Сюзанна Кларк - Дамы из Грейс-Адье и другие истории Страница 9

– Ах, вот вы где! – воскликнула она, наконец-то меня заметив. – Что вы там делаете? Откуда выходит это оконце? Я иду к вам дорогая!

– Нет, – отвечала я, – ступай в постель. Сегодня я решила переночевать в этой комнате

– А что это за ужасные звуки? – спросила Дафна.

– Это собаки охраняют мой сон, – отвечала я. – Доброй ночи, милая. Благослови тебя Господь. Я ни капельки не боюсь.

Всю ночь псы рычали и вздрагивали во сне. Наверное, им снилось, что они гонят оленя по Гиблому холму.

Утром сэр Джон принес кудель и еду, а затем снова запер меня и удалился. Серебристый туман за окном скрывал очертания Пайперс-холла. Всё, что ни есть на белом свете (как то: деревья, изгороди, фонтаны, статуи, жилища людей, скота, кур, пчел, лошадей и прочая) растворялось в сером воздухе. Над Гиблым холмом занималось золотое сияние, но солнце еще не поднялось выше кромки леса. Птицы запели, и серые розы опустили головки под тяжестью капель росы.

Рядом с дверью Пайперс-холла появились четыре фигуры в серых мантиях и замерли рядом с буком. Один из обладателей мантии чихнул и пожаловался на свежесть утреннего воздуха, каковая не слишком благотворна для здоровья. Другой, что вчера съел слишком много сыра и маринованной селедки. Третий страшился, что Чудной народец его похитит.

У доктора Фокстона была волшебная шляпа, которая (как он полагал) некогда принадлежала злому колдуну, Саймону Форману. Сейчас доктор набучил шляпу на голову. Солнце показалось из-за кромки Гиблого холма. Звонким голосом доктор Обри начал читать заклинание, в коем магических слов было, как слив в пудинге.

– Я, Джон Обри, призываю тебя, о, королева Титания, именем…

Я послушно внимала и повторяла за ним слова заклинания. Только там, где доктор Обри произнес «королева Титания», молвила: «Pharisee Vulgaris».[2]

– …заклинаю, строго наказываю и повелеваю Тетраграмматоном, Альфой, Омегой и прочими возвышенными и благочестивыми…

Туман, скрывший Пайперс-холл, стал розовым, синим и серебристым. Я услышала шум в саду, но то лишь три птицы вспорхнули с ветвей.

– …смиренно снизойди к моему искреннему и чистосердечному рвению, без обмана, мошенничества и притворства разреши мои сомнения и удовлетвори мое любопытство, исполни все, о чем прошу…

Туман над Гиблым холмом обратился позолотой. Я услышала шум в курятнике, но то лисица спешила укрыться в лесу.

– …спеши, спеши, спеши, приди, приди, приди. Fiat, fiat, fiat, amen, amen, amen…[3] – Мистер Обри помедлил. – Etcetera,[4] – закончил он торжественно.

Туман над Гиблым холмом превратился в капельки воды. Я услыхала шум под окном, но так и не поняла, что это было.

Наступило долгое молчание.

Наконец доктор Фокстон вздохнул.

– Общеизвестно, что королеве Титании нельзя доверять. Взбалмошная и капризная особа.

– Может быть, ей не пришлась по вкусу ваша шляпа? – отвечал мистер Шепрет, желая поддеть собеседника.

Внезапно псы взвыли, запрыгали и заметались, как оглашенные. Их припадок был так ужасен и продолжался так долго, что я в страхе забилась в угол.

– Женщина, – произнес голос, – о чем ты плачешь?

– Ах! – воскликнула я. – Ты ли это, о дух?

Маленький и черненький. Волосатый. Кривенькие ножки, как ручки у кувшина. Невзрачное личико. Длинный черный хвост. Я удивилась – всем известно, что у ирландцев хвосты достигают четверти ярда, но мне еще не доводилось слышать о хвостатых эльфах.

– Ты добрый дух или злой? – спросила я.

Вертя длинным черным хвостом, гость, казалось, обдумывал вопрос.

– Не твое дело, – наконец буркнул он. Затем мотнул головой в сторону окна. – Там, на лужайке, столпились четверо упрямых старцев в нелепых потрепанных шляпах.

– Видно, расстроены, что их заклинание не возымело силы, в отличие от моего каковое привело тебя ко мне!

– Что мне за дело до пустых старых заклинаний? – возмутился чернявый, ковыряя в зубах чем-то похожим на старую заячью кость. Я спрашиваю, о чем ты плачешь?

И тогда я рассказала ему свою историю, начав с пирогов (которые были премаленькие), а закончив пятью мотками пряжи.

– Буду откровенна, о дух, – промолвила я, – истинное мое призвание состоит в изучении древней истории, латыни и греческого. Мне проще взлететь, чем усесться за прялку.

Дух размышлял над моей бедой.

– Ну, с прялкой-то я справлюсь, – наконец промолвил он. – Утром я буду подходить к твоему окну, и забирать кудель, а вечером приносить пряжу

– Как мне благодарить тебя за щедрость? – воскликнула я. – Впрочем, я и раньше слышала, что Чудный народец всюду творит добро и ничего не просит взамен.

– Где это ты такое слышала? – Гость почесал под мышкой. – Тебя обманули, женщина.

– Ах, может ли это быть!

Дух зыркнул на меня черненькими глазками и молвил:

– Каждый вечер я буду трижды спрашивать у тебя свое имя, и если через месяц ты не угадаешь его, то станешь моею!

– Думаю, за месяц я справлюсь.

– Думаешь, справишься – засмеялся дух и завертел хвостом – Ответь-ка мне, как зовут этих псов.

– Ну, это нетрудно. Их зовут: Платон, Сократ и Эвклид. Сэр Джон сказал мне.

– А вот и не угадала, – отвечалдух. – Одного зовут Злобный, второго Злющий, а третьего Самый Злой. Они сами назвали мне свои имена.

– Вот как, – удивилась я.

– Может статься, – с довольным видом заявил дух, – что ты и своего-то имени не знаешь.

– Миранда Слопер, – ответила я, – тьфу… то есть Соурестон.

– Женщина, быть тебе моею! – рассмеялся дух и упорхнул, прихватив кудель

Весь день в комнатке висел полумрак от листьев, что кружились за белыми стенами усадьбы.

Когда сумрак внутри стал подобен сумеркам снаружи, дух вернулся.

– Добрый вечер! – поздоровалась я. – Как поживаешь, о дух?

Мой чернявый знакомец насупился.

– Серединка на половинку. Болят мои старые ушки, гудят мои старые ножки…

– Ох, – вздохнула я.

– Держи свои мотки, – сказал дух. – А теперь скажи, женщина, как меня зовут?

– Ричард? – предположила я.

– Нет, не Ричард, – отвечал дух и завертел хвостом

– Тогда, может быть, Джордж?

– Нет, не Джордж, – и мой чернявый знакомец завертел хвостом еще пуще.

– Неужели Никодимус? – не сдавалась я.

– Вот и не угадала, – молвил дух и был таков.

Как ни удивительно, но шагов сэра Джона я не слышала, только заметила среди мелькающих теней на стене его длинную тень. Увидав пять мотков пряжи, сэр Джон был поражен до глубины души.

Каждое утро муж приносил мне кудель и еду. Собаки радовались хозяину, но разве сравнить их оживление с тем восторгом, с коим встречали они моего чудесного спасителя! Псы прыгали и принюхивались, словно дух источал нежнейший аромат роз. Я перебирала в уме все имена, какие знала, но не могла угадать искомое. Каждый вечер мой чернявый знакомец приносил мотки, и каждый вечер придвигался все ближе и все радостнее вертел хвостом.

– Женщина, – смеялся он, – быть тебе моею! И каждый вечер сэр Джон забирал пряжу, чтобы на следующий вечер снова поразиться моим успехам, ибо знал, что три злобных сторожа не пускали ко мне никого из людей, кроме хозяина.

Однажды, когда месяц подходил к концу, я выглянула в окно и увидела слуг, которые с печальными лицами покидали Пайперс-холл. Средь толпы я заметила светлую головку Дафны. Девушка заливалась слезами.

Ученые мужи, сидевшие под буком, казалось, удивлены не меньше моего.

– Сэр Джон! – воскликнул мистер Обри. – Куда уходят слуги? Кто будет ухаживать за леди Соурестон? (Сэр Джон говорил всем, что я больна).

Сэр Джон наклонился и сказал что-то, чего я не расслышала. Казалось, слова сэра Джона несказанно удивили ученых мужей.

– Разумеется, нет! – воскликнул мистер Шепрет.

Мистер Обри помотал головой.

Мистер Фокстон торжественно промолвил:

– Мы – джентльмены и ученые, сэр Джон, а не пряхи.

– Сказать по правде, – заметил мистер Милдрет, – прясть-то я не умею, а вот пирог испечь могу. Я читал об этом в книге и, думаю, справлюсь. Нужно взять муку, чистую воду, немного изюма, начинку, какую вы любите, еще, наверное, несколько яиц, а затем…

Доктор Фокстон (некогда служивший учителем в начальной школе) стукнул мистера Милдрета по макушке, чтобы тот замолчал.

После ухода сэра Джона ученые мужи стали жаловаться друг другу, что в последнее время Пайперс-холл стал неуютен и угрюм. Быть может, пришло время покинуть усадьбу и снова вернуться в широкий мир, вопрошал мистер Шепрет. Затем ученые решили дождаться выздоровления леди Соурестон, которая была так к ним добра. Тут мистер Милдрет поднял глаза.

– Так вот же она! – воскликнул он – Я вижу леди Соурестон в окошке меж листвы!

– Миранда! – вскричал мистер Обри.

Доктор Фокстон помахал шляпой. Мистер Шепрет послал мне двадцать воздушных поцелуев, мистер Милдрет от избытка чувств прижал руки к груди, а мистер Обри радостно заулыбался.