Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона Страница 96

— Но ведь тогда ты не был ни епископом, ни даже священником?

— Нет. Какая пощечина для заговорщиков.

— Не могу не согласиться. Ты не хочешь, чтобы я пошел и разыскал его? У нас не очень много времени, но я постараюсь успеть.

— Да, пожалуйста, — прошептал Дункан. — Но не говори пока, для чего мне нужно его видеть. Мне… Я должен сказать все сам.

— Поверь мне, это последнее, что я сделал бы, — пробормотал Морган, поднимаясь и покидая кабинет.

Дункан не двигался в течение нескольких секунд. Прикрыв лицо одной рукой, он пытался придержать свою надежду и волнение на случай, если все-таки ошибается. Он говорил себе, что существует много объяснений тому, как к Дугалу попала застежка… Если это вообще та самая. И пытался напомнить себе, что это может оказаться и другая. Но в глубине души знал: это она, и понимал, откуда она у Дугала.

Хотя ни он, ни Мариза не думали о возможных последствиях во время своего краткого, полного слез и тревоги союза двух невинных, он теперь ясно и отчетливо представил себе развитие событий.

Мариза, несколько месяцев спустя благополучно вернувшаяся на зиму в Траншу, ее отец и старшие братья — в походе с войском короля, и вдруг она догадывается, что у нее будет ребенок. Сперва она боится открыть это кому бы то ни было, но затем, когда скрывать уже становится невозможно, вся в слезах, признается матери, которая тоже должна родить.

И возникает замысел: пусть Мариза вынашивает своего ребенка в тайне, а, родив, отдаст матери, дабы та растила его, как близнеца своему, который должен появиться примерно на месяц раньше. В уединении среди гор, зимой, когда все их мужчины в Меаре, а их окружает лишь несколько служанок, кто хоть о чем-то догадается?

А затем, когда Мариза умерла, то ли в родах, то ли от лихорадки, как было объявлено, кто и о чем мог догадаться? Дункан, услыхав о ее смерти в то лето, разумеется, не сопоставил одно с другим. Весть о ее смерти лишь вернула его в прежнему намерению подготовиться и принять священство. И довольно скоро горячие насыщенные дни в Кулди сохранили только пряное воспоминание о необычайно яркой мечте, которой не суждено вовеки сбыться. Он не рассказывал об этом ни одной душе, не считая давно скончавшегося исповедника, и даже Моргану.

Смахнув слезы, Дункан поднялся и прошел к письменному столику под янтарным окном, достал из ящика ширал на тонком кожаном шнуре. То был ее дар — и он применил его, сам того не ведая, чтобы проверить, есть ли у их сына магический талант, который, безусловно, должен был существовать. Теперь в этом нет сомнений. Взяв ширал за ремешки, он вернулся к своему креслу и сел, держа его перед глазами, как святыню. Каковой тот и был.

Ширал.

Сомкнув его в кулаке, Дункан опять переместился в ту часовню, в миг, когда они приносили обеты.

— Я беру тебя, как моего венчанного супруга, — сказала она. — Я даю тебе это, как знак моей любви, и отныне я навсегда твоя.

Она сняла его с шеи, все еще хранящий тепло ее тела, и повесила на шею Дункану. Теперь, дрожа, он снова надел талисман на шею и поднес камешек к губам, вздрогнув оттого, что в его воспоминания вторгся стук в дверь.

— Входите, — откликнулся он, пряча кристалл под ризу.

И поднялся, когда они вошли: Морган и держащийся чуть позади, томящийся в ожидании Дугал.

— Вы хотите видеть меня, отец Дункан? — спросил мальчик.

Дункан едва ли был в состоянии говорить и лишь рукой указал Дугалу на сиденье. Морган явно колебался, не уйти ли, но Дункан кивнул ему, чтобы он тоже остался.

— Сядьте, пожалуйста. Оба, — сказал наконец Дункан и сам сел, как только Дугал послушался. — Я… да, я понимаю, время самое неподходящее, но мне показалось, что это ждать не может. Это… Потом будет еще труднее об этом говорить.

— Я что-то не совсем понимаю, — ответил Дугал, робко сдвинувшись на край кресла. — Речь о чем-то, что я сделал?

Несмотря на свою тревогу, Дункан улыбнулся:

— Нет, ты ничего не сделал. Не выполнишь ли ты одну мою просьбу?

— Если смогу.

— Отлично. Тогда я хотел бы, чтобы ты, не спрашивая меня, почему, снял свою застежку и повернул обратной стороной к себе.

Недоумевающе поглядев на Моргана, Дугал повиновался и без единого слова завозился с заколкой. Бегло окинул взглядом обратную сторону фибулы и поднял глаза на Дункана. Епископ смотрел в очаг, в его светлых глазах играли отблески пламени.

— Что я здесь должен увидеть? — прошептал Дугал после небольшого колебания.

Дункан весьма заметно сглотнул комок.

— Отыщи у верхнего края тонкую трещинку. Если подцепить ее ногтем, она откроется. Если внутри что-то есть, я предпочел бы, чтобы ты прямо сейчас не говорил мне, что это. Согласен?

Передернув плечами и озадаченно взглянув на сидящего с каменным лицом Моргана, Дугал кивнул и коснулся застежки ногтем. Подпрыгнул немного, когда та поддалась, затем наклонился, чтобы заглянуть в тайничок, который только что обнаружил.

— Что за… Откуда вы знали?..

Дункан обреченно вздохнул и отодвинулся к спинке кресла, прикрыв глаза, положив руку рядом с рукой Дугала и опершись на ее локоть.

— Можно я расскажу тебе небольшую историю, Дугал? — прошептал он.

Озадаченный, Дугал кивнул и опять уселся поудобнее, время от времени поглядывая на фибулу у себя в руке.

— Когда ты объяснил мне, как она к тебе попала, это был первый звоночек тревоги, — заговорил епископ. — Как твой отец подарил ее твоей матери, когда они поженились. Я никогда и никому не говорил этого прежде, но нечто похожее на то, о чем говорил ты, случилось со мной, когда я был лишь чуть моложе тебя. Я влюбился в прекрасную и нежную девушку, и у меня начисто пропало желание стать священником. Девушка была из твоего клана, и мы намеревались просить у наших родителей разрешения на брак, как только наши отцы вернутся из похода, куда они ушли с королем. Именно поэтому она со своей матерью и сестрами была в замке моего отца… Но, пока продолжался поход, был нарушен мир между нашими кланами. Его старшего брата убил в пьяной драке один из людей моего отца, и было очень возможно, что вот-вот начнется кровавая распря, хотя виновный был осужден и казнен. Ее отец и его люди вернулись в Кулди, чтобы поскорее собрать всех женщин и детей, и готовились выезжать на следующее утро с зарей… Короче говоря, мы поняли, что наши отцы ни за что не дозволят нам пожениться после того, что произошло — и мы обменялись обетами в темной часовне. Она дала мне свой знак любви, а я ей свой — застежку для плаща, очень похожую на ту, что у тебя в руке. В сущности, вполне может быть, что это она.

Дугал выслушал весь его рассказ с нарастающим изумлением, и теперь, когда он опять взглянул на фибулу, на краю его сознания зашевелилась смутная догадка.