Далия Трускиновская - Сказка о каменном талисмане Страница 9

Открыв глаза, я сперва не поняла, где я, и обрадовалась, решив, что сейчас поверну голову — и увижу башню мага. Но тут взгляд мой упал на саблю, которую я сжимала и во сне.

Это был клинок Ильдерима.

Он тоже был неплох, работы индийских мастеров, но не чета моему, алмазу из сокровищницы царей. Я смотрела на его рукоять и все яснее понимала, что не было сном ни состязание на ристалище, ни подземелье, ни бегство в сундуке, на которое я наяву вряд ли осмелилась бы. Словом, я находилась непонятно где, не знала языка здешних жителей и даже не могла у них спросить, в какую сторону мне ехать, чтобы вернуться на свой остров. Пусть там правит пятнистая змея Бедр-ад-Дин, пусть там охотятся за мной — но ведь именно туда посланцы мага должны принести талисман. А с талисманом я уже отправлюсь в Багдад — разыскивать Зумруд.

Делать нечего — я вернулась в селение, и сняла с себя кое-что из украшений, и выменяла на них коня, который, как и сабля Ильдерима, был не чета моему Абджару. Но Абджар остался у мага в башне, и у меня не было пути к нему.

Верхом я через несколько дней выбралась на большую дорогу, где то и дело проносились всадники, и по ней тянулись повозки, и невольники проносили носилки, и спешили пешие странники.

Тут я и остановилась ждать — не проедут ли купцы, похожие на путешественников издалека, знающие языки, побывавшие в различных странах, чтобы они поняли меня, а я — их.

И Аллах послал мне таких купцов, от которых я узнала, что нахожусь на дороге, ведущей в Багдад. Воистину, это была злая шутка судьбы — ведь дорога от моего острова до Багдада занимала четыре месяца, и Зумруд еще не привезли сюда, а я уже явилась, хотя и без талисмана.

В огромной растерянности поехала я к городу, не зная, что же мне теперь предпринять. Ведь у меня не было денег, и украшений осталось немного, и я не знала, как теперь раздобыть талисман.

Но Аллах послал мне помощь с той стороны, откуда я меньше всего ее ожидала. Хотя эта помощь иногда казалась мне чреватой серьезными бедствиями и даже моей погибелью.

Как оказалось, джинния Азиза не сразу заметила пропажу. И она решила, что невольники ее жениха прихватили по ошибке не тот сундук. Это меня спасло — иначе, отыскав меня, она бы сперва разодрала меня на клочки своими когтями, а у джиннов и джинний они весьма острые и внушительные, только очень ловко спрятаны, — а потом уже стала бы докапываться до причин и следствий моих поступков.

Она выслала своих слуг в погоню за женихом. Они вернулись, доложив про разгром его свиты и про раскиданные остатки его подарков невесте. Азиза послала невольников по окрестным селениям искать мой труп. Трупа они, разумеется, не нашли, и тогда она поняла, что я жива и нахожусь в бедственных обстоятельствах.

Словом, ничего удивительного не было в том, что когда я присоединилась к каравану, идущему в багдад, — а ведь что-то же мне надо было делать, я не могла сидеть на дороге и лить слезы, оплакивая свое былое могущество! — так вот, когда я вместе с купцами располагалась на ночлег и отошла от костра по вполне естественной нужде, меня подхватили незримые объятия и понесли прочь от каравана и от костра.

Слава Аллаху, сабля была при мне, хотя никакого сравнения с моим утраченным клинком и быть не могло.

— О повелитель красавцев! — обратилась ко мне Азиза, поставив меня на ноги в странном помещении, наподобие пещеры, потолок которой терялся во мраке, а грубые стены были словно наспех покрыты коврами. — О моя отрада, простишь ли ты свою рабыню, допустившую это бедствие и несчастье?

И она опустилась передо мной на колени, причем ее голова продолжала возвышаться над моей головой.

После стычки с Ильдеримом, кое-чему меня научившей, я не стала возражать Азизе, догадываясь, что ее странные речи объяснятся сами собой. И верно, мое молчание подвигло ее на другие речи, покорные и униженные. Таким образом мне стало ясно ее заблуждение, и я возблагодарила за него Аллаха.

— Целую неделю мы были разлучены с тобой, о господин, — причитала Азиза. — Ты не смог встретиться на ристалище с избранником этой распутницы Марджаны! Ты был лишен крова и пищи, и все это из-за меня, неразумной!

И, как следовало ожидать, она решила вознаградить меня за все мои лишения законным браком. Кади и свидетели были припасены заранее и ждали где-то поблизости!

Ее удрученное состояние показалось мне более подходящим для моего признания, чем та отвага и решительность, с коими она допекала меня в подземелье.

— Погоди, о Азиза, выслушай меня, ради Аллаха! — обратилась я к ней. — Брак между нами невозможен. Так судил Аллах великий, могучий, и не нам менять его установления.

— Если у тебя уже есть жена, или даже несколько жен, о повелитель красавцев, пусть тебя это не смущает, — отвечала она. — Я готова стать твоей невольницей. Ибо твоя красота уязвила меня, и нет мне утешения кроме близости с тобой! И ты должен сокрушить мою девственность и насытиться моей юностью!

— О Азиза! — воскликнула я. — Даже если бы мне было дозволено жениться на тебе, то как мы с тобой поладим, если ты высотой в два человеческих роста?

— Каких женщин ты предпочитаешь, о мой господин? — вкрадчиво осведомилась Азиза. — Выше или ниже четырех пядей? А может быть, ты хочешь женщину в пять пядей ростом? И нравятся ли тебе толстые или тонкие? Смуглые или белокожие? Какие груди ты предпочитаешь — похожие на яблоки, гранаты или лимоны? Какие бедра желал бы ты раздвигать — подобные подушкам? Подобные двум кучам песка? Подобные двум мраморным столбам? А что касается той вещи, что между бедер, то каков твой вкус относительно нее? Какую разновидность ты предпочитаешь?

— Разве ты способна превратиться в женщину по моему вкусу? — спросила я. — И ты готова изменить облик, данный тебе Аллахом?..

— Ну разумеется! — обнадежила меня Азиза. — Ведь делает же это Марджана, когда встречается с Ильдеримом, и каждый раз она иная, так что Ильдерим как бы обладатель гарема.

— Выслушай меня, о Азиза, — приступила я к главной части своего объяснения. — Ты ошиблась в выборе. Тебе бы следовало поискать юношу, который способен стать мужем женщине...

— А ты разве не способен, о Хасан? — изумилась она.

Я развела руками.

— Да не омрачает твое чело эта забота! — развеселилась Азиза. — Старухи, воспитавшие меня, знают разные снадобья, и мне сейчас их принесут, и ты их отведаешь, и взволнуется то, что оставил тебе твой отец!

— У меня нет того, что оставляют мужчинам их отцы, о Азиза! — воскликнула я. — Вот в чем вся беда!

— Ты разве евнух, о Хасан? — насторожилась Азиза.

Я испугалась, что против этой хвори у нее тоже найдется снадобье, и решила сказать наконец правду.