Коваленко Эдуардович - Камбрия — навсегда! Страница 73

— До ночи — да. Потом… — он пожал плечами. В темноте всякое случается.

— Это хорошо. Потому что я никуда не уйду. Это ведь мой мост, Эмилий.

— У тебя нет доспехов.

— Я могу прикрывать тебе спину. Ругать саксов. Ударить копьём прежде, чем меня достанут. Ты видел.

Видел. А больше — чувствовал спиной, как она поменяла стойку, приспосабливаясь к обоерукому напарнику, словно свой брат-разведчик. Но без доспеха её нужно закрывать. Так и не поймёшь, чего получается больше, пользы или вреда. Надо было придумать ещё доводы, но пришлось успокоиться на том, что русоволосая отойдёт, куда дротик не добросить, а потом вернётся: саксы закончили собирательство и полезли снова. Аж четверо. Пустили дротики — по два. Задние подавали собранные по полю боя снаряды. Часть поймал, от иных увернулся. Пробили, не пробили — не почувствовал. Иные чиркнули по броне. Что кована лучшим мастером Карфагена по особому заказу — чтоб была крепкой, но смотрелась дёшево. Дротик бросать не стал, взял копьё. И бросился навстречу. Одному против четверых нужно действовать очень быстро. На узком мосту маневром не взять — оставались скорость и финты.

Назад да по бокам Эмилий не смотрел — а зря. Двое саксов, скинув одежду и зажав ножи в зубах, поплыли резать якорные верёвки. Доплыть — доплыли. И обнаружили перед лицами жало копья Эйлет.

Увы, левый берег был слишком близко. Ей, бездоспешной, пришлось от дротиков уворачиваться — и нанести удар не получалось. Не успевала. Но к верёвке пловцов — не подпустила. Пока у одного из них не свело судорогой ногу, и второй не потащил соратника к берегу. Вот тогда, на радостях, чуть замешкалась.

Удар пришёлся в левый локоть, шершавые доски метнулись навстречу. Боли не было. В голове стояла глупая радость, что дротик сакса перебил левую руку — правой гораздо удобнее перетянуть рану… Пережать руку выше раны другой — и в голову не пришло. Если последняя рука будет занята — чем саксов убивать? За свою гибель следует отомстить заранее! Она припомнила, что в поход отправилась за женихом, и улыбнулась. Уже тогда, в строю, решила: кто из своих упадёт последним — того и будет считать мужем. Эмилий, значит — без гаданий.

Ремень удалось закрепить. Кровь остановилась. Теперь нужно встать, не то — затопчут и не заметят. Эйлет оперлась на копьё, приподнялась. В глазах начала разливаться тьма, но осколок сознания отразил смерть Кухулина. Герой умер стоя, и враги не смели подходить к телу, боясь, что грозный воитель оживёт. Эйлет подпёрла голову здоровой рукой, как бы отдыхая. И тут мира не стало.

Эмилий как раз сбросил четвёртого врага в воду. Двое остались лежать на настиле, делая его, вот незадача, неудобно скользким. Потому Эмилий и отдал саксам несколько шагов. Не стыдно. За них честно заплачено — кровью. Третий покоился на дне. Последний рухнул в воду сравнительно целым. Даже до берега добрался, сумел. Чтоб человек в толстой кольчуге и десяток-другой локтей проплыл — такого и римской разведке прежде видеть не доводилось. А вот, оказывается, иные варвары могут!

Тут Эмилий — увидел. Свершил короткую месть — метнул единственный дротик в спину пловца. И, не заботясь, попал — не попал, наклонился — инстинктивно сложившись за круглым щитом. Услышал слабый выдох. Оттащил раненую — подальше. Устроился в позу отдыхающего воина.

Теперь он знал — ему придётся жить. В какое из этих стремительных мгновений Эмилий это понял, он бы сам не сказал. Не обратил внимания. Непрерывная, воспитанная десятилетиями двуличного ремесла саморефлексия разведчика куда-то изчезла. А с ней ушли за грани мира, секреты и интересы империи, страшные клятвы… Вселенная съёжилась до нескольких шагов неровного дощатого настила. Остались истекающая кровью девушка в шаге за спиной, враг перед глазами. И мост. Его мост.

Ждать пришлось долго. Чем заканчивается рукопашлая с засевшим на мосту чудовищем — уяснили. Дротики — закончились. Но не ушли, упорные. Пусть командир убит, рассудить, что наплавные мосты просто так не строят, и не защищают отчаянно, может самый тупой из рыцарей Уэссекса.

Впрочем, один вариант у них оставался. Прежде его отбросили — способ-то долгий. Теперь же — направились в лагерь строителей, и принялись рубить широкий прочный щит выше человеческого роста. Чтобы выпереть богатыря к другому берегу. И обрезать-таки якоря.

Затея оборвалась на третьей барке — первые Эмилий сдал, зная, что мост это не разрушит, а качать и дергать начнёт сильно. При этом старательно изображал сопротивление, крутился перед щитом, изображал попытки атаки — сверху, сбоку, снизу. Но вот — обрезана верёвка, другая. Теперь саксы больше стараются удержаться на ногах и не полететь в воду. А в очередную барку спрыгнуть быстро. И выскочить врагам за спины. Дальнейшее было — скучно. Вдобавок пришлось спихивать в воду щит — чтобы вернуться к сестре августы, ослабить ненадолго жгут.

После провала затеи с осадным щитом выжившие враги ушли. Или затаились в лагере. Эмилий продолжал вахту.

Лишь перед самой темнотой позади задрожала земля — под авангардом армии Кейндрих. И только когда лучшие лекаря занялись раненой — он вспомнил про рассыпающуюся легенду.

Принцесса задумчиво наблюдала, как её воины споро заканчивают настил. Ещё час — и можно переправляться. Двенадцать локтей… Даже повозки можно пропихнуть. Но обоз пойдёт последним. Да и пехоте нужна днёвка перед сражением. Так что — первой пойдёт конница… Увидав последнего защитника моста, Кейндрих поспешила высказать восхищение. Достаточно формальное. В голове вертелись недалекое уже поле, на котором саксов будет куда больше, да милый образ человека, которому придётся принять такой же страшный бой.

Впрочем, на блестящие слова и тоску в голосе командующей Эмилию было плевать. Ему легенду горящую спасти хотелось. Проснулся долг, и ничего более не видел и не слышал. Потому разведчик отрицательно мотнул головой и ткнул в сторону лекарских повозок.

— Я что? Обычный человек. Помогал, пока её не задели. А она — сестра богини…

И удивился странному выражению лица ирландки. Словно той хотелось разом порвать кой-кому личико ногтями — и расцеловать взасос разом. И почесать за обеими ушами. Мерзавку, дрянь холмовую! За то, что она — рядом с королём Диведа. Слава Богу, рядом с ним. В огне.

О битве у моста саксы узнали утром. На час позже, чем камбрийцы. Дэффид демонстративно потёр руки и заявил, что саксам деваться некуда — или атаковать сейчас, или убираться без боя. И вообще лучился счастьем: знал, что одна из оказавшихся в пекле войны дочерей — жива, среди своих и при должном уходе. А рана — раны заживают. Харальд же достал нож и принялся соскабливать ногти.