Макс Каменски - Вера Страница 73

– Разве она не прекрасна, мессир? – благоговейно произнёс Ольвен.

– Несомненно, мой принц, однако мой человеческий разум не сможет проникнуть во всю суть этого воплощения чистоты и гармонии, ибо только вы есть истинные дети Тьмы, – уверенно проговорил Даратас.

– О да, мессир, вы очень мудры, коль глаголете сии речи, – улыбнувшись, сказал принц.

Что ж, несмотря на свой немалый интеллект, Ольвен оказался чрезвычайно наивным и недальновидным, впрочем, как и все его собраться, в вопросах религии. Эта очень ранимая сторона души подземного жителя, которой при особом умении можно пользоваться и располагать к себе суровых жителей глубинного царства. Главное не спорить – иначе эльф может сильно разобидеться и всадить тоненький кинжальчик под рёбра, за что его никто не осудит, даже если это действо повлечёт за собой войну. А на самом деле в вопросах чистоты и гармонии темной разрушительной стороны бытия можно было очень сильно усомниться. Но пускай учёные споры останутся до лучших времён.

– Идёмте, мессир, нам нужно к моему отцу, – сказал эльф и двинулся вниз по склону.

В самом сердце хозяйственной жизни, кипящей суетой и заботами, всё было схоже с людскими рынками. Такие же грубоватые палатки, составленные из неотёсанных палок (и где только эльфы доставали древесину?) и накинутых на них кусков тканей, такие же зазывалы-торговцы, расхваливающие свой товар, пускай и на эльфийском языке, и множество желающих приобрести что-нибудь эльфов сновали туда-сюда. Единственное отличие состояло в том, что здесь в одном ряду и в одной очереди, могли стоять простые воины и благородные дворяне, обычные домохозяйки и дамы из высших сословий, причём никого отличить невозможно: все почти одинаково одеты, без каких-либо украшений и вычурных платьев. Строгие рубахи, штаны и плащи из грубого серого и чёрного материала, а также высокие сапоги, перевязанные лентами на голени и стопе. Вот, собственно и всё. Никаких излишеств. Всё строго и функционально. Хотя здесь могли бродить и сказочно богатые, по меркам эльфов, персоны, но чаще всё их богатство уходило на снаряжение родовой дружины и самих себя. Почему же дворяне не брезговали находиться среди обычной черни? Ну, тут опять же своеобразные традиции, в суть которых Даратас за многие годы общения с этим народом не особенно вникал за неимением времени, да и, собственно, особого интереса. Возможно, такой феномен общественных отношений был вызван тем же прагматичным отношением к жизни, когда лучше сделать всё самому, чем посылать слугу, который в чём-либо да ошибётся.

Пробираться сквозь толпу пришлось достаточно долго. Видимо, лицо царской семьи здесь также считалось за равного, и уступать дорогу принцу и его спутникам не особенно-то и спешили, на что, правда, Ольвен не обращал внимания. Он вновь надел маску беспристрастия и спокойно брёл, обходя неповоротливых прохожих, норовивших иной раз косо поглядеть на странного человека в своих владениях. Однако путь продолжался без происшествий, только от однообразных серо-черных пейзажей, составляемых как тканью палаток и одежд, так и самим полумраком пещеры, у Даратаса стало рябить в глазах. Несмотря на многочисленные в прошлом визиты в Подземное царство, он никак не мог привыкнуть к бедной палитре цветов, и, в конце концов, устав, снял острое зрения и призвал магию невидимого для других света, заплясавшего ярким колоритом тёплых оттенков на унылых очертаниях Золотых Ручьёв. Путь отряда лежал к высокому арочному проходу, рядом с которым стояла фигура женщины-эльфа со скипетром в руках. Кстати, стоит отметить, что аллегория власти принадлежала именно женщине, хотя царством управляли исключительно мужчины. Данная странность объяснялась тем, что истинная власть даровалось Тирой (образ которой в религии эльфов был исключительно женским) мужчине как обязанность, а не как право и привилегия. Кстати, отношение мужчин-эльфов к дамам было вообще отдельной темой, на которую можно писать многостраничные фолианты. Хотя на женщину и ложились тяжкие обязанности хозяйства, однако муж никогда не позволял себе грубостей и жестокости. Трепетное отношение к жене есть трепетное отношение к Владычице Тьме, нарушение которого влечёт за собой немедленную смерть.

Наконец отряд выбрался к нужному проходу и двинулся вглубь тускло освещённого коридора. Обычные факелы, прикреплённые к стенам через каждые пять-семь метров, уныло разгоняли темноту, прокладывая дорогу куда-то вверх. Примерно шагов через двести туннель разделился, одна часть которого теперь уводила вглубь, видимо, к жилым кварталам, а другая упиралась в тяжёлые, наглухо запертые каменные створки, близ которых несло караул четверо молчаливых стражей, похожих на своего огромного собрата в Золотых Ручьях. Завидев принца и путников, воины скинули красты на руки и изготовились для боя.

– О, братья мои, я пришёл с миром, – произнёс принц. Он специально говорил на человеческом языке, чтобы не обижать Даратаса. – Будет ли дозволено видеть сыну отца, подданным повелителя, а гостю хозяина?

– Да будет так, – рявкнули хором стражи, и, перехватив красты, положили их на плечи, предусмотрительно сделав несколько шагов в сторону.

Ольвен двинулся первым, затем Даратас, а позади сами охранники принца. Подойдя к одной из створок, Ольвен что-то тихо молвил на языке эльфов, причём так, чтобы Даратас ничего не услышал (без магии тут явно не обошлось), и толкнул дверь вперёд. Казавшаяся многотонной створка легко отворилась, приветливо маня путников в ярко освещённую залу Престольного Зала.

– Вам туда без меня, – молвил принц. Даратас согласно кивнул и сделал шаг вперёд.

Всегда, когда входишь в переделы этого места, сознание несколько теряется от бешеного колорита цветов, запахов, новых ощущений, струящихся импульсами по телу. На несколько мгновений глаза теряют обзор, уши перестают слышать, но это какие-то ничтожные секунды, после которых всё существо окунается в мир вечно молодого, нежного и неповторимого…

Даратас открыл глаза. Вокруг, раскинув белоснежные ветви с ярко-алыми листьями, стояли удивительные деревья, названия которым не существовало на людском языке. Ярко светило солнце. Витал аромат морского бриза, а воздух, казалось, был полностью пропитан какой-то вязкой субстанцией. Тепло…

Маг моргнул. Теперь его окружала яркая сочная зелень, стволы немыслимо высоких деревьев и нежно-голубое небо над головой. В воздухе приторно-сладко пахло молодыми побегами и всевозможными веяниями сотен видов цветов.

Он вновь закрыл и открыл глаза. Теперь он парил где-то в облаках, а повсюду, насколько мог охватить человеческий взор, гордо возвышались различные причудливые фигуры из нежно белой субстанции пара.