Душа змея - Екатерина В. Коробова Страница 10

В помещении Купола Никола сразу же юркнул в излюбленный угол под недошитым гобеленом. Со временем Никола научился видеть в своем положении не только отверженность, но и своеобразную безопасность. Быть недостойным внимания не равно быть ненавидимым.

Лавр и Элоиза на этот раз последовали за ним.

– Вы не пойдете поближе, к Вязу? – Никола настолько привык оставаться здесь один, что к его недоумению примешивалось даже разочарование. – Почему?

– Ну, – Лавр не выглядел смущенным, но Никола знал его достаточно хорошо, чтобы заметить неловкость, – отец не одну только Элоизу не хочет отпускать разгуливать по Кораблю без компании.

Никола даже отшатнулся слегка.

– Ну а мне-то что сделается?

– Да и мне, собственно, тоже, – встряла Элоиза.

Лавр вдруг заинтересовался вышитым оленем.

– Им не нравится, что ты так близко к Великой Игре, – сказал он, обращаясь куда-то к копыту.

– Ага, вот бы выкинуть куда-нибудь меня с Корабля! – ответил Никола своим ботинкам.

– Отец с ними не согласен. И он, к слову, раз сто повторил, что все это – не более чем перестраховка.

– Я знаю, – Никола поднял голову и посмотрел на Элоизу, беспечно улыбавшуюся кому-то в толпе. Из-за того, что Никола тут, кто-то, видимо, снова обозлился и на всю семью Вяза. – Мог бы не добавлять.

– Начинают, – Лавр кивнул в сторону помоста, на который удивительно резво взбирался Старый Ой. В руках у него была та самая колода.

Разговоры в зале затихли. Ой молча перетасовал карты и положил колоду на протянутую ладонь рубашкой вверх.

Иномирцы стали подходить по одному. Никола после утреннего предупреждения Вяза ждал чего-то особенного, но они все выглядели как и в любой другой день – собранные, отстраненные, равнодушные. Разряженные в пух и прах. Покрытые чешуей. Невозможно иные, недосягаемо чужие.

Вот подошел и первым по старшинству взял карту Вяз. Быстро взглянул, пряча от остальных, прижал к груди. Ни ухмылки, ни поднятых бровей, ни разочарованного вздоха. Ничего.

Потом Льдиния, жена Вяза, мать Лавра и Элоизы. Она подняла голову, нашла в толпе стоявших Лавра, Элоизу и Николу и на короткий миг улыбнулась им.

Следующей шла Сина, лесная княжна-медведица. Когда-то этим своим обличьем шутки ради она напугала маленького Николу так, что он несколько часов не мог потом от страха произнести ни слова. Так и сидел на полу весь в слезах, пока Лавр его не нашел.

Никола подумал вдруг, что не знает, почему Сину так зовут. Лесные иномирцы выбирали себе имена из мира растений, морские – просто плавные и певучие, на свой лад. Лючия и Льдиния были морскими иномирками, Элоиза была дочерью Льдинии, и ее назвала так мать. Оя нарекли в столь стародавние времена, что этих правил еще не существовало. Но вот откуда у Сины такое имя? Она-то уж точно принадлежала к Лесу. Расспрашивать, впрочем, не очень хотелось.

Сина протянула жилистую мускулистую руку, взглянула на карту своим обычным взглядом – ярость и презрение – и уступила дорогу следующему.

Чернобородый Ветивер, нареченный Сины. Его Никола, как ни странно, боялся меньше, хотя казалось, что его кулак мало уступал в размерах голове Николы. Ветивер был среди тех, кто вынес мертвых княжон из моря, – так появились шрамы от язв, покрывавшие его кисти. Он тренировал молодых иномирцев в гимнастическом зале.

Кориандр, отец Сины, навеки сгорбленный печалью от гибели жены, с которой прожил не один век. Ее тоже не стало из-за Большой Беды. Именно Кориандр однажды сломал в порыве ярости центр связи с Землей.

Ель и другие механики из его команды. К ним Никола всегда испытывал чуть больше симпатии – в конце концов, именно они решились освоить человеческое мастерство для этого полета. Впрочем, взаимности он никогда не ощущал.

Ива. Липа. Остальные молодые иномирцы. Еще несколько иномирцев постарше, в их числе Ветвь, отец Липы. Кедр, отвечавший за теплицы и пропитание.

Порой Никола задумывался, что именно среди них, окруженный холодными фразами и отстраненными лицами, он состарится и умрет – и это в лучшем случае, если вообще успеет состариться! В такие моменты становилось до того тошно, что хотелось упасть на пол с закрытыми глазами и больше уже не вставать. Но потом всякий раз он неизбежно вспоминал о доброте Вяза и Льдинии, которые никогда не делали различий между ним и собственными детьми, об искренней дружбе Лавра, об улыбке маленькой Элоизы, которую он в душе считал и своей сестрой, о робкой надежде, что Лючия успеет открыть глаза на его веку. О том, что земная жизнь с каждым днем все более отдалялась, а все они были здесь, рядом. Делалось легче.

Иномирцы тянули карты и молча отходили. Для них Игра началась.

Лавр и Элоиза подошли самыми последними, когда стопка на ладони Оя уже истончилась до трех последних карт – Элоизы, Лавра и самого Оя.

Лавр с застывшим лицом вынул карту, быстро взглянул и с безучастным видом прижал к груди. Безупречный игрок.

Никола рассеянно наблюдал за тем, как Элоиза повторяет действия брата и возвращается на свое место.

Может, зря Никола встал так близко, или просто задумался слишком сильно и не понял, что возвышается над Элоизой, или маленькая Элоиза была не такой опытной пока в деле Игры, – Никола и сам до конца не понял, как это произошло. Но он опустил взгляд и увидел, что изображено на карте, буквально за секунду до того, как Элоиза трепетно прижала ее к себе. Один только миг и крошечный уголок – крошечный темно-алый уголок. Никола знал: во всей колоде темно-алой была только одна карта. Та самая. Жребий, карта Души.

Кровь застучала в ушах Николы, он открыл рот, чтобы что-то крикнуть, и едва успел вовремя опомниться. К счастью, никому до него не было дела, все взгляды были прикованы к тому, как Ой осторожно переворачивает последнюю карту.

Никола зажмурился с такой силой, что перед глазами появились багровые разводы. Маленькая Элоиза, которую они с Лавром по очереди катали на плечах. Элоиза, которой Никола втайне от всех читал вслух земные сказки. Элоиза, которая ябедничала на них Льдинии и обижалась, когда ее не брали играть. Элоиза выдумщица и хохотушка, Элоиза, никогда не видевшая ничего плохого в том, что он человек. Элоиза, всегда делившая с ним угощения от Кедра… Что, если Лавр не прав и змей действительно проснется? Что тогда? Элоизы не станет? Она превратится в ужасного крылатого монстра и не вспомнит ни их всех, ни его, Николу? Случится что-нибудь еще, хуже и страшнее?

Никола почти забыл, где находится, и, уж конечно, не помнил сейчас ни о каких предупреждениях Вяза. Внезапный порыв сырого ветра прилетел ему в лицо – и это было ощущение настолько позабытое, что Никола едва не закричал от страха и неожиданности. Он