Ольга Климова - Сильная кровь Страница 9

По двору прошел один из солдат и пнул какую-то кучу, лежащую недалеко от освещенного факелами прохода.

Бродяга!

А если его развязать? Куда устремится невменяемый нищий? Отвлекутся ли на него охранники? Тáйга вздохнула. Слишком много если. Ей нужна всего минута, чтобы выскользнуть за ворота. Минута. Значит, надо заставить его шевелиться. Отдать нож. Бродяга с ножом наделает больше шума, чем бродяга без ножа.

Отнеся огонь подальше от окна, она потушила лампу. Долго сидела в полной темноте, прислушиваясь ко всем шорохам в доме и за окном. Кому молиться в таком случае? Матери? Чтобы оградила от неудачи и боли падения? Или отцу, чтобы дал силу? Или новому божеству? У него крылья есть. А крылья бы сейчас не помешали.

Все, пора.

— Помогите мне Боги. Все. — и шагнула к окну.

Платье страшно мешало, когда она, повиснув на вытянутых руках из окна, пыталась нащупать хоть какой-то выступ. Земля предательски манила. Казалось, стоит лишь отпустить руки и ты приземлишься внизу. Целая и невредимая. Но, несмотря на всю ту кучу тряпья и тяжеленный набитый матрас, что она выбросила под окно, падение грозило обернуться осложнениями. Кроме того, под окном были посажены колючие кусты роз, так любимых женщинами Баратов. Тряпки повисли аккурат на них. Грохнувшись на такой куст, на метр поднимающийся от земли, Тáйга произведет столько шума, что сюда сбегутся все слуги.

Нога все — таки нащупала выемку. Взмокшая девушка перевела дыхание. Она повисла всем весом на слабом корне, пробивающимся между камнями стены и скользнула еще ниже. Стала ногами на нижнее окно. Стебель не выдержал. Глухо охнув, Тáйга полетела вниз, ободрав о стену плечо и, шмякнувшись прямо на колючий куст, который в свою очередь прогнулся и еще шибанул ее о землю.

Тряпки, одежда и сброшенная вниз постель сделали свое дело.

Лежа среди колючек, девушка зажимала себе рот, чтобы не завыть от боли. Ей казалось, что грохот, произведенный ее падением, уже разбудил весь дом, и сейчас куча солдат сбежится, чтобы поломанную, ее запереть навсегда в какой-нибудь клетке.

Но дом все так же спал.

Она тихонько пошевелила ногами и руками. Попробовала приподняться. Приложилась она, конечно, хорошо. Но, вроде, все целое. В темноте, над головой зиял проем второго окна, откуда она свалилась. Не так уж и высоко. Может, обошлось?

Она привстала. Больно. Но терпимо.

Теперь к стене.

Она долго ходила вдоль стены, замирая при каждом шорохе и ощупывая за что бы уцепиться. Но так ничего и не нашла. Даже слезу пустила от бессилия и злости. Оставались только ворота. И связанный бродяга на пути к ним.

Нищий был привязан к небольшому столбу кучей веревок. От его тряпок шел прелый смрад.

Подобравшись сзади к узнику, Тáйга перешла на громкий шепот.

— Я сейчас тебя освобожу. Ты сможешь отомстить. Помнишь, как тебя хотели убить? Ты можешь войти в этот дом и напугать всех до смерти. Можешь отомстить. Делай, что хочешь. Понимаешь меня? Надеюсь, что понимаешь.

Лица его Тáйга не видела. Но рассчитывала, что он хотя бы какое-то движение устроит. И этим отзовет солдат от ворот.

«Дай мне минуту, одну минуту. И маленькая дверь с торчащим в ней ключом станет путем на свободу.»

Перед тем, как разрезать последние веревки, у нее вдруг мелькнула мысль: «А что, если не все часовые уйдут от ворот?» Но было уже поздно.

Она так и не поняла, как именно ее нож оказался у ее горла, а сама она в подвешенном состоянии от земли.

— Что ты делаешь? — задыхаясь зашипела она. — Я же помогла тебе…

Но воздуха оставалось все меньше, а ворота стали приближаться.

Бродяга не прятался. Он легко тащил девушку перед собой, идя прямо на стражу. Те не заставили себя долго ждать.

— Стой! — трое охранников разом появились перед ними. Тáйга плохо их видела. Они оставались в темноте. Лишь глаза ближайшего, вышедшего под пламя факелов, округлились от удивления.

— Отпусти девушку и бросай нож. Тебе не выйти отсюда. В городе солдат полно. Стража ходит. Даже если за ворота выйдешь. Тебя поймают и кожу живьем сдерут. — тон охранника не обещал ничего хорошего.

Тáйга подумала, что и с нее, пожалуй, сдерут, если узнают, кто все это начал. Если она живая останется после всего этого.

Она неудобно висела под локтем бродяги. Лохмотья давили на шею все сильнее.

— Отпусти девчонку! — голос раздался еще громче и ближе. Сзади подошел еще один страж.

То ли от неожиданности, то ли в качестве тряпичной куклы, ее легче было переносить, бродяга сжал локтем еще сильнее. Настолько, что в глазах у нее поплыло. Она вцепилась в руку, отдирая от себя эти смертоносные тряпки, разодрала их, добралась до кожи и яростно вцепилась ногтями, стараясь разжать хватку. Это было последнее, что она запомнила. Дальше картинка исчезла, покрывшись темным противным туманом.

Она снова была в холодном подвале. На холодном полу, шуршащем крысами и мышами… Где-то над головой слышны шаги, потом снова все затихает и становится немым, словно реальность ушла. И снова она приходила в ужас, думая, что это может быть не сон. Но сейчас это было всего лишь сном, и надо заставить себя проснуться.

Тáйга резко села, оглядываясь вокруг, ожидая чего угодно и откуда угодно.

Действительность оказалась довольно странной: сидя в неглубокой канаве, она созерцала позади себя стены города, укрытые рассветным густым туманом, а вокруг — едва начинающую утреннюю жизнь деревню. Недалеко в тумане послышались удаляющиеся тяжелые шаги. Холодная канава с мутной вонючей водой на дне стала ее пристанищем на несколько часов. Или минут?

Рядом она с удивлением обнаружила свой нож.

Что произошло там, в городе, у ворот дома лорда Смурта? Оставалось только гадать. Ее бросили в канаве, но не убили, или бросили, думая, что она уже мертва? Она подобрала нож и заправила в тонкие ножны у бедра. Грязное, местами подранное платье, тянуло вниз и пропитывалось все больше и больше холодной весенней влагой. Нет, тут она недавно. Иначе ее платье уже давно бы превратилось в набухшую огромную тяжелую тряпку.

Все, что она собиралась сделать: вернуться домой, собрать вещи, еду и деньги, все накрылось рассветом. В город возвращаться нельзя. Если только она не собирается отчитываться перед Смуртом и его сыночком за завтраком. С другой стороны, топать без еды, одежды и воды несколько дней — сомнительное удовольствие.

Рывком девушка поднялась на ноги. Ушибы отозвались болью, и она тихонько охнула. Падение со стены не прошло бесследно. Порез на руке тоже побаливал. Развернув тряпку, Тáйга увидела запекшуюся кровь и начавшие стягиваться края чистой раны. Острый нож помог.