Анатолий Хохлов - Связующая Нить. Книга 3 Страница 9

— Мы правильно выбрали время, и вокруг не оказалось лишних глаз, — ответила самураю куноичи. — Продавец был удивлен большим заказом и видел наши лица. Возможно, он запомнил нас, но перед началом закупок мы с помощью грима изменили свою внешность, и опознать покупателей даже в случае нашего пленения он не сможет. Ваше доброе имя в безопасности, мой господин, никто никогда не узнает, что заказчик именно вы.

— Благодарю за службу, — Куо поставил ящик на стол и открыл его. — Ваши услуги будут достойно оплачены, как всегда.

— Вы слишком добры к нам, господин. Ваша щедрость требует от нас максимума стараний.

Шиноби поклонились и удалились, снова через окно. Телохранитель принца поспешил закрыть за ними ставни, прервав поток холодного воздуха, льющийся в комнату с улицы.

Тишина.

Убедившись, что шиноби ушли незамеченными, Куо вернулся к коробке и вновь заглянул внутрь. Губы рыжего самурая растянулись в ухмылку.

— Это будет хорошим подарком для тебя, мой господин и для твоей маленькой гостьи. Теперь ты надолго забудешь о том, чтобы угрожать мне избиениями и казнью. Наслаждайся покоем и отдыхом, пока можешь. Утром я пущу это в ход. Главное в нашем деле — эффект неожиданности.

Куо посмотрел на лежащий рядом с коробкой листок с приглашением на тренировку. Подхватив его, лучник смял бумагу и метким броском отправил в корзину для мусора. Клок бумаги упокоился среди смятых альбомных листов со стихами для трех неофициальных невест Куо и пяти обычных подружек, с которыми он просто весело проводил время.

— Не до кендо сейчас, — рыжий настороженно оглянулся, прислушался, убедился, что поблизости никого и никто его не подслушивает, а затем с таким видом, словно собирался ухватить ядовитую змею, запустил руку в коробку и извлек оттуда… журнал с седзе-мангой. В коробке было еще штук двадцать шесть, не самых свежих номеров, конечно, но это все, что было возможно достать. — Отлично! Если мои информаторы не облажались, это будет эффектнее бомбы! — самурай полистал журнал и скривился. — Кошмар. Может, не надо? Кицунэ-чан ведь и Кано заставит это читать. Зачем расшатывать неокрепшую детскую психику принца? Как это хоть называется? «Девять розовых лепестков». Агрх… — самурая передернуло. — Три ведра слез и цветочки на каждой странице! Убийственное сочетание. Но, перед тем как отдать это детям, я обязан провести, так сказать, дегустацию. Шиноби люди темные, могут что угодно приволочь. Не хватало мне только сейчас картинок с голыми тетками, трусами на всю страницу и прочей дребеденью. Итак, приступим. Все, что не пройдет возрастной ценз, — в корзину.

Минуты за четыре Куо пролистал первый том манги, секунду отдышался и взял следующий.

— О ужас! — рыжий воин чуть не заплакал. — Про девочек-волшебниц! Ладно, сразу допускаю… хотя нет, надо листать. Кто их знает, этих художников, они и в детских сказках незнамо что намалюют! Десять минут успокаивающей медитации и самовнушения, а потом продолжу. — Куо сел на специальный коврик у кровати, закрыл глаза и начал отстраненным голосом повторять одну и ту же пару фраз: — Самурай сделает все для блага своего господина, преодолеет любые трудности и испытания, не отступив, а лишь закалив дух и тело для новых битв. Я смогу, я прочту и проверю каждую страницу ради сохранения душевного равновесия и нормальной психики моего господина…

Все бы хорошо, но голос самурая постепенно утихал и к окончанию десяти минут успокаивающей медитации в комнате уже вместо слов звучало только похрапывание, пополам с сонными вздохами.

Кицунэ, даже не думая о том, что кто-то рядом сейчас испытывает из-за нее столь тяжелые нравственные мучения, спокойно сидела перед зеркалом и самостоятельно накручивала себе прическу.

— Мам, а как лучше, так? — она уложила локон в общий поток волос. — Или так? — локон был освобожден и повис хулиганской крохой хаоса среди общего порядка.

— Вот так лучше! — Хикари со смехом взъерошила пальцами волосы маленькой оборотницы, безжалостно разрушив плоды всех стараний дочери. — Переодевайся в ночное, Кицунэ-чан, и укладывайся спать. А прическу мы тебе сделаем утром, хорошо?

Кицунэ кивнула, сладко зевнув. Она любила, когда мама укладывала ей волосы. Прикосновения ладоней и гребешка. Осторожные, легкие, ласкающие. Девочка зажмурилась, вспоминая эти ощущения. Как приятно!

Не переставая мечтать о прекрасном завтрашнем дне, Кицунэ без споров позволила уложить себя в кровать, и усталость дня почти сразу заставила ее сомкнуть глаза, но проспать долго не получилось.

Маленькая оборотница очнулась, услышав судорожный всхлип, полный страха и боли. Боевые рефлексы сработали безотказно. Мгновенно сориентировавшись, даже опережая бабушку Таку, она метнулась к постели леди Хикари.

— Мам, мама! — обмирая от ужаса, Кицунэ потеребила камигами-но-отоме за плечо, и, к великому облегчению девочки, та открыла глаза. — Что случилось? Тебе плохо? Позвать доктора?

Хикари села на кровати и растерянно утерла пот со лба. Разговоры и воспоминания о прошлом не прошли даром. Тени беды вернулись и обратились мучительным ночным кошмаром.

Очнувшись, леди крепко обняла хнычущую от страха дочку и ласково погладила ее по голове.

— Все хорошо. Все хорошо, это был только плохой сон. Я вспомнила то, как осталась одинока, и это было… очень больно.

Хикари снова уложила Кицунэ спать и легла сама, с твердым намерением бороться со сном ради того, чтобы больше не беспокоить дочь, как вдруг худенькое девчоночье тельце скользнуло к ней под одеяло и ласково прильнуло, пытаясь согреть тело и душу мамы своим теплом.

— Аматерасу, — шепнула Кицунэ тихо.

— Что? — удивленно переспросила Хикари.

— Богиня солнца Аматерасу. Напуганная злыми делами, она спряталась в глубокой пещере, и в мире наступила тьма. Я видела эту тьму и холод, но, зная, что ты есть, искала тебя, Аматерасу. Всю свою жизнь. Мама, ты никогда больше не будешь одинока. Я — лисенок, но в темноте нет цвета. В золото мою шерстку красит твой свет, мамочка. Я очень-очень, очень сильно тебя люблю и обещаю, что никогда, никогда и ни за что не оставлю тебя в одиночестве.

— Глупенькая ты моя лисичка! — Хикари крепко стиснула дочку в объятиях, а затем потянулась вперед и поцеловала ее в радостно подставленную щечку. — Я-то всегда думала, что ты считаешь меня за лисицу, и уже представляла себя с несколькими лисьими хвостами!

— Ты не лиса, мама, — ласковым шепотом ответила Кицунэ. — Ты гораздо светлее! Солнышко. Теплое, доброе солнышко!

Лежа в одной постели и обнимая друг друга, они долго шептались. Легкая, непринужденная болтовня успокаивала обеих, дарила веру в то, что все действительно хорошо.