Последний выпуск - Наоми Новик Страница 8

Она покраснела, пошла пятнами и, запинаясь, выговорила:

– Я… у меня… – а потом расплакалась и бегом бросилась к лестнице.

Чжэнь спросил:

– Ты не слышала про Бангкок?

– Чего я не слышала про Бангкок?

– Бангкокского анклава больше нет. Что-то его уничтожило буквально накануне поступления.

Я уставилась на него. Весь смысл анклавов в том, что их нельзя уничтожить!

– Как? Что?

Он беспомощно пожал плечами.

– Все в курсе про Бангкок? – спросила я за ужином, удивляясь, что пропустила такую важную новость, но оказалось, что никто ничего не знал. Одна только Лю кивнула и ответила:

– Да, слышала.

– Что случилось? – поинтересовалась Аадхья.

– Бангкокский анклав погиб, – сказала я. – Его больше нет.

– Что?! – воскликнула Хлоя и подскочила, так что апельсиновый сок вылился на поднос.

Она сама попросилась сесть с нами, причем очень вежливо, отнюдь не намекая, что она оказывает нам честь своим присутствием. Поэтому я сквозь зубы повторила:

– Бангкокский анклав погиб.

Хлоя отмахнулась.

– Да ну, вранье.

Лю покачала головой.

– Это подтвердила одна девочка из Шанхая. Родители передали ей новость с младшей сестрой.

Хлоя застыла со стаканом в руке. Неудивительно, что она так испугалась. Анклавы не схлопываются без причины; если анклав подвергся такому удару, что не выстоял, это был верный знак разразившейся войны кланов, и Нью-Йорк имел все шансы угодить в самый эпицентр. Но когда Хлоя в третий раз за пять минут потребовала у нас с Лю подробностей, я ответила:

– Расмуссен, мы не знаем ничего. Это ты можешь что-то выяснить – ваши новички наверняка знают больше нашего.

Хлоя попросила: «Последите за подносом», встала и отправилась к столу, где сидели нью-йоркские младшеклассники. Сведений оказалось мало – большинство новичков понятия не имели о случившемся. Сударат оказалась единственным новичком из Бангкока, прибывшим в школу в этом году, и ее старшие соотечественники держали язык за зубами.

Все не на шутку встревожились. Даже когда анклав сильно поврежден и вот-вот обрушится, обычно мирные обитатели успевают спастись.

К концу ужина стало ясно, что никто ничего не знает. Во-первых, мы здесь и так почти ничего не знаем, поскольку все новости о внешнем мире приносят раз в год смертельно перепуганные малолетки. Но рухнувший анклав – это серьезно… и даже шанхайцы ничего не знали. Шанхай некогда помог Бангкоку основать анклав – последние тридцать лет он финансировал создание новых азиатских анклавов и вовсе не случайно жаловался, что непропорционально большое количество мест в Шоломанче достается европейцам и американцам. Если кто-то уничтожил бангкокский анклав, намереваясь атаковать Шанхай, шанхайские новички получили бы недвусмысленный наказ сплотиться с бангкокцами.

С другой стороны, если бы бангкокский анклав погиб по собственной небрежности – это случается время от времени, когда маги зарываются, втайне изобретая новое оружие, – шанхайцы наверняка получили бы наказ не помогать бангкокцам. А вместо этого они просто держались настороженно. Иными словами, даже их родители знали не больше, чем мы. А если о случившемся не знали даже члены шанхайского анклава, значит, не знал никто.

Ну, не считая того, кто уничтожил анклав Бангкока. И это не упрощало дела: если кто-то планировал косвенную атаку на Шанхай, то первым кандидатом был Нью-Йорк. Вряд ли какой-нибудь другой анклав мог бы это устроить как минимум без молчаливого одобрения ньюйоркцев. Но если они втайне готовили нечто столь колоссальное, как уничтожение целого анклава, то вряд ли стали бы делиться планами с детьми. А значит, даже ребята из Нью-Йорка не знали, что задумал их анклав. Зато они – и шанхайцы тоже – понимали, что, если гибель бангкокского анклава не была случайностью, значит, их родители прямо сейчас вели войну. А нам предстояло жить в неведении еще целый год.

В такой ситуации трудно питать дружеские чувства к членам анклавов. Лично меня не волновала судьба Бангкока. Я не собиралась вступать в анклав. Я приняла это решение в прошлом году – с горечью – и в случае войны намеревалась держать нейтралитет. Даже если какой-нибудь жуткий злыдень громил анклавы, мне до этого дела не было – ну, разве что он составил бы мне конкуренцию в будущем, учитывая малоприятное пророчество. Моя жизнь стала бы гораздо легче, если бы оно наконец сбылось.

Однако меня всерьез удручило то, что помощи от Сударат ждать не приходилось. Судя по всему, специализироваться мне предстояло на спасении младшеклассников. Запас маны у анклава Бангкока был относительно новым и небольшим, и бангкокские выпускники полностью его контролировали. Они отчаянно торговались с другими анклавами, заключая союзы к выпуску, и не делились маной даже со своими младшими. Бангкокцы стали обычными людьми, как мы, простые смертные, которые отчаянно боролись за союзников, ресурсы и выживание. Главной приманкой для их будущих соратников было место в молодом амбициозном анклаве – но анклав пал, и они жили в атмосфере зловещей неуверенности, потому что никто не знал, что происходит. Другие новички избегали Сударат не потому, что не знали, что она из Бангкока, а потому что знали. Ей даже не дали ничего из вещей, которые остались от прошлогодних выпускников. Рюкзак, с которым она прибыла в школу, был ее единственным имуществом.

Наверное, мне следовало бы пожалеть Сударат, но я больше склонна жалеть тех, кому не везло никогда, а не тех, кому внезапно перестало везти. Мама сказала бы, что жалеть нужно всех – а я ответила бы, что она вправе жалеть кого угодно, а у меня ограниченный запас сочувствия. Даже в отсутствие сострадания я дважды за неделю спасла Сударат жизнь, так что жаловаться ей было не на что.

И мне тоже – поскольку, очевидно, предстояло продолжать в том же духе.

Мы с Аадхьей и Лю в тот вечер вместе собрались в душ. По пути вниз я горестно спросила у Лю:

– У тебя не будет времени потом? Мне нужны несколько базовых фраз на китайском.

Вы, наверное, думаете, что я имела в виду выражения типа «как пройти в туалет» и «доброе утро». Но в Шоломанче первые фразы, которые ты учишь на любом языке, это «пригнись», «осторожно, сзади» и «беги». Мне они были необходимы, чтобы новички не лезли под руку, пока я их спасаю. Целиком и полностью за свой счет.

Лю негромко сказала:

– Я хотела попросить тебя о помощи.

Она полезла в сумку и достала прозрачный пенал, в котором лежали ножницы – под левую руку, с облезлыми пластмассовыми кольцами; одно лезвие было зазубрено, второе слегка заржавело. Многообещающие признаки. Такие скверные ножницы вряд ли были прокляты или зачарованы.