Виктор Исьемини - Странные приключения Ингви, короля-демона из Харькова Страница 9

— Я должен поддерживать свой имидж… а теперь займемся бижутерией, — и направился к столу, на котором были разложены украшения с драгоценными камнями.

Как перевести этот ответ Мертенку, Сарнак не знал и лишь пожал плечами:

— Кажется, он хочет выглядеть более мрачно, чем есть на самом деле… Наверное…

Канцлер собирался потребовать у мага более точного перевода, как вдруг оба заметили необычное поведение короля — тот застыл, склонив голову набок и пристально рассматривая янтарные четки. Через несколько минут Ингви спросил:

— Сарнак, а вашим колдунам что-нибудь известно о каких-нибудь необычных магических свойствах янтаря?

— Каждый камень имеет свои свойства…

— Да нет, ни один из всей этой груды не излучает такого… Черт, я не знаю как это объяснить, но от янтаря исходит нечто… какие-то эманации… стоп, а может кто-то заколдовал эти четки? Да нет, вот еще янтарная штучка, — демон поднял из поблескивающей груды пряжку, украшенную камнем — и здесь то же самое… Странно… Пожалуйста, проследите, чтобы изделия из янтаря, если они здесь есть, не пошли на продажу. Я должен кое-что проверить.

Впрочем, янтаря больше не нашлось и вскоре демон перешел к доспехам. Тут возникла заминка — как выяснилось, он ничего не понимал в оружии. Поэтому он подолгу нерешительно перебирал части воинского снаряжения, требовал объяснения по каждой мелочи, пока не дошел до лат из странного зеленоватого металла, пожалуй самых древних из всех. Это был полный доспех несколько странных пропорций, достаточно при этом легкий, чтобы его мог носить и пеший воин. Мертенк с Сарнаком принялись обсуждать возможное происхождение доспехов, причем демон не скрывал своей заинтересованности и поминутно требовал перевода. Он уже успел напялить причудливый шлем, украшенный металлическими крыльями и повертеться в нем перед зеркалом, поднимая и опуская забрало, когда его приближенные пришли наконец к заключению, что доспехи вероятно гномьей работы, но предназначены для орка — то есть либо изготовлены плененным орками гномом в неволе, либо выкованы до Великих Войн, когда гномы могли торговать с орками и работать по их заказу. Второй вариант был более вероятным, так как никто никогда не слышал про гнома, сделавшего что-либо подневольно — это племя славилось упрямством и непокорностью. С помощью колдуна Ингви влез в доспехи, сделал несколько шагов, попрыгал, поприседал — и наконец объявил, что чувствует себя в них «как дома». Когда-то доспехи были украшены драгоценными камнями, однако впоследствии камни кто-то выдрал. Мертенк заявил, что негоже королю ходить в ограбленных древних латах, однако демон был непоколебим и твердо сказал, что доспехи его устраивают.

Далее предстояло выбрать оружие, но тут Ингви заявил, что сначала хочет взять у Сарнака несколько уроков фехтования, а затем выберет себе что-нибудь сам, для начала же он прихватил довольно короткий меч, подходящий для тренировки и изящный эльфийский кинжал, который собирался носить на поясе, так как заметил, что дворяне не ходят без оружия.

В углу комнаты были развешаны щиты, украшенные гербами и эмблемами. Это навело канцлера на мысль, что новому королю необходим герб. Ингви согласился, что это дело неотложное и пробормотав опять что-то насчет «имиджа», сказал, что выберет «что-нибудь зловещее, например белый ворон на черном поле».

— Ваше величество, это не годится, — запротестовал Мертенк, — это слишком напоминает флаг морских разбойников — белая лошадь на темно-темно-синем…

— А этих разбойников боятся?

— Разумеется — они не знают жалости, не признают законов и не почитают Гилфинга Светлого.

— Ну вот и замечательно — что боятся… Ладно, герб — дело серьезное, подумаем еще немного. На этом пока закончим… Сэр Мертенк, распорядитесь, чтобы мои доспехи привели в порядок. — И с этими словами демон, сунув подмышку меч и кинжал и прихватив янтарные четки, удалился в сопровождении придворного мага, фальшиво насвистывая какой-то мотивчик…

Канцлер смотрел с минуту им вслед, затем пожал плечами и позвал слуг паковать то, что предстояло отправить в Энмар — король велел готовить обоз не откладывая…

ГЛАВА 5

…Крылатым ангелам сродниК земле направились они —Опасная повадка…

«…И они сошли в Мир, Гилфинг и его дети, и стали преображать его: Гилфинг вздымал горы и наполнял водой океаны, прорезал глубокие пропасти и расстилал широкие равнины; следом за ним шли его дети и творили — каждый в соответствии со своей природой. Гунгилла растила травы и деревья, населяла мир всевозможными зверями и птицами, там где проходила она все цвело — шумели леса, пышным ковром расстилались степи… Гангмар же, несший в душе отпечаток Вечного Ничто, творил Мир таким, что и сквозь мировой порядок под его рукой пробивались ростки хаоса. Он засыпал раскаленным песком зеленые степи — и пыльное марево закурилось над пустынями, он смешивал луга и озера в топкое месиво — и повис зловонный смрад над болотами, он крошил горы и сыпал их в море — на сотни километров протянулись стылые холодные отмели, заливаемые мутными волнами приливов, с иных гор он срывал вершины — и хаос расплавленной лавой тек по земле… И эти искаженные земли населял Гангмар жуткими тварями, отталкивающими и страшными. Особенно же любил он змей, ящериц и всевозможных гадов — летающих, ползающих, прыгающих, плавающих, в которых видел отражение своих дум и своего будущего облика… Так было!

Гунгилла часто жаловалась отцу, что Гангмар разрушает ее творения и губит созданных ею зверей и наконец Гилфинг сказал:

— Довольно, дети, Мир создан и поделен вами — хватит делить его и искажать то, что сделано. Пора испытать наше творение.

И Гилфинг, а за ним и его дети облеклись в плоть, приняв образы величественные и прекрасные и стали жить в мире, ими сотворенном… Так было!

Счастливы и беспечны были те первые дни юного мира! Среди зеленых рощиц, на берегах чистых прозрачных рек хрустальными колокольчиками звучал смех Гунгиллы, ослепительно прекрасной и всегда счастливой… С улыбкой глядел на нее Гилфинг и почувствовал вдруг то, чего не бывало с ним никогда прежде, да и не могло быть до создания Мира — в безвременьи и бестелесности, среди Вечного Ничто… В душу Гилфинга проникла любовь… Так было!

Подобный прекрасному юноше предстал Гилфинг перед Гунгиллой, прекрасной, вечно юной девой. И она взглянула на него с любовью, ибо такой была создана ее душа — ищущей любви и нежности и дарящей с радостью любовь и нежность… Казалось не будет предела их счастью — и плодом их любви стали эльфы — народ прекрасный и беззаботный, как Мир в первые дни творения, народ, всегда готовый петь и веселиться, живущий одним днем, но не знающий старости и смерти… Так было!