Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка Страница 72

   Все опыты Немайн проведет тихонько–тихонько. И, если характеристики окажутся слишком хорошими, придумает, как их занизить. Чтобы рыцари не хвалились до поры…

   Шашка с тихим шепотом утонула в деревянных ножнах. Ладони горят… Интересно, сестра права и перчатки спасут — или у Рима будет вторая августа с мозолями? Зато, когда правая рука ложится на рукоять, так и хочется зацепить ребром ладони навершие, шашка сама в руку прыгнет, хлестнуть наотмашь. Анастасия понимает: против настоящего бойца ей и трех вздохов не устоять. Если враг успеет сделать первый!

   Бей первая — закон слабой. Бей быстро, сильно, без сомнения, без жалости. Руби бездоспешного, коли окольчуженного — и вперед! Повезет — прорубишься, нет — падешь со славой. С лозой уже получается… почти. С живыми врагами, наверное, не выйдет. Для этого нужна отчаянная, безоглядная наглость. Такая, как у сестры! Надо — с палкой на меч бросится и победит. Недаром сравнивают с неукротимым зверем… Кто бы еще рассказал римлянке–гречанке–армянке–персиянке как росомаха выглядит! В навершии штандарта скорее, хорь лесной — только большой. Выгнутая спина, выскаленная пасть, когти–ножи…

   Сестра в ответ на прямой вопрос сказала:

   — Сказки… А росомаха и есть хорек, только раз в двадцать больше! Характер — тоже… в двадцать раз. Если верить охотничьим россказням.

   Щурится на солнце, которое и закончило занятия. Пока дружина устраивает лошадей, рыцарь просто обязан присмотреть, как его боевой конь устроен, Августина — нет, теперь Немайн — ворчит на светило. Говорит, обязательно закажет ювелиру золотое седло на нос, чтоб в нем сидели, прямо перед глазами, два темных стеклышка. Мол, сойдут самые простые, бурые или зеленые, лишь бы сквозь них мир не таким ярким казался. Ей немедля сообщили, что кое–кому ярким днем спать положено. Гейс! Недодремлет минутку, с городом на холме случится что–нибудь нехорошее. Суеверие, с которым, ничего не поделать.

   — Все равно нужно. Будет нужно — вечером досплю. Или утром, заранее! Ох ты, Тристан! Не один…

   Точно, у выхода арены встречают двое: взрослый в тоге и мальчишка, с которым Немайн ночью познакомила. Тристан! Точно, как и обещали вернувшиеся гонцы: будет, но опоздает. С семьей все хорошо, за беспокойство благодарят. Выходит, и отец с ним явился — благодарность засвидетельствовать? Анастасия еще раз, при свете, рассмотрела мальчишку. Или уже юношу? Посередине… Примерно таким был старший брат, Ираклион. Тот, что был крестным отцом Константа, тот, что сам короновал племянника. Не верил в подлость человеческую. Как и мама…

   Похож — не внешностью, но и не одним возрастом да пушком на верхней губе. У него тот же упрямый наклон головы, та же способность выслушать родителей, но настоять на своем. Только Ираклион все старался победить словами — почти сумел, увы, почти — этот же выбрал меч. Что ж, когда законного государя не слушают подобру — нужно оружие, и кривое подойдет отлично. Сестра права, таким и следует рубить кривду! От прямого клинка, глядишь, увернется.

   Немайн между тем обсуждает давешнюю страшную сказку. И то, что, оказывается, многие ждут новой, и не в пересказе лекарского сына.

   — Я бы, как раньше, приходила, рассказывала. Увы, теперь я не только своя, на мне городские дела, времени очень мало. Приходите вы ко мне, в «Голову». Скажем, последний час перед закрытием ворот. Как раз успею историю выложить, а все, кто слушает — домой успеть. Подойдет?

   Тристан кивает. Потом переходит к делу.

   — Ты знаешь: я хочу быть рыцарем. Ты же мне для того и сказку рассказала, чтобы я понял: можно быть врачом и рыцарем одновременно. Так вот — я понял. Так отцу и сказал: пора меня учить воинскому делу всерьез. Иначе будет поздно.

   Мэтр Амвросий развел руками.

   — Я уговаривал сына. Даже припомнил, что в старые времена два учителя одного ученика пополам разрубили. Думаю, за то, что посмел приравнять их науки…

   — У него есть отец–врач, — отозвалась Немайн, — и братья–рыцари. Неужели в семье будет усобица?

   — Будет, — сказал Тристан. Та, кого он уже определил в Учителя, щурится, якобы на солнце. На деле — забавляется разговором. Все понимают, чем дело закончится, но играют в слова. Зачем? Нужно спросить при случае, Немайн объяснит. Не прямо, так в очередной истории.

   — Хитрый, — Немайн ткнула ему кулаком под бочок. Не то сестра брата, не то зазноба ухажера. Не то вообще товарищ по проказам! Анастасия округлила глаза. Когда это базилиссам разрешалось так себя вести? Вокруг — все тихо. Это Камбрия. Тоже Рим, но иного норова.

   Потом, не на людях, сразу две сестры–камбрийки ухватят сиду — каждая за свое ухо — и строго спросят: «Так ты еще маленькая или уже взрослая?» На что получат раздумчивое: «Немайн–хранительница — взрослая. А Майни — младше Сиан…» И вместо тягания придется им рыжую–хитрую за ушами чесать.

   Тристан обвинением в хитрости — горд.

   — А как без хитрости приплыть на двух лодках в два разных места?

   — Немайн, ты видишь? Вот так он дома разговаривает! Скоро уши заострятся!Еще немного, и мать решит — подменыш.

   — Угу, и три лишних позвонка у него тоже вырастут… Ладно, уговорили. Будем делить ученика. Тебе, мэтр, какую половину сына оставить? Левую или правую? Бородатая шутка — подсунуть фэйри голову, и пусть они ее кормят — не пройдет!

   Лучший врач Британии молчит. То ли, как книжник, не знает народных сказаний, то ли у бриттов расхожий сюжет не встречается.

   — Разделим, как Эмилий Павел и Теренций Варрон — войско.

   — Вспомни: это закончилось Каннами! Нет уж, я, подобно Фабию Медлителю, требую не половину дней, а половину воинов! Так что… давай делить. Кому, как не тебе, знать, что левая и правая половина неравнозначны. Какую предпочитаешь — ту, что с сердцем, или ту, что с печенью?

   Врач молчит. Не знает, как на шутку отвечать? Мальчишка — знает.

   — Учитель?

   — А?

   — Пока вы с отцом не решили, на какие половинки меня рубить, может, расскажешь историю про голову, которую кормили?

   — Кормили фэйри? Не забывай слов, не то услышишь не то, чего желаешь. Да вот, так уж вышло — горе побежденным. Даже лучшие из сидов для людей — Добрые соседи лишь до тех пор, пока разговоры подслушивают, и каверзы творят за всякую обиду. Стоит позабыть — жди неприятностей. С чего тогда началось? А, вот…