Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона Страница 80

Новости о посвящении в епископы Дункана не вызвали большого изумления при будущем Меарском дворе в Ратаркине. Креода уже предупреждал, что такое возможно. Это было лишь новое оправдание для войны, насколько дело касалось Кэйтрин и Сикарда, хотя Лорису и Джедаилу это досадило немало. Столь же предсказуемым оказалось повторное требование Келсона, чтобы Кэйтрин сдалась к Рождеству, с намеками о печальных последствиях для заложников, если их мать не образумится или если будет причинен новый вред Истелину.

Но решение архиепископа Брадена об отлучении, прочитанное вслух с нарастающим недоверием и ужасом ошеломленным Джедаилом, потрясло всех и каждого. Лорис настолько разъярился, что опрокинул кресло, спеша подбежать к Джедаилу и вырвать у него оскорбительную бумагу.

— Да как они смеют? — злобно возопил Лорис, пробегая глазами подписи и печати в самом низу, не замечая, как крохотные брызги слюны пятнают пергамент и пурпурную сутану. — Да кем они себя вообразили?

Размахивая посланием, как если бы это могло превратить его в клинок, Лорис побрел через зал туда, где у окна стояли Кэйтрин и Сикард, обняв друг друга за талию в попытке утешить, повергнутые во прах тройным ударом. В нескольких шагах позади Ител с бледным лицом наблюдал то за родителями, то за Лорисом, то за Джедаилом и суетливо крутил конец завязки плаща.

— Как они смеют? — повторил Лорис. — Боже правый, отлучение! Это они… Меня-то… Мои бывшие подчиненные… Наглость какая! Слов нет!

— Да уж, — пробормотал Сикард, хотя Лорис не слушал его, увлеченный своими страстными филиппиками в адрес епископов из Ремута и королевского дома Халдейнов.

А Сикард разделял тревогу своей закусившей губы жены и повелительницы и смятение сына. Когда Лорис, наконец, исчерпал запас брани, божбы и клятв, Сикард уронил занавес, который до того приподнял, чтобы поглядеть на утренний снегопад, и вернулся на середину зала, ведя жену под локоть к креслам у огня. По его знаку, Ител поспешил поднять стул, опрокинутый Лорисом.

— Хватит нам распускаться. Всем нам, — произнес Сикард, глядя в упор на Лориса и маня пальцем Джедаила, чтобы подошел поближе. — Мы выслушали ответ из Гвиннеда. Теперь давайте решим, как мы поступим. Сядь, моя дорогая.

Собравшись с духом, Кэйтрин села, тщательно расправив подбитые мехом полы вокруг ног, и расположила руки на колени. Когда она подняла глаза, муж стал подле нее на одно колено с одной рукой на ее подлокотнике, а Джедаил застыл в ожидании у него за спиной. Ител расположился справа от нее. Лорис, не скрывающий раздражения по поводу тона Сикарда, подошел и остановился перед креслом, которое только что поднял Ител. Что-то в семейной картине, которая ему предстала, предостерегало от намерения сесть, пока не попросят.

— Моя королева, — мягко произнес Сикард, прежде чем Лорис подыскал подходящее выражение, — мы в вашем распоряжении, как вы превосходно знаете, но боюсь, что на этот раз Халдейн попал не в бровь, а в глаз. Угодно ли вам продолжать то, что мы начали, зная, что Церковь отторгла нас?

— Какая такая Церковь? — огрызнулся Лорис. — Горстка схизматиков-епископов, которые нарушили присягу и не повинуются мне! — Он опомнился достаточно, чтобы легко поклониться, прося прощения. — Извините меня, повелительница, но не может быть и вопроса об отступлении только из-за куска пергамента с воском. Вот что я об этом думаю!

Основательно размахнувшись, он швырнул послание в огонь, но, в ответ на краткий возглас матери, Ител сунулся в очаг и спас пергамент, очистив успевшие обуглиться края и простонав проклятие, когда с одной из печатей ему на руку капнуло расплавленным воском.

— Это не ответ, — заметил Сикард, поднимаясь, чтобы пододвинуть кресло с прямой спинкой поближе к креслу жены. — И кусок пергамента с воском, как вы его назвали, кажется, дал вам причину тревожиться, архиепископ. И, к несчастью, непризнание этого отлучения не отменяет его.

Он взял руку жены в свою и сел, поглаживая ее в тщетной попытке утешить. Лорис нахмурился.

— Это письмо — одна докука. Оно не имеет силы, — сказал он. — Его составили те, у кого не было полномочий.

— Да что означают полномочия? — прошептал Кэйтрин. — Не нужно полномочий, чтобы кого-то проклясть. А нас именно прокляли, несмотря на весь этот возвышенный язык. Мы, жители гор, кое-что в этом смыслим, архиепископ. Проклятие невозможно просто так походя отбросить.

— Тогда мы можем им отплатить, если вы считаете нужным, — сказал Лорис, опустившись все-таки в кресло и тщательно изучая обоих. — Не проклясть ли и мне их? Это дало бы мне огромное личное удовлетворение. Я могу отменить этот указ и отменю его, а сам провозглашу такую же анафему дому Халдейнов и епископам-схизматикам. Но и вы должны себя проявить, государыня. Крайняя нужда подталкивает вас к тому, чтобы дать королю ответ, которого он заслуживает. Нельзя позволить этому мальчишке запугать нас своими угрозами.

— Этот мальчишка хорошо научился угрожать, хотя у него еще молоко на губах не обсохло, — глухо ответила Кэйтрин, подняв в руке другое письмо, приложенное к указу об отлучении: ответ Келсона на ее последний вызов ему. — Он повторяет требования о сдаче, архиепископ. И мои Сидана с Ллюэлом — все еще его заложники.

— Вы сами заметили менее чем две недели назад, ваше величество, что они взрослые. И понимают, в какой оба опасности.

— Но они мои дети, — не уступала Кэйтрин. — Неужели я предоставлю их такой участи? Допущу, чтобы они пострадали от гнева узурпаторов-Халдейнов и погибли за то, чтобы я носила корону?

Хмурый и решительный, Лорис пал перед ней на колени, воздев руки в мольбе.

— Разве вы не знаете, что они охотно расстанутся с жизнью, чтобы трон Меары достался ее законной королеве? — возразил он. — Эта страна уже достаточно долго страждет под ярмом чужеземных властителей, благородная госпожа. Малкольм Халдейн отнял ее у законной наследницы сто лет назад, и с тех пор он и его последыши тяжко угнетают ваш народ, не слушая его стонов. Вы располагаете средствами положить конец тирании Халдейнов. И не вправе, во имя вашего народа, пренебрегать своим святым долгом.

Кэйтрин выслушала его слова с белым лицом, переплетя пальцы с пальцами мужа, а единственный оставшийся при них сын сидел рядом на корточках с опаленным свитком указа об отлучении в руках. Ее племянник стоял позади них, безмолвный и потрясенный в своем епископском пурпуре. Когда Лорис умолк, Кэйтрин наклонила голову. Миг спустя слезы брызнули на соединенные руки Кэйтрин и Сикарда.

— Это равносильно тому, чтобы возложить моих детей, как жертвы, на алтарь моих устремлений, — сказала она наконец, горестно качая головой. — Но вы правы. Долг — прежде всего.