Джеймс Блэйлок - Каменный великан Страница 8

Река поднималась. Казалось, она спешит к океану, с каждым днем все сильнее торопясь достичь места назначения. Эскаргот принялся размышлять о конечных целях любого путешествия. Ему пришло в голову, что с таким же успехом он сам мог бы плыть, кружась в водоворотах, по течению реки к побережью. Ему вдруг показалось, что многие годы он напрасно тратил время.

Стремление достичь места назначения – вот в чем секрет. Неважно, какого именно. Чудилось что-то пугающее в перспективе просидеть всю жизнь на одном месте, «прочно обосноваться». Возможно, в таком случае вы слишком ясно видите конец пути – все серые, безрадостные годы, тянущиеся чередой, подобно камням мощеной дороги, в конце которой, на заросшем сорняками кладбище, стоит последний камень, надгробный. «Движение, – думал Эскаргот, глядя на темные деревья прищуренными глазами, – искривляет и запутывает любой путь настолько, что в конце концов человек уже не помнит, откуда он начал, и не знает, к чему придет». Соблазняла именно перспектива вечно идти куда-то, занимаясь по пути мелкой меновой торговлей, чтобы всегда оставаться при табаке; порой, в случае крайней необходимости, мыть витрины и посвистывать в процессе работы; стягивать лишний пирог, охлаждающийся на подоконнике, и оставлять взамен ивовую флейту, или горсть стеклянных шариков, или корзинку, полную засоленной рыбы.

В то время как благоразумный селянин будет прятаться в своем доме, по ночам боязливо прислушиваясь к скрипу и шороху ветвей на ветру и пугаясь причудливых теней от спутанных виноградных лоз на темном дворе, Эскаргот будет разгуливать по дорогам и жить среди теней. Именно под его ногами прохрустит гравий среди ночи, каковой звук заставит селянина сесть в постели, задрожать от страха, склонить голову к плечу и напряженно прислушаться. Возможно, он поплывет к Океанским островам и примкнет к пиратам или пойдет вниз по реке, чтобы найти сокровища в Лесу гоблинов.

Возможно… возможно, для начала он отправится на побережье и попытается найти Лету. Сейчас это казалось вполне подходящей целью. Через неделю, когда Хэллоуин уже пройдет и населяющие ночи колдовские чары отчасти рассеются, на побережье устроят ярмарку по случаю праздника урожая. Эскаргот живо представлял себя в шумной веселой толпе: костры на улицах; люди, эльфы и факельщики вперемешку с местными гномами; редкие компании гоблинов, которые, заливаясь идиотским смехом, бегут во все лопатки по улице после того, как напугали какого-нибудь трактирщика или дернули за волосы какую-нибудь бедную старушку. И там будет Лета, которая не сразу поймет, кто стоит рядом с ней. Он похлопает ее по плечу, и она обернется, страшно удивленная. А он улыбнется и скажет что-нибудь – что-нибудь остроумное. Что именно? Над этим следовало подумать. Он хотел хорошо подготовиться к такому ответственному моменту, иначе до конца жизни будет сожалеть, что брякнул какую-нибудь глупость.

Услышав плеск в двадцати футах от берега, Эскаргот встрепенулся и схватил ближайшую лесу, решив, что речной кальмар заглотил насаженного на крючок червяка. Туман поднялся выше. Теперь за рекой виднелись лишь призрачные кроны деревьев. Находившиеся в пятидесяти ярдах от Эскаргота пристани городка Твомбли скрылись в тумане, и вечер был тихим и безветренным. Из леса доносилось приглушенное расстоянием уханье совы, похожее на голос бесплотного духа. Ни на одной лесе ничего не оказалось.

В четырех-пяти футах выше по течению показалась усеянная шипами круглоголовая рыба, светящаяся подобно фонарю, которая лениво плыла к месту, где Эскаргот сидел на бревне. Она остановилась в пяти футах от него, а потом замерцала и поплыла прочь по течению. «Рыба-туманка!» – прошептал Эскаргот, медленно понимаясь на ноги и оглядываясь по сторонам в поисках сети. Было что-то странное в тумане – тяжелом, ленивом, который, казалось, выползал из леса, вместо того чтобы подниматься от реки. Он походил на порождение колдовских чар, населяющих мир об эту пору и знаменующих приближение Хэллоуина. В обычном тумане рыба-туманка никогда не появится. Эскаргот это знал точно.

Двумя минутами раньше он не мог бы с уверенностью предположить, что рыба-туманка вообще появится. Конечно, вы знаете разные истории – истории, которые рассказывают именно такими поздними вечерами в канун Хэллоуина, когда и рождаются легенды об огромных речных кальмарах, увлекающих рыболовные суда на дно в дельте Ориэли, у самого побережья; о русалках, обитающих на мелководье неподалеку от Монмотского мыса; об утонувших моряках, которые ведут по реке призрачные корабли глубоко под водой, направляясь к неизвестному месту назначения. Существовало предание, что Ориэль является волшебным двойником другой огромной реки, находящейся в далекой волшебной стране. По ночам, когда колдовские чары тумана набирают особую силу (по крайней мере, так гласили предания), корабли, рыбы и самого разного рода глубоководные существа перебираются из одной реки в другую.

В книгах Дж. Смитерса было полно таких легенд: историй о стране, известной под названием Бэламния; подробных карт именно такой реки – реки, удивительно похожей на Ориэль, с точно так же расположенными по берегам деревнями и огромным, наводненным призраками лесом, сильно напоминающим Лес гоблинов, который тянулся вдоль реки к югу от Города у Высокой Башни. Эскаргот всегда находил любопытными сочинения Дж. Смитерса и карты, приведенные в его книгах. Профессор Вурцл утверждал, что Смитерс, живущий в деревне Бромптон на берегу Ориэли, естественным образом взял за образец знакомую реку. Все писатели, утверждал Вурцл, связаны представлениями о знакомом им мире, своими знаниями о нем. Они рабы своих представлений и наличествующих знаний. Но профессор Вурцл был слишком полон так называемого здравого смысла, чтобы удовлетворить Эскаргота подобными объяснениями. Вот и появление рыбы-туманки противоречило всякому здравому смыслу.

Эскаргот присел на корточки, схватив сеть. Мертвую тишину нарушало лишь приглушенное «тук-тук-тук», время от времени раздававшееся вдали, – вероятно, то стучал дятел. Вместе с туманом на землю спустилась тьма, и они медленно сгущались, покуда вся река не скрылась от взгляда, если не считать полоски неподвижной воды у самого берега, под ногами Эскаргота. Неподалеку блеснул свет еще одной рыбы-туманки, похожей на несомый ветром блуждающий огонек; потом чуть дальше проплыла еще одна – она свернула было к берегу, но потом с приглушенным плеском исчезла под водой.

Одна за другой медленно тянулись минуты; Эскаргот напряженно вслушивался в ночное безмолвие, зорко вглядывался в темноту и думал, что даже грязный пол Вдовьей мельницы и жалкая кучка поздних ягод да засоленной рыбы, ожидающих его там, начинают казаться страшно желанными и соблазнительными. Иные ночи хорошо проводить под открытым небом, вдруг понял он, а в иные не стоит и выходить за порог. Эскаргот в последний раз подергал за лесы, а потом повернулся спиной к реке и лицом к лугу, собираясь спрятать сеть в яме под бревном.