Ахэнне - Принцип подобия Страница 9

— Рони, не жмись. Иди сюда, — окликнул напарника Целест. — Это мой друг, Иероним. Все зовут его Рони.

Подтащили к колченогому столу и усадили на скамейку. Мигом перед носом появилась кружка с местным пойлом, от запаха которого у Рони заслезились глаза. Он только вздохнул. Он предпочел бы сытный ужин в столовой. Если Целеста тянет на авантюры — можно забраться в кладовую…

— Здравствуйте, — поздоровался мистик.

— Ххех, друзья у тебя, Рыжий… он нас боится. Маленький белый кролик, — и Клык щелкнул голыми деснами, а его друзья заржали. — Кролик!

Рони философски пожал плечами. Хоть тараканом назовите, только бы… — он отодвинулся на край скамьи.

— Тихо! — гаркнул Целест, причем примолкли за соседним столом тоже. — Обидит кто — спалю заживо, — и все как-то подались назад, видимо, сообразив: угроза воина-Магнита — не птичкино чириканье. Но в следующее мгновение Целест хлопнул Пирата и Клыка по плечу, как ни в чем не бывало:

— Чего новенького слышно в Пестром Квартале?

— Новенького? А что у нас случается, — пожал плечами Пес, "уши" его качнулись в такт, — Жабу прирезали недавно — говорят, кого-то на камешки из Пределов нагрел. Девки наши в облаву последнюю попались, да и сгинули. А так — все по-старому.

Целест кивал с видом главаря банды, но интересовался не тем. Контрабандисты возили много ценных штучек, и Целест многозначительно хлопнул себя по карману. Компания завозилась с серьезным видом, Пират и Лысый прикрыли остальных массивными телами, на испещренном непристойными надписями столе, появились карты, сигареты — из тех, что не купишь у Доррета, томно замерцали рубиновые и опаловые броши и серьги родом из влажных экваториальных островов, где солнце горячо круглый год, а рабство — законно. Но Целеста интересовало иное: запрещенные в Эсколере, Виндикаре и Мире Восстановленном книги — на полуистлелой бумаге и поцарапанных дисках. Основа всего — данные из Архива, что под соленой массой Мертвого Моря; спрятанные в самом начале эпидемии знания по медицине, технологии, химии… и о самой эпидемии тоже; контрабандистам порой удавалось выкрасть парочку не слишком ценных, но гигантский Архив, похоже, не ощущал ничтожных потерь. Ирония в том, что у элиты Гомеопатов к Архиву свободный доступ, как и у Сената, но Целест не был ни элитой, ни членом Сената.

Целест выбрал несколько, усмехнулся про себя: знал бы папочка, как его сын собственноручно нарушает законы Виндикара…

— За встречу, — грохнули кружки. Рони, доселе безучастного и будто полусонного, Целест пихнул в бок острым локтем. Пришлось присоединиться к тосту и выяснить: на вкус пойло "Кривоногого Джо" еще отвратнее, чем на нюх.

Потом еще глоток… шум, крики и лязг посуды отдалились на второй план. Мистик потихоньку клевал носом.

Целест сыграл шесть партий в карты, проиграл половину купленного, переругался с "приятелями", обозвав Пирата шулером и вруном, тот выхватил кривой нож, но побоялся воина. В результате, у Целеста остались драгоценные диски да опаловая заколка, похожая на пушистый венчик дикой ивы или вербы.

В висках Рони пульсировала мигрень.

— Ты все? Может, пойдем, а? — шепнул он Целесту. Обещанное веселье он мысленно похоронил и отпеть успел.

— Позже… погоди немного, — ответил Целест. Его царапнула когтистая совесть: кажется, мальчишка из Северных Пределов не оценил похода. Целесту захотелось повести Рони еще куда-нибудь, может, в Цирк Уродов или к девочкам, он уже соскочил с места, чтобы, не прощаясь, покинуть знакомцев и притон. Именно тогда появилась танцовщица.

У Кривоногого Джо случался стриптиз и непристойные шоу. Целест загасил сигарету с травкой:

— Гляди. Сейчас она такое вытворять будет…

И ошибся.

Завернутая от щиколоток до переносицы в покрывала, танцовщица поначалу вызвала презрительные усмешки, даже свист: что за мелочь? Да и ткань, поблескивающая оттенком лунного камня, скрывала все самое интересное. Целест заметил неподалеку сухопарого мужчину, строгость осанки его не замаскировал даже аляповатый цирковой балахон в желтых звездах из фольги. Мужчина волок за собой древний обшарпанный, точно сделанный еще до эпидемии, магнитофон, долго возился с кнопками — а нетерпеливая толпа подзуживала маленькую танцовщицу раздеться, выкрикивала насмешки и непристойности, но кокон оставался нетронутым. Целест сравнил слабое мерцание тканей с лунным лучом, растворенным в озере. Холодном глубоком озере — в нем легче утонуть, чем поймать кусочек света.

Наконец, доисторический магнитофон откашлялся, поворчал, как и полагается не вовремя разбуженному старичку, и завел монотонную заунывную мелодию, скорее всего одна в нем она оставалась — еще на старом диске или чудом сохраненная в памяти. Мелодия выводила одну ноту, бесконечно растягивая и размазывая, словно незастывающий комок черной смолы, горячей вязкой смолы; Целесту хотелось подпрыгнуть, вырваться из зыбучих песков, втянуть в легкие свежий воздух… но за него это сделала танцовщица.

Словно корка инея опали перламутровые одеяния, и осталась она обнаженная, совсем девочка, вряд ли лет четырнадцать-пятнадцать исполнилось — по-цыплячьи худая, с маленькими острыми, как звериные мордочки, грудками; она прикрывала окружья ареол ладонями и тряслась, будто от холода или страха, а может, того и другого. Она обвела зал взглядом пойманной в норе лисицы, оскалилась своре похотливых и жестоких собак, а потом ринулась с места — в бесплодной отчаянной попытке убежать. Ритм сменился с монотонного на тревожный, и девочка отлично чуяла его — она замелькала, спасая от неведомых преследователей свою жизнь, закрутилась веретеном с обсидиановыми нитями длинных волос.

Клиенты "Кривоногого Джо" были отребьем и пьяными свиньями, знал Целест, — но сейчас не мог не отмечать краем глаза, что никто не воспринимает наготы девочки, только ее движения, ее страх и отчаянную жажду жизни.

Целест выступил вперед. Девочка извивалась, уворачивалась от невидимых врагов, теперь она схватила лепестки-покрывала, точно надеясь отбиться или сокрыться от преследователей — но тщетно. Согнулась в такт звенящей ноте, выпукло выступили лопатки и желобки позвонков, а потом снова — вперед, погоня продолжалась.

Целест поймал себя на том, что почти не дышит. И не хотелось дышать.

Девочка поравнялась с ним — Целест перехватил ее умоляющий взгляд, едва сдержался, чтобы не кинуться спасать, а потом забилась в причудливой агонии, и вместе с танцовщицей бились пойманными в стеклянную клетку птицами аккорды, и вот — замерла она, пронзенная стрелой или пулей, вытянулась в судороге и опустилась бессильно на холодные грязные камни.