Андрей Дай - Искра Зла Страница 73

С трудом втиснулся между стеной и широкоплечим велиградцем. Он боялся, но я его не винил. Мало есть в орейских землях людей, понимающих суть силы рунных знаков.

— Давай, Арч, — прошипел Ратомир. — Вытаскивай нас отсюда.

Я попробовал пожать плечами, но не так-то это просто, если ты зажат в узкую щель. Приложил руку к цепочке знаков передающих энергию на нарисованную в стороне фигуру и представил, как по корявым знакам бежит серебряная змейка силы. Бежит, заполняя глубокие колодцы рун, заставляя их светиться. Голубым — руну ветра. Алым — руну огня. Белым — многолапую звезду.

Когда у стен Камня столкнулись два закованных в сталь доспехов строя, я думал, что небо упало на землю. Когда мои напитанные светом до краев, корявые руны взорвались, я решил, что небо оторвалось от земли. В бревенчатой стене образовалась дыра, в которую, чуть пригнувшись, легко вошел высокий Ратомир.

— Забавно, — сквозь зубы процедил я, накладывая первую из многих стрел на тетиву. — Посторонись, воевода.

Дальней стены конюшни больше вовсе не существовало. Разбросанные по всему двору обломки, рассказывали историю чудовищного всплеска силы, собранной в одном месте. Кое-где среди исковерканных взрывом досок и щепок, оставшихся от бревен, темными пятнами выделялись фигурки мертвых людей.

Бегущих со всех сторон врагов встретил Бубраш, прихвативший из полыхающей таверны лавку. Сбоку прорубался к спасительным кострам борцовской арены Ратомир. Белые перья стрел исчезали во тьме, спеша навстречу блеснувшим глазам, слишком темному пятну в тени, слишком резкому звуку. Я не боялся задеть невиновного. В глубине души еще живо было чувство безысходности и ужаса попавшегося в ловушку зверя.

Опрокинув увлекшихся созерцанием очередного боя зрителей, велиградец выпрыгнул в круг огней. В брошенную за спиной лавку хищно впилось несколько запоздалых стрел. Ольгерт куда-то пропал, в суматохе шмыгнув в толпу. Ратомир рукоятью меча проламывал себе дорогу. За его спиной, поминутно оглядываясь и стреляя, двигался я.

— На запад! — кричал кто-то. — Они уходят на запад. Коней! Коней!

Сметая глиняную посуду, мы перепрыгнули стол и нырнули в узкие проходы между палаток. Сбоку, на дороге, гремели копыта собирающейся погони.

Из кустов, придерживая спадающие штаны, показался бочкообразный глашатай.

— Кричи! — рявкнул принц, приставляя клинок к шее толстяка.

— Что?

— Ратомир! — подсказал запыхавшийся Бубраш.

Глашатай надулся и гаркнул так, что его легко услышали даже в нашем лагере на склоне холма. Через секунду от перекрестка послышался хриплый звук рога.

Стрелы кончились. Я закинул лук за спину и, шепча слова последней песни, вытащил меч. Рядом встал велиградец с добытым где-то в пути копьем. Сзади, прикрывая наши спины, скрипел доспехами Ратомир. Полыхающие в черном небе звезды освещали серебристую ленту подмерзшей дороги и два отряда всадников.

Фанир успел первым. Нам повезло, что враг переоценил наши силы. Погоня ушла дальше по дороге, и им пришлось возвращаться почти к самому пожарищу, чтоб найти следы. Еще никогда в жизни я так не радовался появлению своей соловушки из темноты.

33

Ветры рвали небо. Верхний величественно и неторопливо гнал гигантское стадо кудрявых, невообразимо огромных овец-облаков на запад. Он разворачивал даже самые большие полотнища парадных, шитых золотой и серебряной нитью знамен. Его ладони укутывали, обнимали. Звали за собой. Лаская неприбранные волосы, нашептывал в уши о чести, достоинстве и силе. О поющих в лазурном небе стрелах, о песне туго натянутой тетивы и упругой силе теплого дерева лука в руке.

Второй, молодой и агрессивный, северный, вел в атаку на нежащиеся в истоме бабьего лета южные земли серо-стальные армии туч. Он нес с собой ярость железа и холод смерти. Его слова были просты, как треснувший от удара палицы щит. Он тоже пел оперенным братьям, но песни эти были о хищной остроте наконечника, о жажде крови, а не о счастье полета. Ревели, бились в кандалах древка украшенные скалящимися зверями и птицами флаги. Гремел барабанами битвы далекий гром. Легионы осени начинали вторжение.

И чем больше ветры спорили, чем чаще мягкие ладони сменялись грубыми рывками, тем ничтожнее выглядели потуги людей, расставляющих здоровенные, в полтелеги размером, мишени по полю. Между холмами метались жалкие вопли капитанов, десятый раз заставляющих слуг поворачивать плетеные из тальника щиты в угоду небесным всадникам.

Сидя в кресле, спал, завернувшись в плащ, король. Прошлой ночью его покой снова был нарушен. В этот раз разгоревшейся на тракте битвой. При одном воспоминании о ночной схватке по мышцам вновь пробегали искры, а руки тянулись к колчану. Слишком свежо было еще воспоминание о навалившейся безвольной обреченности, когда кончились стрелы.

Скачущий свет факелов, топот копыт по подмерзшей дороге, железный хруст кольчуги, ржание лошадей и крики людей. Звон стали о сталь. Запах крови, пота и страха. Горячий ветер полыхающей таверны. Сотни и тысячи злых, рвущихся к звездам искр. И пламя, бьющееся в глазах Ратомира. В безумных, вытаращенных в высшем вдохновении боя, глазах.

Давно устав бродить вместе с растерянной толпой претендентов на золотую стрелу с одной позиции на другую, я уселся прямо на землю и привалился спиной к камню. Почтительные подданные Лотара, не смевшие сидеть в присутствии короля, с завистью посматривали в мою сторону, что нисколько не трогало. В конце концов, я тоже не спал прошедшей ночью.

Солнце упрямо карабкалось к зениту. Еще пару часов — и протрубили бы начало командных боев рыцарей. Еще полчаса сомнений — и турнир стрелков попросту отменили бы. Впрочем, и это совершенно не трогало. Уже казалось совершенно глупым мое решение участвовать в этом никому не нужном состязании.

Я рассматривал конкурентов и их оружие. Четверо браконьеров с охотничьими луками. Полдюжины дружинников разных господ, вооруженных чем попало. Высоченный тип в зеленом плаще с капюшоном, под которым он усиленно прятал лицо, и его здоровенный тисовый лук. И молоденький парнишка, едва ли выше моего плеча, чьи движения выглядели очень женственно, мягко. Без присущей подросткам порывистости. Он тоже прятал лицо под полумаской, а волосы — под странной, похожей на уменьшенный поварской колпак, шапкой. Лук, содержащийся в специальном чехле, судя по изгибам плеч, мог оказаться неплохим, однако, скорее всего, слишком тугим для его слабых рук.

И все они, кроме дылды, чье лицо я не разглядел, напряженно наблюдали за попытками капитанов выбрать подходящее для стрельбы в такой ветер направление. С тридцати шагов. В мишень величиной с корову.