Элеонора Раткевич - Ларе-и-т`аэ Страница 75

При слове «крысы» Эннеари поднял глаза, и взгляд его метнулся в лицо Териана убийственной ледяной сталью. Териан налился кровью, захрипел, дернул на себе ворот и внезапно бросился прочь, с грохотом захлопнув за собой двери.

– Это ты так о людях? – взвился Иргитер.

Смотреть на него было почти жутко, ибо он был счастлив до упоения. Вот она, желанная ссора! Вот он, повод бросить вызов!

– Нет, – все так же холодно ответил Эннеари, не сводя взгляда с двери, захлопнувшейся за Терианом. – Это я о крысах. Только о крысах.

– А этот молодчик, и точно, крыса, – веско заявил Одноглазый Патря.

– Такой праздник испортил, – поддержал его Орвье.

– Я не в обиде, – хмыкнул Эттрейг. – Особенно если господин Териан впредь будет любезен не попадаться мне на глаза.

Лерметт перевел дыхание, тут только сообразив, что затаил его, и надолго.

– Не попадется, – молвил Аккарф. – Уж если ему удалось не просто эльфа, а посла на такие резкости вынудить, ему лучше поостеречься – и он это знает.

Иргитер разом поскучнел. Приходилось отступить. Ссора ему была нужна – но не с эльфами… тем более когда все симпатии, невзирая на сказанное остроухим мерзавцем, на их стороне. Осуждающих взглядов кругом было предовольно – но направлены они были не на Арьена, а на закрытую дверь, вослед бесславно ретировавшемуся Териану.

– Как посол ты не оченьто сдержан, – мягко упрекнул Лерметт Эннеари.

Эльф обратил на него совершенно бешеный взгляд.

– Как раз как посол, – тяжело дыша, бросил он, – я проявил сказочную сдержанность и бесконечное терпение. Понастоящему, мне бы ему за такие слова полагалось глотку перерезать. Тут же, на месте, даже без поединка.

Лерметт нехотя кивнул. Териан, возможно, и не знал – даже почти наверняка не знал – но эльфы мало какую способность почитали так, как способность давать жизнь, и оскорбивший ее, будь то нарочно или неумышленно, не мог рассчитывать на пощаду. Случись этот разговор в любом другом месте да не будь Арьен послом, и лежать бы сейчас Териану, обливаясь кровью. И не надо обольщаться обычной эльфийской веселостью и мягкостью в обращении – при малейшем намеке на оскорбление эльфы вспыхивают легко, как сухой хворост… за что ему и самому довелось поплатиться прошлым летом – а ведь повод был куда как меньше. Всегонавсего обида. Одно счастье, что эльфы все же отходчивы, и случайную обиду забывают быстро и прощают без остатка. Впрочем, на сей раз ни на что подобное надеяться не приходилось: то, что сказал Териан, с точки зрения любого эльфа непростительно. Пока длится совет, Арьен, пожалуй, удержит себя в руках – но потом Териану лучше уехать сразу же. Сказанного им никто из эльфов не простит и не забудет. Всякие на свете бывают слова – есть и непрощаемые. Эннеари был оскорблен страшно, кроваво – и поняли это все. Легче легкого для любого из людей принять к сердцу его ответную дерзость – случись так, Лерметт бы не удивился. Но на свой счет его слова не принял никто – может, оттого, что сила нанесенного эльфу оскорбления заставила забыть о его собственной ответной резкости: не каждый понял, чем именно он задет, но насколько глубоко, ощутили все. А может, просто никто не посчитал себя существом одной с Терианом породы.

– Отчего так? – осведомился Эвелль. – Нет, Териан, конечно, хам и мерзавец, но…

Эннеари опустил голову.

– Вы не понимаете, – глухо произнес он. – Вы все просто не понимаете… вам в обмен на короткую жизнь даровано такое чудо – а вы не понимаете. – Он помолчал немного. – У нас и правда редко дети рождаются. Иначе и быть не может. Мы слишком долго живем. Сами подумайте – если бы мы рождались на свет так же часто, как люди…

Ктото негромко присвистнул.

– … то земля была бы сплошь покрыта эльфами, – подхватил Легарет Кривой Румпель.

– В три слоя, – кивнул Эннеари. – Для нас двое, самое большее, трое детей за всю жизнь – это предел. Поэтому мы помним, а вы забыли.

– О чем? – тихо, почти робко спросил Орьве.

– Никому не позволено обижать женщину, – убежденно произнес Эннеари. – Какой бы она ни была. То, что женщины могут давать жизнь, это чудо. Мы это очень даже хорошо понимаем… а вы нет.

– Если что во всякий день случается, немудрено и позабыть, что это и есть чудо, – вздохнул Румпель – вид у него, между прочим, был самый что ни на есть мечтательный.

– И все равно, – яростно выдохнул Арьен, – я не могу понять, как вы можете так обращаться с женщинами!

– Вашими? – тревожно осведомился Герцог, с первого же дня повадившийся ухлестывать за эльфийками что есть духу.

– И вашими тоже! – отрезал Эннеари. – Любыми!

– Послушай, – всерьез заинтересовался Патря, – так у вас, получается, в семье женщины верховодят?

– Это как? – непритворно растерялся Эннеари.

– Ну… не мужчина же у вас глава семьи, раз вы так на это дело смотрите, – попытался прийти на помощь Патре Кривой Румпель.

– Это… как? – еще больше растерялся Эннеари.

Лерметт с трудом подавил нервный смешок. Злополучные слова Арьена были прочно забыты, а разговор начинал приобретать определенно безумный оттенок. Объяснить эльфу, что такое глава семьи, лично он бы нипочем не взялся. А объяснить эльфу, зачем семье требуется ктото главный, задача тем более непосильная.

– Арьен, ланнеан, – подал голос доселе молчавший Илмерран, – уж столькото тебе бы следовало знать.

Эннеари виновато потупился.

– Это упущение следует исправить. Я непременно прочту тебе лекцию о брачных обычаях людей, – хладнокровно сообщил Илмерран и милостиво добавил, – но не теперь. После.

Лерметт так и замер. Если учесть, что Эттрейгу ко дню рождения Илмерран преподнес сочиненный им трактат аж в ширину ладони толщиной… да, гномы народ обстоятельный, и полтора, а то и два дня беспрерывного слушания Арьену обеспечены – хорошо еще, что не теперь, а как выразился Илмерран, после.

– Это будет очень познавательно, – заключил Илмерран.

– Хотя навряд ли понравится, – невинно вставил Лерметт под всеобщий хохот.

Недавняя ссора изгладилась из мыслей если и не полностью, то, во всяком случае, никого больше не занимала. Замечание гнома насчет брачных обычаев придало беседе совсем другое направление. Выспрашивать у эльфов, как они сватаются и женятся, было куда интереснее, чем вспоминать обмен оскорблениями. Праздник малопомалу вошел в прежнюю колею. И лишь одно продолжало беспокоить Лерметта – ему казалось, что во время всеобщей суматохи из зала вышел не только Териан, но и ктото еще… вот только Лерметт никак не мог понять, кто именно.

В положении чужака есть свои преимущества. Например, можно вытворять что угодно, если только местный закон за подобные выходки не карает. Можно – и никто не задумается, а зачем ты это делаешь. Даже если чтото и покажется странным, твой поступок спишут на твои загадочные обычаи… хорошо всетаки, когда никто вокруг не знает, а в чем, собственно, заключаются эти пресловутые обычаи. Своито, разумеется, знают – но своим и в голову не придет, что именно эти самые обычаи ты и нарушаешь. Чужие не понимают непонятного – а свои не видят очевидного. Никому из тех эльфов, что остались в пиршественной зале, и в дурном сне не приснится, ради чего Джеланн ее покинула. В худшем случае сочтут, что она – наивная дурочка. Что она ничего не понимает… и уж тем более ничего не понимает в людях… было бы что понимать! О да, люди – создания возвышенные и утонченные… но даже возвышенность и утонченность бывает мерзкой. Обычно эльфы рано или поздно доходят до этой мысли так или иначе – взять хотя бы Арьена. Разница в том, что он, бедолага, только после своих прошлогодних приключений на Хохочущем Перевале понял, что чудо, именуемое человеком, может иной раз оказаться очень гадким чудом, а Джеланн узнала об этом гораздо раньше – и без вреда для собственной шкуры. Что поделать, комуто настоятельно необходим жизненный опыт, а комуто и ума достаточно.