Инна Кублицкая - Карми Страница 82

— Ты в Сургаре жил, а я выросла, — ответила Карми. — Они знают меня чуть ли не с пеленок. Но… послушай-ка, Малтэр, а о Сауве какие-нибудь вести были?

— Его убили в Саутхо, — отозвался Малтэр. — Глупо получилось. Сидел бы там тихо, не горячился — никто его не тронул бы. А он договоры начал вспоминать…

— Странно, — откликнулась Карми. — А я-то думала, что Сауве — человек очень сдержанный.

— Да, — согласился Малтэр. — Но иногда его прорывало. Руттул иной раз этим пользовался. Соберемся, поссоримся, раскричимся — потом, когда остынем, начинаем думать…

Малтэр осекся. У Карми окаменело лицо — разговор о Руттуле был слишком болезненным для нее, и Малтэр искренне обрадовался, когда слуги доложили, что заказанный завтрак подан.

За завтраком Карми снова оттаяла. С удовольствием съела холодный «летний суп», в то время как Малтэр с недоумением водил ложкой в серебряной миске с холопским кушаньем. При виде мяса он оживился и съел его с аппетитом, опять-таки с недоумением разглядывая салат по-деревенски. Карми уделила внимание и мясу, и салату. Мясо она ела, как было заведено в доме Руттула, ножом и вилкой. Малтэр обходился без вилки, отрезанные куски брал руками, и это получалось у него настолько изящно, что Карми засмотрелась.

После завтрака, раздав похвалы поварам, Карми объявила, что ей захотелось спать.

— Последнее время я сплю когда хочется, — сказала Карми. — Да и в ближайшем будущем мне придется ночью не спать. Так что… Я вздремну, а к вечеру ты меня разбуди.

В ее спальне ничто не напоминало о случившихся за последний год событиях. Карми разделась, села на мягкую кровать и провела ладонью по льняному летнему покрывалу. Как давно ей не доводилось спать в белой, неправдоподобно чистой постели! «В лебедях», — приговаривала когда-то нянька, укладывая маленькую принцессу спать в эту постель.

«Что ж, посплю напоследок “в лебедях”, вероятно, не скоро еще доведется…»

Она отвыкла от простыней, пахнущих мыльным корнем и лавандой. Она отвыкла спать раздевшись. Она отвыкла чувствовать себя свободной, и ей приснилось, что она идет по Майяру голая, а все встречные указывают на нее пальцами и смеются…

Карми с усилием вырвалась из неприятного сна и села в постели. В комнате было душно, — может быть, эта духота и вызвала острое чувство стыда и незащищенности.

Она встала, опять натянула розовое платье. Подошла к туалетному столику и распахнула створки, открывая зеркало.

«О небеса, — вздохнула она, изучая свое отражение. — Да как же меня еще люди узнают? Я бы себя не узнала».

Совсем другая девушка, вовсе не прежняя Сава смотрела на нее: чужая, с непривычной прической, но — как отметила Карми — куда красивее той, прежней. Правда, сходство с хорошеньким мальчиком увеличилось, но увеличилось и своеобразие ее внешности.

«Надо бы посмотреть на себя в хокарэмской одежде, — подумалось Карми. — А пока надо бы чем-нибудь прикрыть голову, чтобы не пугать людей».

Она подобрала белый кружевной шарф и удовольствовалась полученным результатом. Правда, шарф подчеркивал смуглую от загара кожу, но Карми никогда не боялась показаться чернушкой. Приведя в порядок свою внешность, Карми, бесшумно ступая босыми ногами по гладкому паркету, пошла по дому.

В доме было неспокойно. Карми тут же уловила приглушенные далекие голоса и пошла на звук. Какие-то люди собрались в неузнаваемо переменившейся приемной Руттула, которую теперь занимал Малтэр.

Карми потянула на себя тяжелую дубовую дверь и заглянула в щель. В приемной было человек двадцать: Малтэр, стоящий спиной к окну, выходящему во внутренний дворик, трое его солдат, с нарочито безразличными лицами сидящие на полу недалеко от него, а остальные были тавинские горожане, почти всех их Карми знала — это были городские старшины. Большинство из них — бывшие мятежники из отрядов Сауве и Лавитхе, люди довольно опасные и, как говорил когда-то Руттул, трудноуправляемые. Коренных сургарцев можно было легко отличить от них — сургарцы держались спокойнее и пытались урезонить вспыльчивых сограждан. (Правда, горячие головы были и среди коренных сургарцев, как были рассудительные люди и среди мятежников.) В общем, картина складывалась такая: одни желали немедленно начать истребление майярцев, другие понимали, что шансов на победу почти нет, но и те и другие хотели видеть принцессу Ур-Руттул и говорить с ней.

Малтэр отмалчивался, то и дело напоминая:

— Потише, господа, государыня спит.

Шум ненадолго стихал, но вскоре возбужденные голоса опять переходили на крик.

Карми отступила. Что они собираются говорить ей? Как с ними говорить? И разве есть у нее что сказать им?

Но тавинцы не успокоятся, пока не поговорят с принцессой Ур-Руттул, поняла Карми.

«Ну что ж, — решила она. — Тогда поговорим».

Она резко распахнула двери и решительно вошла в комнату.

— Здравствуйте, господа, — сказала она холодно. — Почему вы кричите?

Малтэр устремился ей навстречу, подвел к креслу, усадил. Тавинские старшины отвешивали поклоны.

— В чем дело, господа? — повторила Карми. — Вы хотели говорить со мной? О чем, интересно? Что может сказать Тавину неразумная девчонка? — Но голос ее был сух и обдавал презрением собравшихся.

Они хотели поговорить с Ур-Руттул? Они с ней поговорят. Ответили сразу несколько человек. Карми властно подняла ладонь:

— Стоп! Пусть говорит кто-нибудь один. После паузы заговорил Ласвэ из Гертвира:

— Госпожа, Руттул завещал правление тебе, а правит Малтэр.

— Ну и что? — отозвалась Карми. — Разве на него есть жалобы?

Ласвэ вывалил все обвинения против Малтэра: он заключил с майярцами позорный, кабальный договор и точно придерживается его, разоряя Сургару безбожными поборами. Тавин разграблен и наполовину разрушен, а Малтэр требует еще и еще, отстаивая интересы майярцев. Да и сам он майярец. Хоть и незаконный, но сын бывшего принца Марутту, родич всех этих высокорожденных правителей Майяра.

Малтэр бледнел, выслушивая обвинения. Они были и верными, и несправедливыми одновременно. Он не мог позволить себе нарушить заключенный договор ни в единой букве. Майярские гарнизоны были сильны и тотчас же привели бы его к послушанию — и все зимние ухищрения Малтэра сошли бы на нет. Рано нарушать договор — еще не высохли чернила, которыми он подписан, и нет в Сургаре силы, которая могла бы это сделать, и нет человека, который бы направил эту силу. Малтэр отчетливо понимал, что этим человеком ему не стать, потому что авторитет его в Тавине стремительно падает, и можно уже даже ожидать расправы. Правда, до появления в Тавине Карми (да, именно Карми, пусть хэйми называет себя как хочет, ведь эта девушка уже явно не принцесса и принцессой не будет), так вот, до появления Карми тавинцы держали при себе свои мысли. Теперь же, когда обвинения были выдвинуты, все зависело от того, как поведет себя хэйми. Если она найдет недовольство тавинцев справедливым, а действия Малтэра — преступными, до следующего утра Малтэр, пожалуй, не доживет.