Татьяна Шуран - Матка Страница 8

Изучая свои возможности по восприятию чужого сознания, он убедился, что и другие минералы, которые он настраивал на подземный поток, действовали аналогично алтарю: через них люди подключались к силе камня и, как правило, стремились испытать ее действие снова и снова. Между тем сеть влияния автохтонов множилась. Тасманов совершенствовал навыки управления ею и постепенно научился превращать в зависимость даже случайный единичный контакт. Он не задумывался о смысле своих действий, не отдавал себе отчета в том, какие последствия вызывало систематическое облучение хтоническими энергиями во всех областях жизни человека. Тасманов вовсе не понимал людей, словно сам не принадлежал к человеческому роду; он ощущал только частицы камня, зарождавшиеся в телах жертв, и проходившие по ним импульсы тяжелых, низменных впечатлений, которые следовало постоянно поддерживать и усиливать, поскольку они питали камень. Тасманов научился отслеживать всех, кто подвергался облучению, сохранять в стереозеркалах полученные моменты их жизней и в случае помех внушать через минерал состояния боли и бреда. Внезапно возникавшие навязчивые идеи и галлюцинации, недиагностируемые болезни, обмороки и частичный паралич, как правило, безотказно действовали на тех, кто, по ощущениям Тасманова, пытался отказаться от усвоенных подземных сил, и заставляли жертв прибегнуть к чудодейственной помощи автохтонов, отбросив сомнения, вовсе для камня бесполезные и Тасманову абсолютно непонятные. Сам он признавал только погружение в подземную стихию, искренне полагая, что ничего другого в природе не может быть, и если порой приходилось убеждаться в существовании другого способа восприятия, Тасманов считал его ошибочным и опасным.

В ходе экспериментов с хтоническим током Тасманов понял, что жертвенный камень в ущелье отличается от остальных автохтонов. Именно он пробудил в Тасманове сверхъестественные способности, он гипнотизировал и подчинял жертв как никакой другой — в своих поделках Тасманову не удавалось сконцентрировать и доли той энергетической мощи, которая чувствовалась в алтаре, — и, самое главное, видения, производимые жертвенным камнем, не были беспорядочным потоком ощутимых фантазмов: они словно принадлежали к одному и тому же сюжету, как фрагменты головоломки. Тасманову являлись то вереницы витиеватых символов, объяснявшие происхождение каких-то чудовищ, имена которых он сразу забывал; то изображения человеческого тела в вихре замысловато сплетенных нитей; то громоздкие хирургические инструменты из камня; то изощренные пытки и убийства в ходе религиозных церемоний. Жертвоприношения, к удовольствию Тасманова, повторялись чаще всего; и зловещие панорамы массовых ритуальных действ, обширная храмовая площадка для священнодействий, свисающие с высокого потолка клетки с пленниками, блуждание чадящих огней, за которыми угадывался гул толпы, длинный каменный нож и кубический черный алтарь, обагренный кровью растерзанной жертвы, оставались для Тасманова самым волнующим и желанным переживанием.

Поначалу он пытался обеспечить максимальный приток человеческой жизненной силы к жертвенному камню, приглашая как можно больше людей к алтарю, однако вскоре заметил, что на некоторых участников ритуальные действа производили тягостное впечатление, вызывая вспышки абсурдного, как казалось Тасманову, возмущения и сопротивления. По причинам, которые Тасманов не вполне осознавал, но научился интуитивно учитывать, приходилось знакомить с жертвоприношением лишь достаточно проверенных, подготовленных людей и в целом избегать афиширования подробностей. Таким образом, основной человеческий ресурс поступал через произведения его собственного творчества, что составляло значительный количественный объем, но не устраивало Тасманова по качеству. Долгое время он ломал голову над тем, каким образом усилить взаимообмен жизненной силой между камнем и человеком, пока наконец случай не подсказал ему решение.

Однажды помощник сообщил, что личной встречи с Тасмановым настойчиво добивается некий ученый, историк и археолог едва ли не с мировым именем, недавно вернувшийся с раскопок в районе Древнего Вавилона. Ни о Золтане Себестьяне, ни о Месопотамии Тасманов ничего не знал потому, что ничьими исследованиями, кроме своих собственных, не интересовался, но согласился принять визитера в офисе архитектурного бюро, куда периодически приезжал с распоряжениями, решив, что появился очередной заказчик. Немолодой сдержанный мужчина оказался профессором нескольких европейских университетов и выражался на сравнительно чистом русском языке, объяснив, что, будучи по происхождению венгром, образование получал в России.

— Я занимаюсь историей древних цивилизаций: Шумер, Аккад, Ассирия, Вавилон… — пояснил он и добавил скорее утвердительно, чем вопросительно: — Впрочем, вы, наверное, и сами знакомы с культурой Древнего Междуречья?

— А это где? — равнодушно уточнил Тасманов.

— Ээээ… — профессор явно удивился.

— Ну, между реками, я понял, — нетерпеливо махнул рукой Тасманов. — Нет, не знаком. А что вы хотели?

— Хм… Признаться… Дело в том, — к ученому вернулась прежняя уверенность, — что в вашем творчестве… видимо, совпадение… Прослеживается очевидная преемственность с… ээ… вот, допустим, архитектура Вавилона. Это реконструкция, — Себестьян ловко развернул перед Тасмановым научный журнал, извлеченный из вместительного кейса. Тасманов бегло просмотрел рисунок гигантской многоярусной башни, действительно выполненной в стиле, близком к его собственному.

— Не сказать, чтобы совсем бездарно, — снисходительно кивнул он. — Только вот лестницы… А кто чертил этот проект? Очень плохо рассчитано.

— Хм… возможно… собственно, в том и заключается мой вопрос. Вот у вас недавно открылся этот объект… здание подземной голографической галереи. Так?

Тасманов наморщил брови. Покрытые голографическими росписями лабиринты, уходящие под землю на несколько километров и расположенные — о чем Тасманов избегал распространяться — над системой подземных лавовых озер, вызывавших своими испарениями усиление психической восприимчивости до такой степени, что у многих посетителей раскрывались различные паранормальные способности — был одной из недавних попыток Тасманова обеспечить концентрацию внимания и воли жертв, сопоставимую с воздействием алтаря.

— Верно, — неуверенно кивнул Тасманов, не вполне понимая, к чему ведет настырный визитер, который, между тем, ловко раскладывал на столе большие фотографии каких-то руин.

— Потрясающе. Я сам там был. Необыкновенная задумка. Эти ваши автохтоны — просто восьмое чудо света. А теперь посмотрите сюда, — Себестьян приглашающим жестом обвел фотографии. — А вот общая схема, — указал он на сложный чертеж. — Материалы с раскопок, которые проводились в этом году!