Дэниэл Абрахам - Путь Дракона Страница 9

Гедер не знал, лжет ли этот человек или нет. Ночь вспоминалась смутно. Он так мало помнил. Было ли это возможным, потеряться в пьянстве, отречься от своей невеликой мудрости и позволить её сжечь? Или сэр Алан Клин, его капитан и командир, лгал ему в лицо? Ни то, ни другое не казалось вероятным, но что то должно было быть истинной. И он не знал, мог ли он всё таки признаться, что не мог удержаться от вина, что ещё раз доказывало, что он был посмешищем этой компании.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Гедер. — У меня была путаница в голове. Теперь я всё понял.

— Будь осторожен с этим.

— Это не повторится вновь.

Гедер отсалютовал, и, прежде, чем Клин смог ответить, пошел к своей лошади. Это был серый мерин, лучшее, что могла позволить себе его семья. Он взобрался на лошадь и сильно дёрнул вожжи. Лошадь резко развернулась, удивлённая его жесткостью и Гедер почувствовал укол сожаления из-за вспышки гнева. Это не была ошибка животного. Он пообещал себе дать животному стебель сахарного тростника на привале. Если привал будет. Если эта дважды проклятая компания не будет продолжатся до конца дней и возвращения драконов.

Они вышли на дорогу, армия двигалась неторопливым темпом людей знающих, что походу не будет конца. Тяжелый марш начался, отряды шли по рангу по дороге цвета нефритового дракона. Гедер выпрямился в седле, держа спину прямо и гордо благодаря чистой силе воли и гнева. Он был унижен. Скорее всего будет унижен снова. Но сер Алан Клин сжег его книгу. И с восходом солнца, теплом нагревающего свисающий с плеч плащ, ярко освещающего чудесные осенние листья вокруг него, Гедер понял, что уже дал клятву мести. И он сделал это стоя перед своим новым смертельным врагом.

Это не повторится вновь, сказал он.

И это не повторится.

Ситрин Бел Саркур

Единственное яркое воспоминание Ситрин о родителях было связано с известием о их смерти. До этого были лишь обрывки, даже меньше чем очертания самих людей. Отец у нее ассоциировался с теплым объятием во время дождя и запахом табака. Мать со вкусом меда на хлебе и тонкой изящной рукой синнайской женщины, нежно поглаживающей ногу Ситрин. Она не помнила их лица и тем более звучание голосов, но хранила в памяти их потерю.

Тогда ей было четыре года. Ее детская была выкрашена в бело-сливовый цвет. Сидя у окна, она пила чай вместе с игрушечным чучелом тралгу, сделанным из коричневой мешковины и наполненный сушеными бобами. Она как раз расправляла его уши, когда вошла ее нанне с лицом бледнее обычного и сообщила, что чума унесла хозяина с хозяйкой, и Ситрин нужно готовится к отъезду. Теперь она будет жить где-то еще.

Она толком ничего не понимала. Смерть была для нее чем-то обыденным на тот момент, будь то лента которую нравится или нет носить в волосах, или количество сладкой овсянки, съедаемой по утрам. Ситрин не столько плакала, сколько чувствовала раздражение от перемен в ее планах.

Только позже, в своих новых более темных комнатах над банком, она осознала, что не имеет значения, как громко она кричала или рыдала. Родители никогда не придут к ней, потому что мертвы и им теперь все равно.

— Ты слишком переживаешь, — сказал Безель.

С довольным видом он неуклюже развалился на истоптанных деревянных ступенях. Довольным он выглядел в любом месте. В свое двадцать первое лето он был на четыре года старше Ситрин, его темные вьющиеся волосы и скуластое лицо, казалось, созданы, для улыбки. Будучи широкоплечим, словно работяга, он имел мягкие руки. Его туника, так же как и ее, украшена красно-коричневыми цветами банка. Но на нем она смотрится намного лучше. Ситрин знала, что у него полдюжины возлюбленных, и она им тайно завидовала.

Они сидели на деревянной скамейке выше Арочной площади, взирая на суматоху и неразбериху еженедельной продуктовой ярмарки, сотни тесно наставленных палаток из ярких тканей и тонких кольев вырастали из строений по краю площади, подобно молодым побегам на старом дереве. Главный канал Ванаи с пристанью находился справа от них, в зеленой воде которого суетились узкие лодки и отпорные крюки. Ярмарка гудела голосами торговцев рыбой и мясников, фермеров и травников, распродающих свой последний урожай лета.

Большинство из них были первокровными и черно-хитиновыми тимзинаи, но то тут, то там Ситрин замечала белое тонкое тело чистокровного синнаи, широкую голову и подвижные, как у гончей, уши тралгу, крепкую, вразвалку походку йемму. Ситрин выросла в Ванаи, и видела представителей практически всех рас хотя бы однажды. Как-то ей даже довелось увидеть топляка в канале, и он посмотрел на нее печальными черными глазами.

— Не пойму, как банк может примкнуть к Имперскому Антею, — сказала она.

— Мы не примыкаем к ним, — сказал Безель.

— Мы не примыкаем к принцу. Это — война.

Безель засмеялся. У него был милый смех. В тот момент Ситрин почувствовала гнев, но затем сразу же простила, как только он коснулся ее руки.

— Это просто театр, — сказал он. — Кучка людей встретятся на поле за городом, погрозят друг другу палками и мечами, поубивают сколько требует честь, потом мы откроем ворота антейской армии и позволим им тут несколько лет похозяйничать.

— Но принц…

— Отправят в изгнание. Ну или его пленят, хотя скорее отправят в изгнание. Так постоянно происходит. Баронесса в Гилее выходит замуж за принца в Астерихолде, и король Симеон решает, что Антее нужен противовес в Вольных городах. А потому он находит причину объявить войну Ванаи.

Ситрин нахмурилась. Безель выглядел таким довольным, таким беспечным. Ее страх ему показался наивным. Глупец. Она стояла на своем.

— Я читала о войнах. И учитель истории рассказывает о войнах совсем иначе.

— Может настоящие войны и ведутся иначе, — сказал Безель, пожимая плечами. — Если Антея пойдет на Биранкур или Кешет, я бы не взялся держать пари. Но в данном случае? Это не страшнее весеннего шторма, скажу по секрету.

Женский голос окликнул Безеля по имени. Это была купеческая дочь, одетая в темно-коричневый корсаж и пышную юбку из некрашеного полотна. Безель поднялся со своего места подле Ситрин.

— Моя работа передо мной, — сказал он с блеском в глазах. — Ты должна вернутся в здание пока старушка Кэм не начала волноваться. А если серьезно, доверься Магистру Иманиэлю. Он занимается этим дольше, чем любой из нас, и знает, что вокруг происходит.

Ситрин кивнула и стала наблюдать, поскольку Безель в это время, перепрыгнув через две ступеньки, спустился к темноволосой девушке. Он поклонился ей, а она присела в ответ, что показалась Ситрин весьма наигранным. Формальность была — прелюдий. Вероятно, Безель не думал о том, что Ситрин догадывается об их любовной игре. С неприязнью Ситрин наблюдала, как он взял женщину под руку и повел прочь по тусклым улицам и мостам города. Она дернула себя за рукав, мечтая, не в первый раз, о там, что бы банк Медиан выбрал себе цвета более подходящие Ситрин. Что-то зеленое, например.