Елена Величка - Ушедший в бездну Страница 94

— Куда мы едем? — спросил Конрад. Он любил гавань, где сейчас стояла шнява "Вереск". Ему представился тонкий силуэт двухмачтового судна, проступающий сквозь вьюжную пелену. Смутной печалью веяло от этой картины.

— Мы можем отправиться куда угодно, — сказал ювелир, — но я хотел поговорить с вами об очень важном деле.

Конрад поёжился, словно от порыва ледяного ветра.

— Неужели пришло письмо из Моравии?

— Нет, ваша светлость, боюсь, что из Моравии ждать писем бесполезно. Чудеса иногда случаются, но не с нами, хотя сегодняшний день начался удачно. Вы видели человека, который приезжал ко мне? Он зафрахтовал моё судно. Об этом я и собирался с вами побеседовать. По некоторым причинам я не могу доверить груз своему представителю. Мне придётся самому отправиться в плавание, и я хотел бы взять вас с собой. Вы, конечно, можете остаться дома, но меня не будет долго, вероятно, до конца осени. Разумеется, я позабочусь о том, чтобы вы не голодали и ни в чём не нуждались. С вами останутся мои слуги, но будет ли вам спокойно без меня? Дингера я беру на корабль. Теперь он сам решит, что ему больше по вкусу: плеть, которой его воспитывали в имении вашего отца, или плётка моего боцмана. Для бездельников, непочтительных к своим начальникам, на "Вереске" существует ещё и карцер. Впрочем, я уверен, что и в вашем родном замке имелось соответствующее помещение.

Конрад ужаснулся. При всей своей вспыльчивости он не умел долго сердиться, тем более на Дингера, который столько раз выручал его. Австриец был глуп, зол и неблагодарен, но он не заслуживал такого страшного наказания.

— Дингер мой слуга. Я не хочу, чтобы он шёл с вами в плавание. Я его не отпускаю.

Феррара с отеческой улыбкой погладил мальчика по плечу.

— Ваша светлость, Дингер давно уже мой слуга, а не ваш, поскольку я плачу ему жалование, но меня не устраивает его работа, поэтому я нашёл ему другую. Кормить его даром у меня нет возможности. Я бы выгнал его, но ради вашей безопасности он должен находиться под присмотром.

— Если я отправлюсь с вами, мне тоже следует бояться плётки вашего боцмана? — угрюмо спросил Конрад.

Феррара удивлённо вскинул брови.

— Как вы могли подумать такое, ваша светлость? Разумеется, нет! Даю слово, что для вас путешествие будет настолько приятным, насколько это возможно. Обсудить нам надо более серьёзную вещь — имя, под которым вы появитесь на "Вереске". Кое-кто из моих людей знает Дейка ван Бёйтенхауса.

— И слава Богу. Мне надоело быть Дейком, тем более что теперь это не нужно. Вы ведь считаете, что Мирослав отказался от меня?

— А вы всё ещё надеетесь, что он вспомнит о вас?

Конрад пожал плечами.

— Вероятно, да… Я поеду с вами, но хочу, чтобы меня называли моим настоящим именем. Вы же говорите мне "ваша светлость", когда этого никто не слышит!

— Да, когда мы вдвоём, у меня язык не поворачивается назвать вас Дейком. Я чувствую, как вы ненавидите это имя и его владельца.

— Наверное, и владельца тоже, — неохотно согласился Конрад. — Меня злит, что у этого простолюдина в отличие от меня есть право на наследство, хотя, если честно, Хелльштайн мне не нравится: он похож на тюрьму, а дом в Праге и вовсе ужасен. Я вообще не хочу возвращаться в Моравию и Чехию.

— Чего же вы хотите? — Феррара был озадачен. Он считал, что его воспитанник одержим мечтой о графском титуле.

— Я хочу остаться с вами и учиться ювелирному делу, — сказал бывший наследник Норденфельда. — Мне нравятся камни. Я мог бы заниматься их шлифовкой.

От неожиданности Феррара не удержался от смеха.

— Ваша светлость, я ведь не только ювелир, но и судовладелец. Боюсь, что в моей жизни камни играют не главную роль. По крайней мере, сейчас, когда мне не на что приобрести материал для своих изделий.

Феррара взял руку мальчика, легко провёл большим пальцем по мягкой, нежной ладони, гладкому, как шёлк, запястью. Какая уж там шлифовка камней для таких-то рук!

— Я до сих пор не знаю вашего полного имени. Видите, как я невнимателен, а вы хотите остаться со мной и быть моим учеником. Возиться с камнями не так приятно, как носить их.

— Моё полное имя Конрад Вальтер Фридрих фон Норденфельд, и отказываться от него я не намерен, — негромко, с расстановкой произнёс любимец Велиара. — Надеюсь, что на вашем судне мне не придётся представляться каждому проходимцу?

— Конечно, нет, ваша светлость, но вы не знаете, что такое жизнь на корабле во время долгого плавания. Как бы вы ни старались отгородиться от окружающих вас людей, вам не удастся избегнуть их назойливого любопытства.

— Вы же хотите взять с собой Дингера, а он молчать не будет.

— Будет. Во-первых, он весьма справедливо боится меня, а во-вторых, его вина в том, что вы здесь, а не в Баварии, не меньше, чем моя собственная…

Конрад снисходительно улыбнулся, и Феррара почувствовал себя неуютно, словно вор, заметивший, что за ним наблюдают. Он и был вором, похитившим чужого ребёнка, и этот ребёнок вполне заслуженно презирал его.

— Ладно, — уступил Феррара, — раз вы не желаете придумывать себе имя, надеюсь, Конрад Вальтер вас устроит. К этому имени вам не придётся привыкать, и ваш немецкий акцент подходит к нему.

— Фон Вальтер, — с недовольным видом уточнил несносный аристократ. — Мне надоело изображать простолюдина. Если я не стану владельцем Хелльштайна, это не означает, что я должен забыть о своём происхождении. Мой отец всё-таки барон фон Норденфельд.

Феррара был согласен и на фон Вальтера, только бы не слышать имени Норденфельда. Дингеру он надеялся закрыть рот более надёжными средствами, чем плеть и карцер.

Несколько раз во время подготовки к отплытию Феррару навещал Альфред Хооге. Являлся он пешком, обычно в первой половине дня. Конрад привык к нему и уже не смеялся над ним. Хооге вовсе не казался забавным. Невысокая сухощавая фигура, матово-бледное, с лёгким загаром лицо, тёмно-карие глаза и орлиный нос делали его похожим на арабского принца. Феррара не доверял ему и после его визитов был мрачен, как на похоронах.

Конраду всё чаще приходилось выступать в роли медиума: ювелир отчаянно старался умилостивить демона. Обряд бескровного жертвоприношения они повторяли теперь каждый вечер. Для Конрада это означало пиршество за красиво сервированным столом при дорогих свечах из хорошего воска. Феррара не скупился. Он и сам любил вкусно поесть, в особенности, если это было обязательной частью колдовского ритуала. На столе стоял третий прибор, предназначенный для невидимого гостя. В бокале было немного сладкого вина, на тарелке лежала пища, которая после ужина сжигалась в камине. Пламя свечей покачивалось, извиваясь, словно от чьего-то дыхания. Временами в комнате слышались шорохи, ощущалось прохладное дуновение, хотя дверь и окно были плотно закрыты.