Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых Страница 77

– Значит, добрый молодец, сокол ясный, по невесту к нам приехал? – говорил он.

Выглядел и держался князь при этом как всегда, и только очень зоркий взгляд разглядел бы, что глаза у него стали пустые, почти мертвые. В полутьме при свете огня очага такие мелочи рассмотреть было невозможно, и все же внуки Ратислава Старого, отлично знавшие друг друга, смутно чувствовали в Вершине какие-то неприятные перемены. Во многих умах бродили смутные мысли о порче и сглазе, но сейчас у Ратиславичей имелось слишком много других забот, и никто не трудился додумать эти мысли до конца.

– Да, княже! – вежливо, со сдержанным достоинством отвечал Ярко.

Шел уже второй день его пребывания в Ратиславле, а Молинки он так ни разу и не видел. Все в нем кипело от беспокойства, но он сдерживался. Ратиславичи невольно любовались парнем: сильный, стройный, красивый, с тщательно расчесанными волосами, в нарядной шелковой рубахе, которую он прихватил с собой нарочно для сватовства, Ярко выглядел женихом всем на зависть, и Любовидовна невольно утирала слезы. Ах, если бы не унес змей проклятый ее любимую доченьку, с каким бы сладким чувством она попричитала, собирая ее замуж за этого сокола!

– Еще по весне мы с твоим старшим сыном, – Ярко кивнул на Лютомера, – уговор заключили. Мой отец свою дочь, мою сестру родную, ему в жены отдает, а за меня взамен просит твою дочь. И твой сын от имени вашего рода на этот уговор согласился. Вот, я за моей невестой приехал, а твой сын пусть хоть сейчас за моей сестрой едет.

– От уговора я не отступлю, хоть мой сын его и заключил самовольно, со мной и с родом не посоветовавшись! – ответил князь Вершина.

– Ладно тебе сына попрекать! – вставил Богомер, которому состояние брата все больше не нравилось. – Ты сам у Перунова дуба сказал: делай что хочешь, только девок назад привези! Было такое, братья?

– Было, было! Так и сказал! – вразнобой подтвердили Ратиславичи, прекрасно помнившие то знаменательное вече.

– Говорю же – не отступлюсь! – Вершина повысил голос, окинув сродников злобным взглядом. Он был их главой, но вся его сила опиралась на них и потому идти против них у него не оставалось никакой возможности. – Обещали невесту – дадим. Любовидовна! – Он посмотрел на старшую жену. – Веди девок!

Любовидовна тут же вышла через переход, ведущий в беседу, и сразу вернулась, ведя за собой всех дочерей рода. Они были уже собраны, поскольку князь заранее приказал им приготовиться и ждать, когда позовут. Сначала шли дочери самого Вершины: Русава, Велица, Премила, Замира, Золотава, а за ними двоюродные сестры, дочери прочих Ратиславовых внуков: Дароня, Хмелинка, Собислава, Селимера, Мыслена, Обилянка. Все девушки оделись в лучшие рубахи, с праздничными венчиками на головах, у каждой на шее, на тонком ремешке, висело хотя бы по несколько ярких разноцветных бусин или круглых серебряных монет, которые меняют у хазарских купцов на куньи шкурки одна к одной.

Ярко встал, когда девушки начали заходить. Одна за другой те появлялись из темного прохода и выстраивались вдоль стены, скромно потупив глаза. Здесь не весенние игрища – когда сватают старшие, невесте полагается вести себя смирно, не своевольничать и глаз на чужих мужчин не пялить.

– И ты вставай. – Вершина нашел глазами Лютаву, сидевшую в стороне, и повелительно кивнул ей на девичий строй. – Дочь ты мне или уже нет?

Это требование звучало довольно странно: он прекрасно знал, что ее замужеством распоряжается Варга. Но время было неподходящее для того, чтобы объяснять собственному отцу очевидные истины. Лютава тоже встала и заняла место в самом начале ряда – как старшая. В волчьей накидке, с оберегами волхвы, она странно и неуместно смотрелась среди молоденьких невест Ратиславлева рода, но все, что она себе позволила, – это легонько пожать плечами. Стоять тут ей нет смысла, ведь ее Ярко не выберет.

Ярко напряженным взглядом встречал каждую следующую фигурку, выскакивающую из темного узкого перехода, и на лице его все сильнее проступало беспокойство. Той, которую он ждал и желал увидеть, среди этих девушек не было. Когда последняя, рыженькая Обилянка, заняла место в ряду и Солога, выглянув в переход, закрыл дверь туда, чтобы не дуло, Ярко вновь пробежал взглядом по лицам невест и посмотел на Вершину.

– Разве это все дочери твоего рода, Вершина Братомерович? – тихо спросил он.

– Все, что созрели, но мужу не отданы. – Вершина кивнул.

– Но я… Но дочь… Но я был обручен с твоей дочерью Мо… Молиславой, – помертвев, пробормотал Ярко. Он уже понял, что произошло: ему предлагают тех, что не отданы мужу! Значит, она, его единственная, – отдана… – Но как ты мог! – в гневе выкрикнул он, забыв о почтении к старшему и к хозяину дома. – Ее обещали мне! Мы обручились! А ты отдал ее другому!

– Видят чуры, я не отдал бы ее, если бы меня кто-то спрашивал! – в досаде ответил Вершина, и эта досада была вполне оправданна даже для прежнего, здорового и дружелюбного угрянского князя. – Мою дочь Молинку взяли боги! Ее взял Змей Летучий, чтобы взамен увести градовые тучи от наших полей! На нас шла гроза, нам грозил голод! Змей Летучий увел тучи, а за это взял Молинку! Он унес ее прямо с поля, на глазах у всего рода! Все тебе подтвердят, спроси хоть кого! Волхвов спроси, они не солгут! И что я должен был сделать – бежать следом и кричать, что она обещана Ярко с Оки?

Ярко помолчал, закусив губу и невольно сжимая кулаки, потом огляделся. Все, на кого падал его взгляд, сочувственно и подтверждающе кивали. Он взглянул на Лютаву – она опустила глаза. И именно это убедило Ярко, что все услышанное – правда.

– Ты знала… – кривясь, как от боли, с досадой пробормотал он. – Знала, что… Не сказала…

Лютава не поднимала глаз. Перед всем родом он уличил ее в обмане, и ей было нечем оправдаться. Она надеялась только, что сродники простят ее, понимая, ради чего она решилась на этот обман. Для того же, для чего Лютомер весной в первый раз обманул Ярко – защищая благополучие собственного рода.

– Вот эту и забирай! – сказал князь Вершина. – Она старшая, от знатной матери-волхвы, вашей же, вятичской крови. Хороша, умна, волхва – чем не жена тебе?

Услышав это, Лютава встревожилась и подняла глаза. Но нет – Ярко смотрел на нее с таким чувством, что у нее от сердца отлегло. Мало радости встретить такой взгляд – в нем было больше боли, чем гнева или осуждения, но лучше бы он злился! Лучше бы кричал, обвинял, грозил, негодовал… Но взять он ее не возьмет. Зачем ему жена, которая всю жизнь будет напоминать ему об этом обмане, об этом разочаровании? Ярко был не злым и не мстительным человеком – его боли не облегчило бы то, что кто-то другой станет страдать заодно с ним.