Дэвид Геммел - Белый Волк Страница 92

— А знаешь, кто скоро приедет к тебе, маленькая принцесса? — спросил Бораниус. — Друсс. Дядя Друсс. Он проделал ради тебя долгий путь, и ты к его приезду должна быть чистенькой и красивой.

Девочка ничем на это не ответила, и он ощутил легкое раздражение. Задуманный им спектакль выйдет не слишком удачным, если она и дальше будет вести себя так.

— Ну-ка дай ей, — велел он надирке. Та отвесила девочке пощечину. Эланин даже не вскрикнула. Голова у нее качнулась от удара, и она снова уставилась прямо вперед. — Она что, совсем не чувствует боли?

— Ее здесь нет, — сказала надирка,

— Так верни ее назад.

— Я не знаю, где она, — засмеялась женщина. Бораниус встал и вышел. Надо найти Нигера — шаман должен знать, что делать с ребенком. Жаль, если ее нельзя будет заставить покричать для дядюшки Друсса. Через оружейную он прошел в Верхнюю Палату. Нигер сидел там на подоконнике, изучая какие-то старые свитки.

— Девчонка повредилась умом, — сказал Бораниус.

— Чего же ты хочешь? Ты сам принес ей поиграть пальцы ее матери.

— Мне показалось это забавным. Как бы вернуть ее обратно?

— Может быть, дурманным зельем, — пожал плечами шаман. — Мы придумаем, когда время придет.

— Вся в отца, такая же неженка. А его жена говорила, что он скельнский герой. Ты его видел, Нигор, слышал, как он разорялся насчет своей дочурки. Разве такой может быть причастен к победе над Бессмертными?

Шаман со вздохом отложил свиток.

— Я знал воина, который выходил с ножом против льва, но боялся крыс. У всех есть свои страхи, свои сильные и слабые стороны. Орасис боялся темноты, а ты бросил его в темное подземелье и говорил, что изрежешь его дочь на кусочки. Он любил ее, очень любил.

— У меня, шаман, слабостей нет, — усаживаясь, заявил Бораниус.

— Как скажешь.

— Именно так. Ты не согласен со мной?

— Мои пальцы мне еще пригодятся, поэтому я не спорю. Ты сильный, но на тебе лежит проклятие звезд.

— Это верно, — с чувством подтвердил Бораниус. — Никогда еще не встречал столь неудачливого человека, как я сам. В той битве победить надлежало Бокраму. Мы во всем поступали правильно, но в тот день он запаниковал. Не будь Бокрам трусом, он теперь правил бы всем Наашаном. А глупость тантрийского короля превышала всякое разумение. Я сожалею, что убил его так быстро.

— Насколько я помню, он кричал несколько часов подряд.

— Следовало растянуть это на несколько дней. Я предупреждал его, что в Датию вторгаться нельзя, что мы к этому не готовы. Если бы он согласился подождать… — Всему виной Старуха со своим проклятым мечом. Мы не могли этого предвидеть. Этот меч свел его с ума. Бораниус выругался. — За что эта ведьма преследует меня? Что я ей сделал? — Предполагаю, что ты убил кого-то, имевшего для нее ценность.

— Невелика, впрочем, важность. Если лучшее, на что она способна, это подослать ко мне старика с топором, не вижу причин для страха.

— Я постоянно чувствую ее присутствие, — помрачнел Нигор. — Она пытается преодолеть мою оборону. Не нужно недооценивать ее, Железная Маска. В ее власти погубить нас всех.

Холодный ветер пронесся по Верхней Палате, погасив две из горящих в ней ламп. Бораниус вскочил с места, Нигор с криком бросился к открытой двери, но она захлопнулась перёд ним.

В сумраке у двери возникла прозрачная фигура с закрытым лицом.

— Приятно, когда тебе воздают должное, — произнес голос Старухи.

Бораниус выхватил из-за пояса кинжал и метнул его через комнату. Клинок прошел сквозь привидение и звякнул о стену.

— Как тебе удалось преодолеть мои чары? — в отчаянии вопросил Нигор.

— Я нашла другой вход, надир, через крышу. Пора тебе отправляться к твоей подруге Раэше. Сгори! — Фигура указала пальцем на Нигера. Шаман метнулся к окну, чтобы выброситься на камни, но пламя уже охватило его ноги и взбиралось все выше. На глазах у Бораниуса волосы исходящего криком надира вспыхнули, лицо почернело, кожа вздулась пузырями. Кто-то молотил в дверь снаружи. Наконец крик оборвался, и обугленный труп шамана рухнул на пол, продолжая тлеть и наполняя комнату едким черным дымом. Еще немного — и груда на полу утратила всякое сходство с человеком.

— Уймитесь, — приказала Старуха, протянув руку к двери, и стук прекратился.

— Хочешь и меня сжечь, старая шлюха? — вскричал Бораниус. — Что ж, похвались своей магией! Я плюю на тебя!

— Я еще полюбуюсь, как ты будешь умирать, Бораниус. И получу большое удовольствие от этого зрелища. Но сначала ты окажешь мне услугу.

— Ни за что!

— Посмотрим. Сюда идет Друсс-Легенда, а с ним человек, которого ты давно не видел. Старый твой друг. То-то будет радости. Помнишь Скилганнона? Еще бы тебе не помнить! Он, насколько я помню, попортил тебе лицо.

— Я убью их обоих и помочусь на их падаль.

— Я могла бы тебя полюбить, Бораниус, — засмеялась Старуха. — Право, могла бы. Какая жалость, что мы враги.

— Мы можем и не быть ими.

— Увы. Я не всегда была такой, как теперь. Несколько столетий назад я была молода, и мужчины находили меня миловидной. В то чудесное время я родила ребенка, девочку, и отдала ее на воспитание чужим людям. В матери я и тогда не годилась, но я следила за этим ребенком и за ее детьми. Их было немного, что облегчало мою задачу. Поначалу эти плоды чрева моего, мой дар будущему, развлекали меня. Я потихоньку, незаметно, руководила их судьбой, направляя ее в лучшую сторону. Однако со временем они старели и умирали, и род мой хирел, несмотря на все мои усилия. В конце концов осталась только одна, последняя. Милое дитя. Она вышла замуж за наашанского короля, которому я подсунула приворотное зелье. Он прикипел к ней всем сердцем и даже в мыслях не мог изменить ей. У нее родилась дочь, последняя в нашем роду. Ты убил мать, Бораниус, и угрожал жизни дочери. И ты смеешь думать, безумец, что я тебе это прощу?

— Мне нет дела до твоего прощения. Скилганнона я убью ради удовольствия, а Друсса — чтобы отомстить за Бессмертных. А если доживу, то и Джиану убью. Избавлю мир от твоего отродья.

— Нет, Бораниус, не доживешь. Я сама, во плоти, буду смотреть, как твою душу с воплем вырвут из тела. А пока вот тебе на память.

Огонь опалил лицо Бораниуса, и он с воплем повалился навзничь.

— Тот, чья душа безобразна, не заслуживает нового лица, — произнесла Старуха. — Я забираю то, которое дала тебе Устарте.

Скилганнон проснулся в одиночестве, зевнул и потянулся. Стрела, лежавшая рядом с его подушкой, исчезла вместе с Гарианной. Он встал, оделся и пристроил за спину ножны черного дерева. Заря за окном уже позолотила землю.