Слепая бабочка - Мария Валентиновна Герус Страница 10

Эти лободыры заворчали. Замечание им не понравилось.

– Ты, пёсья кровь, сам ушлёпок. Убивать нельзя.

– И чё? Почему нельзя?

– Потому. Нам не за это заплачено. – разумно растолковал Якоб. – Тут осторожно надо. Повторяю ещё раз. Для всех. Ни в коем случае не убивать. Когда он будет у того куста, стреляешь в коня. Он падает. С коня или вместе с конём, не важно. Второй раз, чтоб он уж точно никуда не делся, стреляешь в ногу.

– Коню?

– Нет! Ему! Может, он и сам, с коня упавши, её сломает, но на это мы полагаться не можем.

– Ага. И чё?

– Тут мы подбегаем. Якобы мы разбойники.

– А на самом деле мы кто?

– Молчи уж, придурок. Значит, подбегаем, бьём его слегка. Повторяю, слегка, до синяков, а не до смерти, грабим…

– Тоже слегка?

– Нет, это уж по-настоящему. При нём, мне обещали, много золота будет. Можем всё забрать себе. Ну, седло, уздечку, если хорошие, украшения, какие найдём. Это всё наше сверх обещанной платы.

– А потом?

– Потом уходим. Потому что из ворот выбегает стража и, натурально, его хватает. Хватает, волочёт обратно в город, но это уж до нас не касается.

– Опять не понял. Зачем всё это?

– Не твоего ума дело. Надо так.

– Кому?

– Тому, кто платит.

– А, вот теперь понял.

– Эх, – поскрёб в затылке Якоб, – да я и сам ничего не понимаю. Сначала ловили его, в Приказ через полстраны волокли, кучу людей на этом деле положили, потом отпустили ни с того ни с сего, а теперь опять ловим.

– Да плевать, – флегматично отозвался стрелок, – пусть делают что хотят, главное, чтоб платили.

Время шло, солнце, поднявшись, стало припекать, потом с севера потянулись лёгкие облачка. За всё время по дороге проехали две крестьянские телеги и одинокий всадник, явно торопившийся в город.

За дорогой следил только Якоб, прочие вяло дремали, растянувшись на нагретых камнях.

– Во, – вдруг сказал Якоб, – он.

Напрягся, всматриваясь.

– Точно, он. Трудно не узнать, он приметный.

– Постой, – хмыкнул его товарищ, – так он пеший. Не вижу коня.

– Да без разницы, – отмахнулся Якоб, – просто, когда он будет у того куста, стреляешь в ногу. В но-гу, понял? Дальше всё, как я сказал. Не убивать. Бить осторожно. Рёбра не ломать. Лицо вообще лучше не трогать.

Пеший путник не торопился. Медленно двигался прочь от городских ворот, беззаботно следовал всем изгибам дороги, пробиравшейся через заросшие кипреем и полынью развалины подгородных посадов. Из засады следили за ним с нарастающим нетерпением. Путник шевелился, как сонная муха. Брёл нога за ногу, будто больной или пьяный. Смотрел на солнышко, поправлял переброшенную через плечо дорожную суму и попадать в засаду не торопился. Наконец, обогнул холм, но у рокового куста не появился. Вообще пропал из виду. Осторожно высунувшись из-за камней, могучий стрелок увидел, что легкомысленная цель вместо того, чтобы идти вперёд, валяется в придорожной травке, доверчиво раскинув руки. Хорошая мишень. Этакий белый крест на зелёном.

– Может, так его возьмём? – предложил он. – Хотя с такого и взять-то нечего.

– Нет, – прошипел старший, – ждём.

– Сколько?

– Сколько надо. Говорю же, он опасный.

Но опасный парень на дороге так и не показался. Вместо этого все увидели, как он, утопая в море золотых лютиков, спускается по луговому склону к сверкающей под обрывом реке, к заречным лесным просторам.

– За ним, – всполошился старший, – далеко не уйдёт. Там обрыв саженей сорок.

– Ничё, – стрелок поднялся в полный рост и вскинул арбалет, – сейчас я его достану. С запасом даже.

Глава 3

– Фердинанд заминается. Того гляди захромает, – обеспокоенно сказала Арлетта и полезла под оглобли, прямо к лошадиным копытам, ощупать, нет ли трещин, не впился ли острый сучок или камешек.

– Подковать конь надо, – невнятно заметил Бенедикт. После сна ему сильно полегчало, и теперь он, устроившись на корнях толстой придорожной липы, набивал рот хлебом и сыром. – Из города выскочить сломья голова. Как стоять в коньюшне некованый, так и погнали.

– Прости, Фердинанд, – вздохнула Арлетта, – потерпи до первой кузни.

– Там вперьеди якобьи свет, – заметил Бенедикт, разглядывая яркое пятно, призывно сверкавшее между рядами толстых стволов, – дорога есть антре в поле. А поле это есть деревнья близко.

– Ага, – Арлетта вытянулась в струнку, принюхиваясь, – и кузня там.

– Откуда знать?

– Дымом пахнет.

– У селенья всегда дым пахнет.

– То не такой дым. Железом пахнет и ещё чем-то едучим.

Чтоб Фердинанд понапрасну не мучился, повозку решили пока припрятать. Бенедикт отыскал тропиночку, отходившую от дороги к высокому берегу какой-то речки. Речка, тёмная, лесная, медленно утекала в Либаву, качая подмытые корни деревьев, водяную траву, жёсткий стрелолист. Фердинанд прошёл по тропиночке как по ниточке, ни сучка не поломал. Повозку поставили в тени на диво пышных рябин. На маленькой полянке над рекой осталось ещё место для костра и довольно развалившегося на травке Фиделио.

Коня распрягли, и тут вышла заминка. Фердинанд наотрез отказался отправляться к кузнецу без Арлетты. Жёсткий запах жжёного железа он тоже почуял и, конечно, догадывался, что будет дальше. Кузнеца с его орудиями старый конь не боялся, притерпелся за свою долгую жизнь, но желал, чтобы хозяйка всячески успокаивала, трепала по шее, дула в нос, нежно держала согнутую ногу. Бенедикт ругался, но вполсилы. Понимал, Фердинанда не переспоришь.

– Штаны, – приказал он Арлетте. Арлетта поморщилась. Мужскую одежду, совсем ветхую, оставшуюся от Альфа, она не очень любила. Альф работал с Бенедиктом на перше. Альф верхним, а Бенедикт нижним. Давным-давно, когда Катерина была жива, а Арлетта смотрела на белый свет ясными глазами. С перша Альф и сорвался. Росту он был небольшого, подворачивать рукава и штанины в последнее время почти не приходилось, но в штанах без юбки Арлетте было как-то неловко. Казалось, что все на неё смотрят. Впрочем, сейчас не время капризничать. Ищут-то небось, если ищут, не парня, а как раз девку. Волосы, хоть и короткие, пришлось спрятать под войлочной мужской шляпой. Жарко и неудобно.

Сторожить повозку оставили Фиделио. Привязали для надёжности, чтоб не сбежал. Фиделио обиделся, но Арлетта знала – простит.

Жалея Фердинанда, Бенедикт повёл его в поводу.

Кузня стояла не так уж далеко, за околицей довольно большой деревни, как положено, у перекрёста. Место удобное и для кузнеца выгодное.

Под звяканье и стук молоточка по подковным гвоздям Арлетта утешала Фердинанда, который старательно делал вид, что жутко испуган. Кряхтя от натуги, держала на коленке могучее копыто, уговаривала и улещивала. Фердинанд благосклонно внимал. Кузнец и его подмастерье потешались над ними, не скрываясь. Ржали, как кони. Известное дело, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Арлетте очень хотелось отплатить за обиду, отхлестать наглецов горячими словами, но она смолчала. Не в первый раз такое терпеть. Не в первый и не в последний.

Тем временем Бенедикт разговорился с какими-то мужиками, желавшими заполучить для колёс своей телеги железные ободья. Постыдная профессия на лбу у