Черный пепел на снегу (СИ) - Яна Анатольевна Спасибко Страница 8

— Я тебе и сейчас скажу, что все плохо. У моего соседа, Снорре, ты его наверное помнишь, рыжий такой, жена пять зим назад родила мальчишек близнецов. Оба не дожили до утра — лекарь всю ночь сидел с ними, пускал кровь, давал лекарства, но боги все равно забрали их.

— Ясно. — По бесцветному голосу ведьмы было не понять, что она чувствует в этот момент. — Ступай, и не забудь мне молоко. Побольше.

За Ульфриком уже закрылась дверь, но Агне все еще задумчиво сверлила ее взглядом.

— Богданка. — Тихо позвала она. — Ставь кипятиться воду на отвар. К полудню нам приведут всех детей, которые еще живы. И неплохо бы посмотреть на тела мальчишек, что ушли к богам.

Ведьма ошиблась. Цепочка из посетителей потянулась к ее дому вместе с Ульфриком, который вернулся так быстро, словно бежал в обе стороны. И как только молоко не расплескал по дороге.

Но привели к ней не всех — четверо детей до десяти лет пребывали в состоянии, близком к коматозу — и без того ослабленные болезнью тела были обескровлены и истощены, двое, кому лекарь уделял повышенное внимание, были практически при смерти. Ими Агне решила заняться в первую очередь — даже если они не переживут обряд, уйдут к богам чистыми, не пораженными злом.

День для ведьмы и ее ученицы слился в одну сплошную ленту событий, они не успевали ни поесть, ни отдохнуть, кроме того, дети, которые были приведены с утра требовали повышенного внимания, и нуждались в нескольких обрядах, о чем Агне предупредила их родителей.

Самый старший мальчишка из принесенных был единственным, до кого еще не добрались руки светила от медицины, и пришел в себя уже через несколько минут после обряда, стойко вытерпел, пока Богданка неумело наносила на его грудь символ, и получив свой стакан молока с медом, уже к обеду на своих двоих вернулся домой, после чего, к ведьме на поклон прибежало еще два семейства.

После заката, когда все родители и большая часть детей были отправлены в деревню, в доме ведьмы осталось всего двое — Арса, девочка примерно одних лет с Богданкой, и новорожденная девочка, которой родители еще не успели дать имя — она агукала из давешнего корыта, которое, похоже, надолго взяло на себя функцию люльки.

Арса осталась в доме Агне, потому что с нее больше всех спустили крови, и она еще была слишком слаба, чтобы возвращаться домой, и поэтому, она сейчас лежала укутанная в два одеяла на скамье и тихо переговаривалась с Богданкой, которая готовила ужин.

Агне, уставшая до дрожи в коленях, вытирала насухо только что помытый пол — толпа посетителей принесла с собой много снега с комьями глины, который в теплоте дома тут же потаял, превратившись в грязные лужи, противно тянущиеся за ногами и размазывающимися по всему дому. Она уже закончила, и выпрямилась, потирая ноющую спину, когда в дверь постучали.

Богданка привычно напряглась — она все еще побаивалась ночных визитеров, а Агне, отодвинув грубый засов, открыла дверь.

— Входи, Къелл. — Приветственно кивнула она норду. — Какие новости из деревни?

— Не очень хорошие. Вчера собирался после заката принести вам еды, и не смог вырваться — ярл стоит на стороне доктруса, хочет выслужиться перед конунгом, люди не знают, что им делать, многие идут сразу к тебе и к лекарю, в надежде, что хоть что-то им поможет, но были и те, кто решил слушать только этого гуся… — Къелл хотел было зло сплюнуть, но увидев в руках Агне тряпку, устыдился и сдержался. — Двое детей не дожили и до рассвета.

— Да, я слышала. Мне позволят над ними провести очищающий обряд, и проводить их по-человечески?

— Не думаю. Доктрус свирепствует, брызжет своим ядом на тех, кто ходил к тебе за помощью, обещает кары небесные. Ярл в ярости, запретил к тебе ходить… Постой, ты куда?

— Я должна поговорить с Ярлом. — Агне уже зашнуровала один сапог, и принялась за второй.

— Он не послушал даже меня. — Норд сокрушенно покачал головой. — Тебя не пустят и на порог медового зала. Те, чьи дети достаточно взрослы, чтобы не заболеть, не верят в твою помощь, считают, что к тебе пришли только лишь от отчаяния и слушают пришлого. Тебя просто закидают камнями по дороге.

— Эти двое детей погибли от его лечения и моего бездействия. Я должна остановить это.

— Там, где замешана политика, обычные люди бессильны. Даже такие как ты. — Неожиданно тихо и вкрадчиво произнес Къелл, у Агне мурашки побежали по спине от звуков его голоса. — Ярл слаб, и сейчас готов на все, чтобы заручиться поддержкой конунга, а тот доверят чужаку. Как думаешь, что будет если лекарь продолжит настаивать на твоем сожжении? Даже если ты сейчас не спасешь всех детей, от живой тебя деревне больше толку, чем от мертвой.

Ведьма бессильно опустилась на стоящий рядом табурет, а Богданка замерла, словно мышь под веником. Ей было странно и страшно видеть этих двух людей, которые до сего момента выглядели незыблемыми как скалы, стойко переносящие на себе любые шторма, вот такими, сломленными, сжимающими кулаки и едва сдерживающими слезы от бессилия.

Ясные голубые глаза норда запали от усталости, казалось, этот человек принимал свою слабость в сложившейся ситуации, и советовал сделать то же самое Агне. Богданка перевела взгляд на нее.

Ведьма сгорбившись сидела на табурете, ее пустой взгляд был устремлен в одну точку, а бледные тонкие губы что-то беспрестанно нашептывали.

— Я не пойду в деревню, пока лекарь там. — Наконец порвала тишину Агне. — Но и не откажу в помощи ни одному пришедшему на мой порог.

— Ты, верно, меня не поняла. Пока чужак тут, тебе лучше совсем исчезнуть отсюда. Зреет что-то нехорошее.

— И куда я пойду? — Она серьезно посмотрела в глаза норду. — В лес? Зимой?

— Да хоть и в лес. Там, в глуши есть охотничий дом. Я помогу подлатать его, и вы там перезимуете, а весной вернетесь сюда.

— Нет, я никуда не пойду. Люди каждую зиму болеют, а этой будут — особенно тяжело.

— Глупая, упрямая баба! — Он зло стукнул кулаком о косяк двери. — Ты можешь хотя-бы сидеть тихо и не лезть ярлу в глаза?

глава 2.7

Когда норд только собирался на охоту — было еще светло, и вся деревня притихла, словно вымерла. Люди, казалось исчезли с улиц, оставив на местах бесцельно бродящий скот и валяющуюся утварь. Общее горе давило на них, и редкие прохожие старались даже не смотреть друг