Виктор Яковлев - Тень императора Страница 72

Император продолжал улыбаться, отчасти я понимал его, за этот год он неоднократно теребил меня, требуя результаты, пришлось поклясться ему, что у меня все под контролем и я даю свою голову в заклание, что в нужный момент выложу ему все карты и вот день настал.

— Спасибо Анри, — он впервые на официальном мероприятии назвал меня по имени, я встал и склонился перед ним.

Он поднялся со своего трона, посмотрел пустым взглядом на меня и Совета, затем тем же тоном, что десяток лет назад приказал мне убить всех, кто был на охоте, сказал.

— Убейте их всех. Слышишь Анри? Мне давно говорят, что ты сам сатана, дьявол в человеческом обличии. Ешь на завтрак младенцем и вечером разделываешь себе девственниц на завтрак. Так вот я отвечу всем кто здесь есть, сразу, чтобы они знали мое отношение к тебе.

— Пусть он дьявол, но он мой дьявол и он единственный делает то, что я приказываю. Без споров и рассуждений.

Он замолчал, а перепуганный до ужаса Совет переводил взгляды то на него, то на меня. Император повернулся и приказал слуге принести его шкатулку. Сейчас даже я не понимал, что он задумал.

Когда её принесли, император достал оттуда на свет вещь, увидев которую вздрогнули все. Я едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. Малая императорская печать!

Один из символов власти императора, ей можно подписывать все указы и приказы внутри империи, Большая нужна только в особых случаях или при переписке с другими государями.

Он протянул её мне!

— Не хочу вникать в эту мерзость, ты его раскрыл, тебе и действовать.

— Но ваше императорское величество, есть отпрыски великих домов, — не принял её я, решив уточнить, — у меня нет власти приказывать казнить их. Даже как канцлеру, мне нужно согласие Совета на это.

— Совета больше нет, — он нагнулся ко мне и вложил в руку печать, — он распущен за ненадобностью. Поднимай войска, я распоряжусь, делай все что потребуется, но очисть мне мою империю от скверны.

Мне одному сделалось дурно или это всем внезапно поплохело, император только что дал мне возможность вторить все что угодно, подписываясь его именем. Я был в шоке, никогда я даже не мечтал о такой возможности, я заготовил кучу свитков и менами, чтобы подкладывать их императору во время начала процесса, а тут мне давали по сути самому распоряжаться судьбой всех дворян империи.

— Слушаю и повинуюсь, мой император, — я склонил колено, так и оставшись, пока он не вышел. Когда за ним закрылась дверь, я медленно выпрямился. Мою торжествующую улыбку увидели все, и вот теперь им стало страшно по-настоящему, даже герцог, мой идеолог и соратник по заговору, старался не встречаться со мной взглядом.

— Герцог де Гел, останьтесь пожалуйста, — произнес я, расставляя все точки в текущем раскладе сил, — остальных членов бывшего Совета, прошу покинуть зал.

Я заметил, как облегченно опустились его плечи, но ему действительно незачем было переживать, работая с ним целый год я понял главное в нем, что и определило мое к нему отношение. Главное для него было сохранение Рода! Он мог вступить в любые союзы и альянсы, делать любую грязную работу, если это помогало сохранить численность его рода. Даже сохранность некоторых его членов его волновала мало, главное, чтобы род оставался силен.

— Пожалуй приступим ваша светлость, — я медленно и устало опустился на свое кресло, — думаю, начнем арестовывать начиная с верхушки, затем спускаясь вниз, а пытать и казнить наоборот, снизу вверх, чтобы сильнее распутывать заговор?

— Да, тогда я с вашего позволения принесу списки, — согласился он не дрогнувшим голосом, то что списки у нас были готовы давно, знали только мы двое.

Следующая ночь вошла в историю империи и императора Диметра I Кровавого, как «Ночь Тени императора». Армия вступила в столицу, оцепив каждый дом, а также большая её часть направилась во владения родов, указанных в приказе, как мятежников.

Кровь залила город, и никому не было пощады.

Глава 11

Договор

Я впервые за месяц попал домой, работы было столько, что рука устала штамповать и подписывать приказы. Не доверяя никому я проверял каждый указ, каждую фамилию, что уходила на казнь. Многие, слишком многие пытались откупиться, приползая ко мне на коленях, но они просчитались, приходить надо было тогда, когда я ничего не знал о заговоре и заговорщиках. Теперь же все, кто был в наших списках, попадали сначала в камеру палача, и практически через день на плаху. Слишком много была работы ему, поэтому пришлось взять в штат еще десять его помощников. По закону, за государственную измену полагалось четвертование, но я решил все упростить в виду большого количества желающих попасть на тот свет.

Наконец вчера мы закончили и теперь оставался последний аккорд, казнь зачинщиков заговора, первой девятки, что придумала и повела за собой остальных. Вы бы видели лица осужденных, когда я лично в их присутствии освободил барона, простите уже виконта Эстона от цепей и вынес ему благодарность императора.

Имя же герцога де Гела, на которого ссылались все без исключения заговорщики, я велел просто вычеркивать из показаний, нечего было порочить имя порядочного дворянина.

Проходя к своему креслу, на котором графиня обычно снимала мне обувь я был едва не сбит обезумевшей фурией с ног.

— Анри! Я умоляю тебя! Заклинаю, — она рыдала, хваталась за меня и одновременно с этим пыталась упасть на колени, — спаси их! Я сделаю все что ты захочешь, буду твоей рабой, буду ползать за тобой всю жизнь, только спаси моих мальчиков!

Она была явно не в себе, пришлось дать её оплеуху, она упала, но тут же бросилась ко мне и прижалась к коленям, судорожно пытаясь стащить сапоги и целовать мне ноги.

— Я умоляю тебя, мои мальчики! Это все, что у меня осталось! Всем святым, что у нас было я заклинаю тебя, спаси их!

— Ты вообще в своем уме? — удивленно спросил я, пытаясь освободиться от неё, — они государственные преступники, даже император, вздумай ему такая блажь освободить их, был бы не понят никем.

Она судорожно вскочила и стала срывать с себя платье.

— Я ведь знаю зачем ты все это делаешь! Возьми меня! Можешь делать все что хочешь, только спаси их!

Разорвав свои одежды она бросилась ко мне, пытаясь расстегнуть мне ремень, пришлось её ударить, чтобы знала свое место.

— Успокойся, им уже не помочь, раньше надо было думать, давая мятежникам приют в своей комнате, — отрезал я.

Услышав мои слова она зарыдала, затем вскочила и выхватив из комка одежды маленький кинжал, кинулась ко мне.

— Будь ты проклят ублюдок! Я ненавижу тебя!