Дэвид Коу - Правила возвышения Страница 83

Здесь, в Кентигерне, уже второй человек говорил советнику о существовавшем между кирси расколе с таким видом, словно это было чем-то новым. Однако все эти разногласия начались еще в эпоху Войн кирси, которым положило конец предательство Картаха. Родители Фотира, особенно отец, считали Картаха — вероломного военачальника, способствовавшего поражению кирсийской армии в древней войне, — неким демоном, посланным Байаном из Подземного Царства. Предатель Картах. Казалось, другого имени у него и не было. Разумеется, вплоть до отроческих лет Фотир ни разу не слышал, чтобы о нем отзывались иначе. Во все время своих странствий с ярмаркой (вместе с родителями, которые были предсказателями) он постоянно слышал, как люди вроде отца и Трина поносили Картаха и всех инди самыми последними словами, когда вино развязывало им языки. И, подобно Трину, отец Фотира со своими друзьями честил на чем свет стоит всех кирси, служивших при дворах инди, где останавливалась ярмарка.

Фотир находил это по-своему забавным. По крайней мере до своего Посвящения, которое провела мать, а не отец. Тогда Фотиру было шестнадцать, и ограниченное мировоззрение отца уже давно вызывало в нем внутренний протест. К тому времени они почти не разговаривали — как оказалось, к счастью. Ибо если бы именно отец вызывал в Киране видение его будущего, возможно, Фотир никогда не узнал бы правды о своей судьбе. Так или иначе, мать вскрикнула при виде открывшейся ей картины грядущего. Любой инди решил бы, что она увидела раннюю смерть своего сына или некое неописуемое несчастье.

Но нет, она просто увидела Фотира в зрелом возрасте, служащим при дворе эйбитарского герцога.

В ту же ночь Фотир покинул ярмарку. Больше он никогда не видел своих родителей, хотя переписывался с матерью до самой ее смерти, случившейся несколько лет назад.

Возможно, волнения, о которых говорили Шерик и Гринса, начались недавно, но причины оных — слепое негодование и предубеждение — возникли еще при жизни Картаха, в пору образования королевств Прибрежных Земель. Фотир не желал участвовать в этом противостоянии. Никогда не желал.

— Вы так и не ответили на мой вопрос. — Фотир не собирался отвлекаться на общие рассуждения о негодовании и заговорах кирси.

— Да, не ответил. Но клянусь вам памятью своей жены, умершей от чумы шесть лет назад, я не желаю зла вам и вашему герцогу. Я приехал сюда, чтобы спасти лорда Тависа, и сделаю для этого все возможное, с вашей помощью или без нее. Но мы оба понимаем, что у меня больше шансов на успех, если вы мне поможете.

Фотир с минуту молчал, напряженно обдумывая слова предсказателя. Что бы ни заставило Гринсу приехать в Кентигерн, все равно он оставался для них последней надеждой. Если Тависа вообще еще можно было спасти. Первый советник шумно выдохнул и позволил себе слабо улыбнуться.

— Вы умеете убеждать, предсказатель. Вам это известно?

Гринса ухмыльнулся:

— Честно говоря, да. Разве я не сказал вам, что обладаю еще и даром внушения? Именно благодаря ему я и проник в замок.

Они пошли вниз по лестнице, бесшумно ступая, настороженно оглядываясь и прислушиваясь, но у Фотира не выходили из головы последние слова предсказателя. Способность внушения мыслей являлась мощной магической силой, которая лучше всего воздействовала на инди, не умевших от нее защищаться. Более того, человек, обладавший одновременно дарами прорицания, исцеления, внушения и воздействия на формы, имел в своем распоряжении четыре разных вида магической силы — необычно много даже для самого могущественного кирси. Каковое обстоятельство наводило на ошеломляющую мысль — мысль, к которой Фотир не возвращался уже много лет. Внезапно он понял нежелание Гринсы говорить правду.

Когда они спустились по винтовой лестнице, Гринса свернул в другой коридор, который вел скорее в глубину замка.

— Разве мы пойдем не через двор? — спросил Фотир.

— Нет, если мы не хотим, чтобы нас заметили стражники.

Но советник все равно заколебался, внезапно усомнившись в том, что его решение последовать за предсказателем было разумным.

— Я знаю, где находятся ворота для вылазок, — пояснил Гринса. — Вы же не думаете, что мы просто войдем в темницу и освободим мальчика?

Фотир покраснел:

— Не думаю.

— Положитесь на меня, первый советник. Человек, странствующий с ярмаркой, имеет возможность исследовать замки всех эйбитарских герцогов. Я хорошо знаю Кентигерн.

— И Керг тоже? — спросил советник, трогаясь с места.

Гринса бросил на него быстрый взгляд через плечо и ухмыльнулся:

— Разумеется.

Достигнув ворот для вылазок, двое кирси вышли в ночь и прошли вдоль замковой стены к тюремной башне. В стене башни, над самой землей, было единственное маленькое окошко, забранное железными прутьями.

— Вот оно, — прошептал Гринса. — В конце шахты, ведущей отсюда вниз, есть еще одна такая решетка. Если вы сможете разрушить эту, я справлюсь с нижней.

Фотир кивнул:

— Хорошо. — Он опустился на колени в траву и приготовился использовать свою способность воздействия на формы, но Гринса остановил его, положив руку ему на плечо.

— Делайте срезы гладкими, — сказал предсказатель. — На обратном пути мы восстановим решетку, если у нас останется время.

— Это заберет много магической силы.

— Я знаю. Положитесь на меня.

Фотир пожал плечами и занялся решеткой. Она состояла из четырех поперечных и трех вертикальных прутьев. Всего нужно было сделать четырнадцать разрезов. Правда, Фотир предпочел бы ограничиться несколькими, но в любом случае ломать прутья следовало у самого камня, чтобы они с Гринсой смогли пролезть в окошко. Было бы проще разрушить решетку одним колоссальным напряжением магической силы, но Гринса был прав: если они не восстановят решетку, Тависа хватятся слишком скоро.

Как первый советник герцога Кергского, Фотир снискал уважение не только своей мудростью и хорошим знанием Эйбитара и прочих королевств Прибрежных Земель, но и своими магическими способностями. Время от времени он видел во сне картины будущего, которое открывал Явану, и никто не сомневался, что его способность вызывать ветра и туманы поможет защитить Кергский замок в случае осады. Но к сожалению, на службе у Явана Фотиру редко представлялась возможность использовать свой магический дар.

Было приятно применить на деле свою силу, и, когда сломался первый прут — с металлическим звоном, подобным звону двух скрестившихся мечей, — кирси не смог удержаться от довольной улыбки. Но чувство удовольствия быстро сменилось сознанием того, что он потерял былую сноровку. Фотир чувствовал себя солдатом, который идет на войну, не тренировавшись много лет. Он с трудом контролировал свою магическую силу и быстро уставал. Он перерезал всего четыре или пять прутьев, а уже обливался потом, словно рыл траншею. У него начинали трястись руки и кровь стучала в висках. Советник стыдился своей слабости и старался не показывать Гринсе, насколько он изнурен, но предсказатель внимательно наблюдал за ним.