Татьяна Скороходова - Меч судьбы Страница 9

Солнце стояло в зените, в небе замерли облачка, даже воробьи не чирикали, попрятавшись от жары. Я вздохнула. Полдня в пути, и ни одной остановки на отдых. Если не считать похода в кустики. У меня немилосердно болело всё, что только может болеть. В Миргороде мы пользовались телегами, да и большой нужды иметь лошадь не было, поэтому конные переходы были для меня в диковинку. Зад молил о пощаде, но колдун, казалось, был отлит из металла, и останавливаться явно не собирался. А я не собиралась унижаться и просить. Его колдунское высочество торопились в столицу, где находилось одно из самых больших собраний редких книг. Правда, владел им Совет колдунов, но ворон ворону глаз не выклюет.

Вдруг седло резко ушло из-под ног, вернее, зада, и я с воплем сверзилась на землю, сумки шлепнулись рядом. Огромный серый зверь стрелой метнулся в лес, полуденную сонную тишину разорвало грозное рычание, ругательства, душераздирающие крики и вопли о помощи. Подскочив с земли, я рванула следом и чуть не грохнулась вновь. Железная рука намертво вцепилась в мой воротник, в серебристых глазах полыхнула злость.

— Стой, дура! — рявкнул Вейр, который невесть когда успел соскочить с лошади.

— Сам дурак! — изловчившись, я пнула со всей дури его в коленку и бросилась в лес. Я промчалась сквозь кусты, как перепуганный медведь, и вылетела на полянку.

Так и знала. На сосне сидел Райко, выше веткой пристроился Драчун, сверкая ягодицей в прорехе штанов, на соседней ветке полулежал Крут и целил из арбалета.

Под деревом сидел Север, блестящими янтарными глазами изучая разбойников. В пасти торчал клок штанов.

— Не смей, Крут! — заорала я. — Убери свой ржавый арбалет, скотина!

Он опустил оружие и уставился на меня белыми от страха глазками.

— Чего — не смей? — передразнил он меня дрожащим голосом. — Чуть живота не лишились! Твоя зверюга, что ль?

— Моя, моя, — я погладила Севера по голове. — Умница моя, хорошая моя, обижают маленького злые дядьки-разбойники, — я мурлыкала, Север щурил желтые глаза и подставлял мощную шею под мою ласковую руку. Клок из зубов он так и не выпустил.

— Хрена себе зверушка! — взвился Драчун. — Убери своего волчару, или я за себя не ручаюсь!

Я прищурилась:

— Скажи своему придурку, пусть арбалет на землю бросит.

— Щас! Эдак мы последней защиты лишимся! Убери зверя! — взвизгнул Райко.

Разговор всё больше походил на беседу немого с глухим.

— Брось, урод, пока дама вежливо просит, — от глубокого мелодичного голоса у меня ёкнуло под ложечкой.

Рядом со мной, плечом к плечу, стал колдун, держа в руке веер небольших ножей странной формы. Желобки отсвечивали зеленью. Яд хадбира, чтоб его…

— Убери свою отраву! Ты хоть раз по-человечески поговорить пробовал? Чуть что, сразу за ножи хвататься! — прошипела я.

Вейр поморщился, тряхнул рукой, ножи, щелкнув, исчезли в рукаве, будто и не было.

— Зоря, скажи свому хахалю, чтоб рот заткнул и не лез, куда ни просют! — запетушился Драчун, увидев, что оружия у противника уже нет. Вейр хмыкнул.

— Тебе надо, ты и скажи, — буркнула я, хватая Севера за шкирку и пытаясь оттащить подальше от дерева. С таким же успехом я могла попытаться сдвинуть с места быка.

Вейр что-то процедил сквозь зубы и картинно махнул рукой в сторону шайки, оккупировавшей сосну. Лиходеи вмиг оказались каждый спеленат шелковыми лентами веселенькой расцветки. Вейр чертыхнулся, неизящно плюнул и пнул сосну. Надо же… И подумать не могла, что колдун предпочитает розовый. Хотя, предпочтения в цвете — ерунда на прогорклом масле. Была одна такая… барыня, тоже питала страсть к розовому. А ещё купаться в ваннах девичьей крови ради вечной молодости и самолично пороть слуг до смерти. Счет шел на сотни. Приговорили нелюдь к замуровыванию заживо.

Север, отбежав в сторону, с интересом наблюдал за красочными здоровенными игрушками. Выплюнул кусок штанов, сел, облизнулся, глядя на дерево. Я давилась от смеха, пытаясь не заржать во весь голос, почти позабыв про боль.

Первым грохнулся Райко, следом приземлился Драчун, Крут, покачавшись на ветке, присоединился к братьям. Север встал, не спеша потянулся и потрусил к разбойникам.

— Зоря! Убери зверя! Убери, Всевидящим прошу! — отчаянный крик Райко растопил мое сердце. Я успела вцепиться в серый хвост, и, вспомнив недобрым словом ёжиков и непослушных серых волков, пропахала полянку животом.

Север принялся тщательно обнюхивать косматую русую голову. Драчун зажмурился, но не издал ни звука. Звуки он теперь долго издавать не сможет… Я кое-как поднялась на деревянные после верховой езды и полетов со спины коня ноги, и взорвалась:

— Север, твою маму! Ты будешь меня слушаться?

На серой морде появилось выражение глубокой задумчивости. Не знаю, какое выражение было у меня, но волк, глянув в мою сторону, встал и потрусил к выходу из леса уже с виноватой мордой. Я медленно поплелась следом, еле переставляя ноги.

— Зорь, а мы то, как же? — заныл Райко. Крут молчал, изображая оскорбленную невинность. Драчун просто молчал. Разговаривать он, наверное, ещё не скоро сможет.

— Вам сколько раз талдычили — бросайте пить и начните работать! Дом запустили? Запустили! Что вы посадили на своей земле? Даже сорняки не выросли! Сколько раз Лида задницы ваши лечила, а? — взвилась я.

— Мы не будем больше, — простонал Райко.

— Ты — не будешь. А они?

— И они не будут, правда? — он с надеждой посмотрел на родственничков. На хмурых бородатых рожах раскаяние так и цвело буйным цветом.

— Значит, так, братцы. Лечить я сейчас не могу, а вот устроить вам недельку недержания — это у меня сейчас запросто получится. Ещё раз услышу, что мытарите путников, ни шагу без лопуха больше не ступите, ясно?

— Да ладно тебе, Зоря, — пробухтел Крут. — Прощения просим, мы ж и не нападали на тебя.

— Этого ещё не хватало! — устало выдавила я.

Ну что с них взять? Из ржавого арбалета Крута можно было с уверенностью попасть только в небо, но даже случайное попадание грозило смертельной раной. Эта шайка представляла опасность лишь для одиноких беспечных путников, да и то только тех, кто набрался до чертиков в ближайшей корчме на тракте. Мы с Лидой извели бочки настоев и горы примочек на незадачливых братцев-разбойников. Правда, частенько подгулявшие путники сами охотно делились с жаждущими опохмелки братцами, расчувствовавшись от проникновенных жалоб на жизнь. Чем те и жили. Дорога, в общем, считалась безопасной, Радомир дело своё знал. Братцев он не трогал, ну, или трогал местами, оставив незадачливых разбойников безобразничать на тракте для острастки, чтобы путники не теряли бдительность.