держи,

-

попросила подружка, почувствовав его горечь.

-

Боязно только. Меня заругают, если опять с тобой убегу… А то и всыплют.

После этих ее слов Ярец совсем сник, даже слезы на глаза навернулись. А он

-

то…

-

Ну и сиди тут,

-

буркнул мальчик.

-

А я ей череп показать хотел каменный. У

-

у

-

у… хухря!

-

Сам ты хухря,

-

обиделась она и тут же спросила:

-

А что за череп?

-

За плотиной бобровой…

-

Да ну?

-

Чтоб мне пусто было!

-

А далече идти

-

то…

-

протянула девочка.

-

Вот и не ходи.

-

Дак со мной братья просились и сестра. Сведешь?

-

Со мной же нельзя, заругают,

-

из вредности напомнил Малой, в душе радуясь, что подруге все же интересно.

Девочка потупилась. Отец и впрямь просил не ходить больше с волчонком. Не водить с ним дружбы. Сказал, со зверем шутки плохи. Но Юна не понимала, что не так с Ярцом, таким серьезным, смелым и любопытным. Да и на череп страсть как хотелось посмотреть. В Пещерах было спокойно, но ведь и скучно тоже. Камень да эхо. То ли дело наверху! Там пахло землей, травой, хвоей, водой и ветром!

Они улизнули незаметно, когда старшие собрались в избе дядьки Звана.

Лес встретил пятерых ребятишек согласным шумом высоких крон и мерцанием звезд. Ночь казалась бесконечной и тихой. Плодовник подходил к концу…

За бобровой плотиной на версту вверх по течению реки и впрямь сыскался падун

-

вода, журча, лилась с невысокого каменного уступа, в стороне от которого над потоком навис гранитный лоб мшистого валуна.

-

Ой… и впрямь череп…

-

Юна восторженно сложила ладошки на груди.

-

Экая громадина! Стёха, ты, поди, целиком в рот к нему поместишься!

Ярец молчал, гордый произведенным впечатлением. Будто сам притащил сюда эту глыбу и придал ей нынешний облик.

Мальчата уже полезли по каменистому склону, когда волчонок почуял…

-

Стойте!

-

Он вдруг припал к земле, с ужасом втягивая носом воздух.

Ребятишки замерли, испуганно переглядываясь. У них не было звериного волколачьего нюха, и оттого испуг Ярца, вызванный неведомой опасностью, показался страшным вдвойне.

-

Чего там?

-

негромко спросил Стёха

-

Юнин двоюродный брат.

-

Тихо…

-

одними губами ответил Ярец.

В этот миг ветер донес запах…

У волчонка мутился рассудок. Пахло человеком… пахло смертью. Он никак не мог этого понять. Как человек может пахнуть не одуряющим сладким запахом крови и плоти, а…мертвечиной?