Дайте шанс! Трилогия (СИ) - Сагайдачный Вадим Страница 94

– Совершенно верно, – поддержал генерал. – Поэтому, господа, нам нужен только один кандидат в герои. Ну а если уж не получится, тогда будем пробовать по медалям.

– Я вот за что переживаю, – снова взял слово начальник штаба. – Абы кому наградной лист император не подпишет. Все‑таки желательно, чтобы был дворянин. Думаете, я просто так настаиваю на Рогозине? Да и дать героя посмертно куда предпочтительнее, чем живому. Меньше потом мороки и всяких пожизненных выплат. Легче разъяснить поступок. Человек ценой жизни отстоял доты. Сам погиб и спас людей. Это будет смотреться пригляднее, живого героя. Вспомните, как из‑за этого мордовали Юдина. Он еще шутил, будь мертвым, ему бы звание обошлось втрое дешевле. Но не будем забывать, за ним стоял влиятельный род. Только благодаря этому и дали. Где‑то подмазали, где‑то использовали свои рычаги.

– Господа, не вижу смысла продолжать дискуссию. У меня есть идеальный кандидат. Его точно одобрят, – вдруг включился в обсуждение финансист Вуйчик, чем вызвал общее удивление. – Ваш Рогозин дворянин полуживого рода. Это не очень‑то весомая кандидатура. Другое дело лейтенант Верещагин. Он офицер. И он мертвый. Чем не идеальный кандидат в герои?

– Вы это серьезно? – генерал в недоумении на него вытаращился.

– Серьезнее некуда. За Верещагина начал хлопотать клан Тарасовых. Со мной вчера днем встречались. Не знаю точно, состоял Верещагин в клане или нет, но они очень заинтересованы в его посмертном награждении. Клан готов взять на себя умеренные траты. Так сказать, чтобы дать делу толчок.

– Но он же ничего не сделал! – в негодовании вскрикнул, командующий частью десантников Воеводин.

– А что сделал Рогозин? Красиво умер? Смею заверить, получилось отнюдь не красиво. Он дал себя обвести вокруг пальца какому‑то мальчишке. Умер с перерезанной глоткой. Что сделали стрелки? Смотрели в мониторчики и тыкали на кнопочки. Что тут героического? Их этому специально обучали.

– Но мой Черновол!.. – попытался возразить Воеводин.

– И что сделал этот ваш Черновол? Ну убил он такого же салагу, что и сам. Потом поднял всех. И что с того? На это много ума не нужно. Не вижу ничего героического.

– Он не видит ничего героического, – коверкая интонацию, повторил Воеводин. – Вуйчик, вы хоть раз выходили за крепостные стены? Хоть раз дрались с тварями?

Генерал выставил руку и тем дал понять полковнику, чтобы прекращал склоку.

– Правильно сказал Селезнев, – продолжил финансист, не обращая внимания на выпад в свой адрес, – мы должны выдвинуть достойного кандидата. Чтобы его можно было достойно представить. Чтобы это дело кто‑то профинансировал. Мы будем толкать, а Тарасовы, так сказать, подмазывать. Сдабривать наши колеса маслицем. Вот тогда будет толк. Дело пойдет в гору. Иначе же наш наградной лист полетит к чертям. Дадут квоту в 2–3 медальки За заслуги и на том скажут с вас достаточно.

– Нет, господа… Ну нельзя же так! Черновол сделал большое дело! О нем говорит вся часть! Я пообещал людям! – взорвался Воеводин.

– А вы не обещайте лишнего, пока со мной не согласуете! Сколько раз повторяю вам одно и то же! – гаркнул на него генерал.

На этом стало понятно, обсуждения закончились, Мезенцев выслушал и принял к сведению мнения каждого. Теперь очередь дошла до принятия решения. Как начальствующее лицо, решение генерал примет сам.

– Завтра всем провести в подчиненных частях торжественные построения. Поздравьте всех причастных. Вручите грамоты, внеочередные увольнительные, отпуска. Что у нас с кассой? – спросил Мезенцев у финансиста.

– Скажу как есть. Учитывая количество причастных, сто рублей – это максимум. На большее не рассчитывайте.

На этом совещание закончилось. Получилось как всегда, начали за здравие, закончили за упокой. Именно с таким настроем покидали кабинет офицеры. Каждый рассчитывал на большее. Пусть не звание героев для подопечных, так хотя бы медали. От почетных грамот, подписанных, пусть и самим генералом Мезенцев, никакого проку не было. Разве что немного радости для самих соискателей бумажек.

Все вышли кроме финансиста.

– Представитель клана Тарасовых уже здесь. Прибыл в крепость еще вчера. Он готов встретиться и обсудить детали в любое удобное для вас время, – тихим голосом поведал генералу Вуйчик.

– Вот и отлично. Зовите прямо сейчас.

В кабинет постучали. Вошел молодой адъютант Мезенцева.

– Господин генерал, к вам…

Не дожидаясь, пока его представят, в открытую дверь вошел мужчина в штатском, заставивший генерала подняться и выйти из‑за стола для того, чтобы лично встретить посетителя с порога.

Средненький по стоимости костюм, галстук, начищенные до блеска туфли и светлая кожа могли выдать в посетителе клерка, прибывшего в крепость совсем недавно. Пусть и молодое, но уже властное лицо – невысокого начальника. Но ближе всего к истине выдавали коротко стриженные волосы и армейская выправка.

– Господин полковник. Удивили. Не думал, что вы лично к нам пожалуете из‑за убитого диверсанта.

Лицо генерала преобразилось и теперь стало приветливым. Что нельзя сказать о вошедшем. На его лице не было и намека на приветливость. Там висела лишь кислая мина, сдобренная безразличием. Обычно это отражало нейтральное настроение. При своем возрасте около тридцати вечная серьезность добавляла ему годы. Отчего казалось, что ему за тридцать.

При виде главы Тайной канцелярии всей Тобольской губернии Николая Константиновича Балашова финансист Вуйчик поспешил тихо убраться. Равно как и адъютант, увидевший реакцию на посетителя со стороны своего генерала.

– Ошибаетесь. Все еще подполковник, – пожимая протянутую генералом руку, уточнил Балашов.

– Это ничего, Николай Константинович. Какие ваши годы. Еще немного и до полковника дослужитесь. А там и до генерала. Прошу за кресла.

Генерал и подполковник разместились на уютных креслах у окна. Адъютант вышел и снова вошел, по‑видимому, не сразу поняв, что может быть полезен Мезенцеву. Он аккуратно спросил, подать ли напитки. Посетитель отказался. На том адъютант вышел.

– Георгий Павлович, не пойму, что за разговоры в крепости о диверсанте? Это наша прерогатива решать кто диверсант, а кто нет, – начал с претензии Балашов.

– Ну как же… Отравление снотворным сослуживцев. Убийство командующего дотами…

– Пока я вижу очередное дитя Тьмы, захотевшее пустить под нож жертвы и взять способности. Поэтому он и опоил сослуживцев снотворным. Не стоит накручивать лишнего. Вот если бы ваши люди взяли его живьем, другое дело.

– Я вас понял, – кивнул Мезенцев и усмехнулся своей догадки. – Мертвый диверсант – это вопросы. Куда смотрели? Почему недоглядели? А вот если бы взяли живым – другое дело.

– Рад, что понимаете, – на кислой мине Балашова появилось подобие улыбки. – Адъютант сказал, вы проводили совещание по поводу поощрений. Полагаю, искали из кого слепить героя. И кого позвольте спросить выбрали?

Мезенцев на дух не переносил Балашова. Его выворачивало наизнанку от того, что ему, генералу, приходилось приклоняться перед этим недополковником, облаченным властью выше генеральской. Пришлось в очередной раз глотать и тон, и пренебрежение, и очередную колкость.

– Выбрали погибшего лейтенанта Верещагина. Считаем, он самый достойный кандидат.

– Хм… Странный выбор. Отчего не капитана Рогозина? Или рядового, убившего дитя Тьмы? По‑моему, очевидно, если бы не он, там легли все, кто был в дотах.

Генерал замялся.

Тут сыграла неподготовленность с доводами и неприязнь к главе тайной канцелярии, перед которым ему приходилось отчитываться.

– Ну же, вы сами знаете, я все равно узнаю.

А вот это было верно подмечено. Пусть Балашов и был молодым. Пусть должность получил не просто так, в свое время о назначении похлопотала родня. Но свое дело знал четко. Хватку имел такую, если вцепится, просто так не отделаешься. Он давно нашел против Мезенцева достаточно крючков и ниточек, за которые можно дернуть.