Алёна Краснова - Гнездо там, где ты (СИ) Страница 8

Сражение кончилось, мы победили в очередной раз. Но не чувствуя привычного вкуса победы, в толпе ликующих солдат я искал конников, и кидался к каждому с вопросом, не знает ли кто таинственную всадницу с карими глазами. Солдаты смотрели на меня, как на умалишённого, шарахаясь в стороны. Я пребывал в безумии, отчаявшись получить ответы на свои вопросы.

- Ну и к кому мне идти? – спрашивал я себя, осматриваясь вокруг. Единственно, кто приходил на ум, был декурион Госпожа Лайнеф, о беспощадности всадников которой ходили легенды во всей империи. Её за женщину то не считали, за глаза называя стервой с яйцами. Те, кто пытался залезть к ней под тунику, давно превратились в тлен, зато турма, которой она командовала, была одна из лучших.

- По крайней мере других баб во всем легионе я не знаю, - пребывая в сомнениях, что это может быть она, я направился на поиски места расположения третьей турмы и их командира. Руки и ноги дрожали, но решимость крепла с каждым шагом. После долгих расспросов, узнав наконец, где базируется турма, я нашёл заветную палатку декуриона и, собравшись с духом, откинул полог, уставившись на силуэт женщины, стоящей ко мне спиной.

- Госпожа Лайнеф? …

*****

Прервав воспоминания, я вновь оказался под дождем, перед воротами полуразрушенного Килхурна, имея удовольствие лицезреть чаровницу Иллиам, при виде которой меркли все смертные девы. Красотка, каких еще свет не видывал, в неё был влюблен целый гарнизон.

ГЛАВА 6 (ЛАЙНЕФ)

- Лайнеф, а тебе никто не говорил, что нехорошо давать повод для переживаний даме столь преклонного возраста? – Иллиам была просто неподражаема в своём недовольстве. Забавно было наблюдать, как хладнокровная воительница притворно супилась, разыгрывая негодование. В такие моменты мимика преображала идеально красивое, но повседневно бесстрастное лицо, окаймлённое белокурыми локонами, и подруга чертовски походила на обиженную юную девушку. Только глаза … в них застыл вековой холод, и даже мне было не по силам растопить этот лёд.

- За несколько дней, что я тебя не видела, Иллиам, ты действительно успела состариться, – подразнила я её. - Вон и морщинки появились. - добродушный хохот ребят разнесся за моей спиной.

- Госпожа Иллиам! – услышала я бархатный голос Квинта. Ну кто же ещё?! – Вы, как всегда, безупречно прекрасны. Благородная роза среди вечного тлена. - Он приложил руку к груди и с лукавой улыбкой чуть склонил голову в приветственном поклоне.

Самодовольный взгляд зеленых озорных глаз, так похожий на тот, из далекого прошлого, в очередной раз резанул память и воскресил мучительный образ, при воспоминании о котором меня опять затрясло от ярости. До боли сжимая челюсти, я закрыла глаза, пряча от людей малейший намек на собственную уязвимость. Сто лет, а всё как будто было вчера. Кончится это когда-нибудь, или вечность – это не срок?

- Квинт!.. – привычно взяв контроль над собственными эмоциями, я обратилась к парню, сверля его взглядом, но заподозрив неладное, Иллиам вновь спасала этого повесу. Выразительно приподняв бровь, она обратилась к юному наглецу:

- Хм, скажи-ка мне, Квинт, мне показалось, или кто-то действительно рискует остаться без ужина? – и тут же обрушилась на меня, за что, признаться, я ей искренне была благодарна, - Как приятно, Лайнеф, что тебя беспокоит мое состояние. Ну теперь вы прибыли, и все заботы по благоустройству этого свинарника я перекладываю на вас, а сама займусь своими морщинами. И да, дорогая, надеюсь, хоть к ужину ты приведешь себя в порядок? Я конечно понимаю, что внешний вид хозяйки сейчас полностью соответствует этому … - она демонстративно развела руками, - с позволения сказать замку, но сделай мне одолжение - избавь меня от лицезрения декуриона непонятного пола.

Обезоружив меня сей тирадой, она выразительно закатила глаза к небу и скрылась в дверях замка, сопровождаемая десятками восхищенных мужских взглядов. Слова Квинта были сущей правдой – даже будь бы Иллиам в жутком балахоне, она умудрялась остаться самой собой, являясь для окружающих самой Грацией – символом изящества и красоты.

- Ну что замерли? Слюни подотрите и позаботьтесь о лошадях, или вы собираетесь и дальше мокнуть под дождём? – посмеиваясь, рявкнула я на конных и, соскочив с лошади, бросила поводья подбежавшему парнишке лет двенадцати:

- Вычисти как следует, накорми и напои! Да присматривай получше за ней, – удивленно разинув рот, мальчонка с любопытством и страхом взирал на меня, что заставило на миг усомниться в его здравомыслии.

- Да в себе ли ты, малец? – легонько потрясла я его за плечо. Парнишка кивнул, расплылся в щербатой улыбке и мигом скрылся с Гаурой в направлении ветхого строения, судя по всему и являющегося конюшней. Худенькое тельце облепила мокрая, грязная одежонка, только голые пятки сверкали под моросящим дождем.

Печально вздохнув, я направилась к моей новой обители. Преодолев пару низких, полуразрушенных ступеней, открыла массивную дверь и вошла в обширный зал, единственным ярким пятном которого, пожалуй, был горящий очаг в центре, обложенный черными от золы камнями. Вокруг него уже собралось несколько отставников, пытаясь согреться и просушить промокшие одежды. Юные прислужницы, перешёптываясь и хихикая, с любопытством глазели на них, а солдаты, прельщенные подобным вниманием женской половины Килхурна, оценивающе поглядывали на стройные, и не совсем, девичьи тела, ухмыляясь и подтрунивая друг над другом, что вызывало всеобщий смех.

Это внушало оптимизм. Несмотря на то, что наша служба окончена, я не являюсь более декурионом турмы, состоящей из тридцати пяти опытных конных, после расформирования и отставок не все решились вернуться на родину. Двенадцать человек, в большинстве своём сарматы, пожелало остаться, присягнув мне на верность, и чувство ненужной ответственности за их судьбы обременяло. Но жизнь идет своим чередом, делая новый штрих на листах пергамента человеческих судеб. И время сейчас такое, что сильные духом вольны сами определять, каким будет этот штрих – уродливый и убогий, вызывающий жалость, либо четкий и яркий, поставленный уверенной рукой.

По крайней мере, с трудом отвоевывая у начальства приказы об отставке каждому из тридцати пяти, и освободив их от командира в собственном лице, я дала солдатам заслуженную возможность выбора. Выбора, которого лишили меня вместе с исчезновением Морнаоса – великолепного города темных эльфов, по словам Дарена погибшего вместе с его жителями в языках огня многовековой войны. Это случилось в ту роковую ночь, когда, как последняя сука, я стонала под врагом, потеряв себя в зелени демонических глаз и мечтая остаться там навечно, не ведая ещё, что лежу под убийцей собственного наставника и друга Охтарона.