Екатерина Шашкова - Тропы Междумирья Страница 8

Белобрысый тем временем едва слышно застонал, и моя сестра, разом забыв про все магические премудрости, бросилась к нему:

— Тебе плохо?

— Нет, мне просто офигительно хорошо. А что, не заметно? — Парень на мгновение приоткрыл глаза, изучил нависшее над ним лицо и отвернулся. — Иди отсюда, а?

— Я же помочь хочу, — опешила Ксанка. — Может, тебе воды дать?

— А у тебя есть? Или умеешь добывать её из воздуха? — в голосе мага послышалась явная издёвка.

— Нет, но… может, кто‑нибудь поделится. — Девушка растерянно обернулась на лысого, и поспешно отвела взгляд. Такой уж точно не поделится! — А как тебя зовут?

— Тебе какая разница?

— Ну, должна же я к тебе как‑то обращаться?

— А ты не обращайся. И вообще, отстань.

— Прекрати мне грубить!

— Ещё и не начинал.

— Послушай, что я тебе сделала?

— Пока — ничего, — Парень растянул в улыбке бескровные губы. — Разве что просверлила мне взглядом дыру в затылке. И штаны уже мысленно сняла. А они без пуговицы и так еле держатся.

— Идиот! — Ксанка покраснела до корней волос и решительно отмаршировала на другой конец поляны. Я проводила её взглядом, но подходить и утешать не стала. Во — первых, я никогда не любила (да и не умела) это делать, а во — вторых, девушка и сама неплохо справлялась с ситуацией. Даже сейчас, кипя от гнева, она мимоходом успевала строить глазки то лысому, то командиру. Даром, что ни один, ни другой на неё не смотрели.

— Ну и за что ты её так? — поинтересовалась я, присаживаясь рядом с парнем.

— Не люблю рыжих, — буркнул он.

— Почему?

— Какая разница?

— А меня ты за что не любишь? За форму ушей? За цвет глаз? Или тебе религия не позволяет общаться с теми, кто меньше полутора метров ростом?

Взглядом, который достался мне после этого (вполне невинного, с моей точки зрения) вопроса можно было заколачивать гвозди в гранитную плиту. Впрочем, я никаких особых грехов за собой не знала, поэтому нисколько не смутилась. Даже решилась на очередной вопрос:

— Ничего не хочешь мне рассказать?

— А должен?

— Тебе виднее. Просто мне вдруг подумалось: если ты так меня ненавидишь, что даже убить пытался, то, может, хоть объяснишь, за что?

— Сама не догадываешься?

— Представь себе, нет. И прекрати уже отвечать вопросом на вопрос. Если бы мне хотелось пустой болтовни, то я общалась бы с Истой.

— Значит, рыжая красотка — это Иста, — для разнообразия не спросил, а констатировал парень. — А тебя как зовут?

— Ты что, собирался меня прикончить даже не зная, кто я? — Я едва справилась с нервным смешком.

Вот всё у меня не как у людей. Даже убийца какой‑то неправильный. И отношения у нас с ним тоже неправильные. Где это видано, чтоб несостоявшийся палач и его жертва вели задушевную беседу за жизнь, уютно расположившись на лесной полянке. И при этом находясь в плену у эльфов. Которые, к слову, уже начали неодобрительно на нас, болтунов, коситься.

Впрочем, возможно, всё дело было именно в общем заключении. Совместно пережитые неприятности — они сближают.

— Я знаю, кто ты. Но не знаю, как тебя зовут. Так понятно?

— Вполне. И что же ты обо мне знаешь?

— Ты олла.

— И?

— Этого достаточно.

— Грандиозно! — Я всё‑таки не выдержала и расхохоталась в голос. — И весьма информативно! Особенно учитывая, что сама я об этом узнала где‑то за час до нашей второй встречи. И это все причины для убийства?

— Это повод, а не причина, — чуть поколебавшись, малопонятно объяснил блондин. — В принципе, когда мы первый раз схлестнулись, я не больно‑то хотел тебя убивать.

— Зато потом прямо‑таки жаждал.

— Сама виновата.

— В чём? В том, что олла? Да мне нафиг такая сила не нужна, я ей и пользоваться‑то не умею. И по достоверным источникам, ещё лет двести не научусь.

— И не учись, целее будешь. Только могущество твоё тут не причём.

— А что причём?

Вместо ответа парень поджал губы и уставился куда‑то мне за спину. Я на всякий случай обернулась, но ничего, достойного внимания, не увидела. А белобрысый продолжал упорно молчать.

— Просто скажи, в чём дело, и я от тебя отстану, договорились? Поверь, я действительно не знаю, чем могла тебе досадить.

- 'Досадить' — это мягко сказано, — Маг, наконец, удостоил меня взглядом. И тут же, словно боясь передумать, произнёс: — Вообще‑то ты убила мою мать.

— Чего? — От искреннего недоумения у меня не только слова с языка, но и все мысли из головы исчезли. — Это ты сейчас в переносном смысле говоришь, да?

— Нет, в самом что ни на есть прямом. И не отпирайся, я всё знаю.

— Всё? Вот то есть прямо‑таки совсем всё, да? И как же это произошло?

— Она хотела убить тебя, а получилось так, что ты — её.

— Угу. Вот прямо‑таки злостно растерзала, разрубила на кусочки и бросила на корм собакам, — фыркнула я.

— Не смей так говорить! — Кажется, парень попытался вскочить, но сил у него едва хватило на то, чтоб чуть приподняться, и сразу же рухнуть обратно на траву.

— А ты прекрати нести чушь. И запомни раз и навсегда: я в своей жизни убила одного — единственного человека. И этот человек — ты. Что касается твоей матери, то… — Я старательно вгляделась в лицо мага, пытаясь сообразить, не пересекалась ли я когда‑либо с похожими на него личностями. — …это случайно не такая высокая кареглазая блондинка предпенсионного возраста? Тощая, как вобла сушёная, но не без харизмы. Ходит в красном платье, носит на голове золотую диадему…

— Нет! — Парень скорчил такую физиономию, будто я ему с размаху врезала по раненой руке. Судя по всему, женщину он по моему сумбурному описанию опознал, но ни о каком родстве с ней даже слышать не хотел. — Эту воблу — селёдку я бы и сам с удовольствием в гробу увидел.

— Ну, тогда не знаю, — я демонстративно развела руками. — Больше я никому дорогу не перебегала. И тем более — не убивала. Вот честное слово. Веришь?

Повисла пауза.

Белобрысый старательно пялился мне в глаза, пытаясь углядеть в них хоть какой‑то намёк на ложь. Взгляд я не отводила — покорно ждала, пока насмотрится. А сама тем временем наблюдала за парнем.

Не знаю, какая работа мысли происходила в этот момент в его голове, но выражение лица менялось постоянно: наивный испуганный мальчишка превращался в серьёзного молодого человека, тот, в свою очередь, во взрослого, тёртого жизнью, мужчину — а потом всё начиналось заново. Он вроде бы и хотел поверить мне — но боялся обмануться. Значит, уже обжигался на вранье и, видимо, не раз.

А я всё смотрела и пыталась понять, сколько же ему лет. Слишком непосредственный для взрослого, и слишком усталый для подростка. Усталый не физически, а морально. Словно давно уже повидал на своём пути всё, что только можно, и теперь хочет одного — спокойствия. Странный парень!