Том Арден - Султан Луны и Звезд Страница 84

Поход против уабинов оказался долгим и тяжелым. Твой отец с великим волнением ожидал вестей, а вести из Западных Пустошей шли долго, мучительно долго. Но когда гонцы доставляли свитки с донесением, твой отец впивался в них очами и искал любые упоминания о Мале. Представь же себе, какое потрясение испытал твой отец, когда в одном из донесений прочел о том, что господин Малагон схвачен уабинами и взят в плен! Охваченный противоречивыми чувствами, твой отец поначалу предался горькой печали и воспоминаниям о счастливых днях детства, проведенных с Малой. Но затем на смену печали пришла, всколыхнувшись в его сердце, затаенная обида, и он стал тешить себя мыслью о том, что Мала теперь наказан по заслугам. Порой твой отец проклинал султана, твоего деда, за то, что тот не позволил ему отправиться на войну вместе с Малой, а временами проклинал самого себя за то, что скрыл от Малы ту ярость, тот гнев, что владели им тогда.

К тому времени твоему отцу при дворе султана все искренне сострадали, ибо все знали — либо полагали, что знают, — как сильно он любил своего утраченного друга. Только твой дед оставался безучастным. Как-то раз, во время придворного пиршества, он принялся подшучивать над твоим отцом и насмешливо укорил его за то, что тот так редко улыбается при том, что должен бы испытывать несказанную радость, нежась в объятиях пленительной госпожи Изадоны. Твой отец в гневе вскочил и готов был наброситься на твоего деда, и набросился бы, если бы его не удержали. Приближенные султана печально качали головами, приписав эту вспышку ярости глубине переживаний твоего отца за его друга. Но султан только взглянул на сына и еще более насмешливо поинтересовался: достаточно ли прелестей Изадоны для удовлетворения таких буйных страстей? Неужто жар похоти лишил твоего отца рассудка? Что ж, прекрасно, значит, следует найти для него вторую жену, если одной ему недостаточно.

Ах, увы, твой отец принял эту шутку слишком близко к сердцу!

Так продолжалось три, а может быть, и четыре луны подряд. Потом пришло новое донесение, и вдруг все переменилось. Мала обрел свободу! Он не погиб от рук злобных уабинов. Этот молодой военачальник возглавил мятеж в тылу у разбойников и тем проложил дорогу к славной победе унангов! Война закончилась, и господин Малагон возвращался домой как герой! Представь себе, Деа, какая великая радость настала в Каль-Тероне! «Мала! Мала!» — выкрикивали все имя освободителя. Люди ликовали, взбирались на крыши домов, плясали на улицах. Как тепло поздравляли твоего отца приближенные султана с тем, что ему впредь будет служить такой прославленный человек!

В те дни я часто бывал рядом с твоим отцом, и, зная его так, как знал его я — мог всего лишь заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что вся та любовь, какую он некогда питал к своему старому другу, теперь иссякла. С тех пор я стал бояться за Малу, хотя понимал, что твой отец будет улыбаться и старательно притворяться, будто делит великую радость победы со всеми, кто его окружал. Когда Мала въехал в ворота Каль-Терона во главе войска, твой отец встречал его, возглавляя церемониальную свиту. Он страстно обнял друга на глазах у всей толпы народа. Что тут началось! Как радовался народ! Какие звучали благодарственные молитвы! В тот день всем казалось, будто занялась заря новой эры и что символ этой новой эры — крепкие объятия новоявленного героя Унанга и его верного друга, мудрого и просвещенного будущего султана. Кому из тех, кто предавался восторгу победы в тот день, могла прийти в голову мысль о том зле, что расцветало в сердце твоего отца? Кто мог бы предположить, что он уже замыслил страшно, жестоко отомстить другу, который так любил его, и, ведомый этой любовью, мечтал только о том, чтобы верно служить ему?

Мала, возвратившийся с войны с уабинами, был, конечно, уже совсем не таким, каким уходил на войну. Этот молодой человек приобрел солидность и мужество, и в сравнении с ним твой отец выглядел бледно. Но, пожалуй, именно в те дни мне стала бросаться в глаза и печальная задумчивость, которая порой стала овладевать Малой, когда он рассказывал о своих приключениях — нет, не о скачущей в бой коннице и не о сверкающих лезвиях ятаганов, не о бегствах и погонях посреди бесплодных пустынь, а о зыбучих песках при свете кроваво-алого заката, о караванах, нашедших долгожданный приют под сенью пальм в оазисах, о странных напевах жрецов из пустынных племен.

Я хорошо помню тот день, когда Мала впервые повел такие рассказы. Это было поздно вечером, и мы были наедине. Тускло, мягко светили лампы, и голос Малы тоже был тих и мягок, и на какое-то мгновение мне почудилось, будто я слышу тишайшую, таинственную музыку. Она словно бы плыла по воздуху подобно дыму курящихся благовоний. Не сразу понял я, что Мала рассказывает не о том времени, которое провел во главе войска султана, а о том, когда был в плену у уабинов. Мною овладели волнение и тревога. Тогда я имел все причины встревожиться, ибо если уабинам удалось что-то пробудить в сердце Малы, то, быть может, ему не следовало никому в этом признаваться. Дальнейшие события доказали, что тогда я не ошибся, но поначалу казалось, что никакое зло не может коснуться Малы. Его новообретенная задумчивость, казалось, лишь на пользу ему, ибо именно в ту пору наш молодой герой безнадежно и отчаянно влюбился.

Деа, ты, вероятно, не знаешь о том, что у твоей матери, прекрасной Изадоны, была сестра. Вторую дочь посланника из Ланья-Кор звали Изабела, и дома их называли просто — Дона и Бела. Твоя тетка Бела была моложе твоей матери. При дворе она всегда появлялась накрытая чадрой, но красотой равнялась твоей матери, а некоторые даже поговаривали, будто Бела должна быть еще красивее. Боюсь, эти слухи звучали убедительно, ибо складки шелковых одежд Белы не могли до конца утаить от глаз мужчин ее прекрасного стана — столь прекрасного, что он не посрамил бы даже Лунную Госпожу в те дни, когда ее прекрасный лик еще не был обезображен оспинами. Какой мужчина не возмечтал бы о том, чтобы прижать к своей груди такую красавицу?

Вышло так, что молодой господин Малагон попросил ее руки. Многим этот союз казался превосходным — ведь тогда твой отец, будущий султан, и Мала, будущий визирь, стали бы супругами принцесс-сестер. При дворе все с нетерпением ожидали первой брачной ночи Малы. Евнухи с превеликим волнением готовили изысканную церемонию. И все бы случилось, как было задумано, если бы твой отец не положил глаз на юную сестру своей супруги.

Порой я гадаю: могло ли все произойти иначе, если бы Мала избрал предметом своей любви какую-то другую женщину? Вероятно, так или иначе, каков бы ни был его выбор, все равно он ухитрился бы, не желая того, воспламенить жгучую зависть в сердце друга. Наверное, так бы оно и было, но все же ума не приложу, как зависть могла так скоро перерасти в столь страстную любовь? Ибо именно такова была грядущая трагедия, и она состояла не в том, что Мала полюбил прекрасную Белу, а твой отец, руководимый одной лишь только завистью, был готов помешать другу заключить в объятия эту изумительную красавицу, — о нет! Дело было в том, что твой отец тоже полюбил ее!