Ник Перумов - Черное копье Страница 79

А дальше, в глубине, Фолко увидел пять высоких помостов, возведённых из красного камня. На каждом, приглядевшись, он заметил богатое кресло, точнее – трон. И на них кто-то сидел, какие-то недвижные фигуры.

Гостей повели по торжественной дороге мимо склонившихся над ней статуй. В полном боевом вооружении застыли воители, напряжённо вглядываясь в даль, озирая приближающегося врага; с инструментом в руке, прищурившись, склонились над работой мастера, и их было куда больше, нежели тех, кто носил топор. Попадались и группы; постаменты были покрыты неведомыми хоббиту письменами; а ближе к вознесшимся помостам его внимание привлёк самый большой памятник в этом зале – спокойно положив на лапы увенчанную многозубчатой короной голову, свивал свои золотые кольца величественный и величавый дракон. Вокруг него, словно несказанно поражённые внезапно открывшейся истиной, застыли гномы. Нетрудно было догадаться, что создавший это мастер изобразил встречу Чёрных гномов с Великим Орлангуром.

Ведомые своими провожатыми, Торин, Малыш и хоббит подошли к помостам. Там действительно сидели пятеро старых, белобородых, полных достоинства гномов. Как и те, что встретили и провели друзей, сидящие носили простую тёмную одежду, и единственное исключение составляли драгоценные пояса, точно состязающиеся друг с другом в богатстве и роскоши. Тонкие золотые обручи обхватывали седые волосы; справа от каждого в специальном железном каркасе стоял высеребренный топор с длинной рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. Наступило молчание.

Молчали и друзья. Не первый, куда как не первый раз они стояли вот так перед имеющими силу и власть решать их судьбу; они привыкли и к торжественному молчанию, и к величию вознесённых тронов, заставляющих глядеть на власть имущего снизу вверх, и к изучающим взглядам, и к молчаливой страже… Однако на сей раз у них не отбирали оружия, их доспехи по-прежнему были при них.

Разговор начал гном, сидящий на центральном троне, очевидно, главный.

– Приветствую вас в нашем Зале! – сказал он, приподнимаясь и слегка склоняя голову в знак почтения к гостям. – Я – Вир, старший здесь. А это – Видгри, это – Свальви, это – Тир, а тот, крайний справа, – Мотсогнир. Мы должны рассудить вас, отказывающихся от ученичества и нарушающих тем самым наши законы, нерушимые до этого дня, точно Кости Земли! Можете ли вы оправдаться?

Друзья переглянулись. Опять повторять всё с самого начала! Однако после Вира заговорил Мотсогнир, и голос его, тихий, но глубокий и полный силы, зазвучал под заповедными сводами:

– Мы знаем, зачем идёте вы, и поэтому не нужно вновь пересказывать всё происшедшее с вами. Не о том будет наш разговор. Я скорблю о непомерной гордыне обитателей Верхнего мира! Вы ввязались в войну людей между собой – за власть и золото, за власть на крошечном по меркам Сущего Эа клочке тверди, за непонятное нам право карать и миловать по собственной прихоти. Ты, половинчик, и вы, наши почтенные родичи, – вы чужды этим распрям. Разве оскудел рудами и жилами наш мир, о славный сын Дарта? Разве переделана вся работа ваших молотов? Если вы достигли вершин умения и выше вам уже не подняться – тогда тем больше причин остаться здесь, ибо знание, обретённое в этих чертогах, ты не сможешь сыскать нигде больше. Что вам до распрей между земными владыками? Отринув мудрость и осмотрительность, столь свойственные как твоему роду, отважный половинчик, так и народу Дьюрина, достойные тангары, вы возомнили себя в состоянии решать за других, присвоили себе право скорого суда. Вы идёте, чтобы отнять жизнь у человека, посчитав его новой страшной угрозой миру и покою там, наверху. Однако неисповедимы пути людей, Тьма и Свет причудливо слиты в каждом из них. Нет среди них до конца правых, ни до конца виноватых. Нам ведомо – вы виделись с Наугримом. Вести о вас дошли и до него, давно двинувшегося собственными путями, гордого тайной своего рождения, своим великим отцом. Но разве от него вы узнали нечто, что до конца разрешило ваши сомнения? От него мы получили известия о вас, и ещё раньше наш Отец принёс послание от одного из могучих духов Валинора, именем Олорин – он просил нас помочь вам. Но единственное, чем мы можем помочь, – это избавиться от пагубного заблуждения, внушённого вам силой рук и относительным преимуществом в обладании знаниями. Вы убеждены, что именно вам суждено остановить новую войну, и ради этого готовы втягивать в её страшный размах все новые и новые племена, желая усилить ту сторону, которая, по вашему разумению, права. Вы сражаетесь, охраняя устои старого царства и покой эльфийских крепостей. Вы скажете, что, если не остановить этого человека именем Олмер, он захватит всё Средиземье и Зло восторжествует. Но соразмерили ли вы силы и цвета этих сил? В муках рождается новый строй жизни людей – но разве всё то, что рождено их разумом, не должно, по их понятиям, пройти проверку делом? Они не признают путь медленного движения мысли, всесторонне оценивающей возможные последствия того или иного поступка, и всё невоплощенное тотчас же обретает в их сознании ореол необычайных достоинств, каковыми на самом деле вовсе не обладает, и в их сердцах рождается пустая тоска по недостигнутому, и они бездумно отвергают существующее, стремясь к чему-то призрачному, размытому и неопределенному. Какой же нам смысл вмешиваться во всё это? Давно уже не те и эльфы – отказавшиеся от свободы, покорно ушли они на Заокраинный Запад, где нет ни трудов, ни борьбы, ни забот, чего предостаточно здесь, в Средиземье. Давно не участвуют они в столкновениях тёмного со светлым – во имя чего же нам вставать на их защиту, тем более что пока на них ещё никто не нападает? Угрозы далеко не всегда приводятся в исполнение, опасаться, по-моему, следует не того, о чём на каждом углу кричат последователи этого самого Олмера – а того, о чём они помалкивают. Вы ставите на карту всё, что имеете, но подумал ли ты, половинчик, что если тебя постигнет неудача и ты падешь – что станет с твоим народом, с твоей страной? Если она действительно окажется на пути вторгнувшихся с востока ратей? Или на пути идущих против них сил с запада? Разорение родного очага можно предотвратить, не только закрыв его собой. Войны пресекаются не столько силой и удачливостью, сколько хитростью. Ведь даже если вы убьёте предводителя, на его место тотчас встанет другой. Войны всё равно не избежать, а вы лишь зря погибнете. Подумайте ещё раз! Вы ведь не можете знать своей участи. Наши законы предписывают строго карать обманщиков, пользующихся словом-пропуском в корыстных целях.

Окончив долгую речь, Мотсогнир умолк.

– Это не просто война, – внезапно решившись, заговорил Фолко. – Это продолжение войн, начавшихся ещё до сотворения Арды! Как мне ещё уберечь от разгрома родину? Посоветуйте же, вы, мудрые! Как я смогу жить, если узнаю, что милая моя Хоббитания обращена во прах?! Я не знаю иных способов, да и учиться уже поздно. Речи твои, почтенный, были прекрасны, со многими я бы согласился – если бы понял их предназначение. Какое вам дело до нас, трёх крошечных песчинок в неисчислимом море взвихренных войной народов? Отпустите же нас и дайте пройти наш путь до конца. Мы не можем убедить вас в своей правоте, вы не хотите вступать в сражение ни на той, ни на другой стороне – не нам вас судить. Но только помните, что грош цена всем высокомудрым рассуждениям, если в результате на месте прекрасных, устроенных земель раскинется выжженная пустыня! Да, мы были бы счастливы «втянуть», как нам уже сказали, вас в войну! Втянуть – потому что никогда гномы не служили Злу ни в одном из его многочисленных обличий. Ваши предки, бывало, ссорились с эльфами и даже воевали с ними – но время ли сейчас для старых счётов? Мы имеем дело с могучей и жуткой Силой – и никто не может чувствовать себя в безопасности, пока она действует. А если вы настолько сильны, что одно появление ваше может решить исход дела – так его надо решить в пользу сохранения старого, привычного и устоявшегося, ибо новое, что пробивает себе сейчас дорогу, громоздит курганы мёртвых тел! Отпустите же нас и, по крайней мере, не мешайте. Нам себя всё равно не переломить, и ученики из нас никудышные. Да, на мне есть вина, я произнёс ваше заветное Слово с одним намерением – спасти себя для дела, которое начал и от которого не откажусь, пока ноги ещё могут нести меня. А теперь я умолкаю. Наша судьба в ваших руках. Мы ответим вам на всё, что сможем, если вы спросите.