Елена Ларичева - Сонная ученица Страница 9

Я сушила травы для настоев, чаев и притираний для учителя, убиралась в комнатах, помогая Людоеду, ездила с ним в город, когда появлялись просветы между занятиями. И почти не разговаривала с Соколом в яви. Он отгородился от меня, лишь изредка ругаясь невпопад.

Когда однажды, расположившись на крыльце, я взялась за починку его одежды, укрепляя разошедшиеся, разлохматившиеся швы рубашки, он неслышно подкрался сзади, бесцеремонно выхватил из рук шитье и строго заявил:

- Ты ученица, а не служанка.

А вечером, уверившись, что я ушла за травами, разразился бранью на Людоеда.

- Еще раз ты подсунешь ей мою работу, не знаю, что с тобой сделаю! Однозначно, что-нибудь страшное!

- Пусть девочка делом займется, раз хочет! - возражал ему опешивший Людоед.

- Запомни, Миль, я не из тех лоботрясов, которые денно и нощно ездят на своих учениках, заставляя выносить за наставниками даже ночные горшки! Хочет поработать, пусть нанимается посудомойкой, нянькой. Я дам ей рекомендательные письма. Пусть катится. А за мной, как за немощным, ходить нечего!

Я, не дыша, стояла под окном, озадаченно хлопая ресницами. Вот как, оказывается! Ладно, милый учитель, мне же спокойней будет.

Он оберегал ученицу от всех и вся. Только не от самого себя. И после его безжалостных уроков я терялась - во сне я или наяву. Десятки и сотни раз повторяемые упражнения, долгие лекции, льющиеся из птичьей головы наставника человеческим голосом, потом попытки преобразования материального мира. Мы меняли оттенок роз в саду у вредной тетки Арисы, форму черепицы на крыше местного плотника, имя беспородной собачонки, неведомо откуда прибившейся к козьему стаду и добровольно взявшей на себя обязанности защитницы рогатых блеющих созданий. И только мы двое знали, как все было до нашего вмешательства.

Каждый раз в конце удачного урока Сокол до боли сжимал мое запястье своими теплыми жесткими пальцами, словно защелкивал браслет, закреплял ощущение удачи. Постепенно желание ощущать тиски его пальцев на своей руке стало для меня такой же необходимостью, как дышать или есть.

Пробуждаясь в очередной раз от Сновидения на соседней с Соколом кушетке, я мечтала дотянуться до его руки. Вон сейчас его левая кисть расслаблена, безвольно лежит на оббитой красной тканью кушетке. Нет, мгновение уже упущено. Учитель возвратился в явь. Только что расслабленные пальцы шевельнулись, напряглись. Сокол приподнялся на локтях, уцепился за специально сделанный для него поручень, подтянулся и медленно перетащил свое тело на стоящую рядом коляску.

Я не сводила с него глаз, отлично понимая, насколько смешной и глупой кажусь. Но Сокол игнорировал мое внимание, у самой двери оборачивался через плечо, обжигая пристальным взглядом и уезжал. В душе словно задували свечу.

Вот идиот бесчувственный! Да люблю я тебя. ЛЮБЛЮ. Точка. Задыхаюсь, каждый раз, когда ты рядом прохо… проезжаешь. На руках тебя носить готова, только позволь мне это. Пожалуйста! Подпусти поближе. И в прошлое твое не полезу, раз тебя раздражат мое любопытство. Мне достаточно настоящего - уютного, теплого, светлого. Чтобы прижаться к тебе можно было, венку, пульсирующую на шее, поцеловать, в волосы твои длинные носом уткнуться, в кольце твоих сильных рук просыпаться. Мне и чудеса чародейские нужны постольку, поскольку им меня ты обучаешь. Вот такая я недалекая, бездарная. Прости…

Когда закончились выделенные деньги, и я решила продать прихваченные из дома украшения чтобы продолжить уроки боя, Сокол сам изъявил желание платить за меня. Притом, что Пучка он невзлюбил с первого дня. Но безопасность своей ученицы ценил, и поэтому мирился с заносчивым эльфом.

Пучок же для меня стал кем-то вроде младшего брата, которого у меня никогда не было. Убедившись, что именно я, самая младшенькая, унаследовала главную фамильную черту, отец решил остановиться на четверых детях.

Эльф чередовал занятия на мечах со стрельбой из лука и ружья, метанием кинжалов. С последним у меня как раз проблем не было. Метала клинки, как и дралась ими, я мастерски.

- Можно подумать, ты в уличной банде все детство и юность провела, - озадаченно выдал мастер боя, разглядывая мишень, утыканную ножами точно по центру.

- Ошибаешься, все детство я училась быть благородной девицей, изучала жутко скучные танцы, игру на лютне и арфе, - пожаловалась я.

Насчет ножей - сама удивляюсь, отчего у меня так получается. Попадаю, почти не целясь. Драться тоже могу, в чем убедилась во время пути сюда. А если уж срезать нужно что-нибудь незаметно - держи кошель подальше. Странный дар. Полезный и опасный.

Пучок недоверчиво осклабился. Не поверил. Вот Соколу или даже Людоеду я бы раскрыла свой секрет, не таясь. Если бы они заинтересовались прошлым ученицы. А этому обормоту - ни слова.

- И все-таки? - упорствовал он.

- Брат обучал. Он у меня в гвардии пять лет служил. И жених - начальник городской стражи, - решила пресечь я ненужные подозрения. А сделала еще хуже.

- Жених? - глаза Пучка хищно загорелись. - А где он сейчас, твой жених?

- Не дотягивал до меня, такой красивой и талантливой, вот и дала от ворот поворот, - отмахнулась я, задумчиво вертя в руках лук. Излюбленное эльфами оружие сейчас казалось мне нелепым и старомодным. Есть же пистолеты и ружья. К чему осваивать инструмент наемных убийц? - Все, остроухий, хорош болтать, а то Сокол с тебя оплату снимет, - решила пресечь я вопросы, сыпавшиеся, точно крупа из драного мешка.

- Поворот дала, выходит, - не унимался мерзкий долгоживущий. - То-то ты в девках до столь почтенного возраста досидела! Что, твоя семейка настолько богата, что тебя и в старости замуж возьмут?

Ну, держись, отморозок ушастый! Я схватила валявшийся в траве меч, пусть и деревянный, зато до обидного больно колющийся, и кинулась на болтуна. Еще никто не называл меня старухой. И тебе, щенок эльфийский, не позволю.

Он, гогоча, понесся вокруг деревьев, на бегу подхватывая свой клинок, и подло поворачиваясь ко мне. Я чуть не налетела на него, зло выругалась, и изо всех сил парировала удар. Наши мечи сшиблись и выпали из рук в еще не вытоптанную траву под абрикосом. Конфликт был исчерпан.

- Еще раз обзовешься, так колдану, сразу патлы твои белые спалю, - уже миролюбиво пригрозила ему.

- Но-но, уважаемая! Я тоже чародейству обучен, - испугался он.

Я уже поняла - волосы для Пучка - святое. Точно утопленница из сказок, он готов их расчесывать и укладывать часами, любуясь блеском и переливами света в каждой пряди.

- Эгей, драчуны, - окликнул нас почтарь, прискакавший на пегонькой лошаденке. Мы тут отношения выясняем, а он бесплатно любуется. Совсем совести у человека нет!