Шон Мур - Конан и мрачный серый бог Страница 11

Они указывали, что Думахк, сомневаясь относительно победы над Кхуфа, скрыл дощечки из глины, содержащие волшебное знание Аментета. Первые свитки уклонялись от раскрытия и содержания секретных приёмов колдовства. Они фактически были ничем, кроме информации о давно минувших событиях.

Нет, более ценные знания были припрятаны про запас в побежденной столице Думахка, скрытые в самых глубоких могилах ниже рушащегося храма. Teвек, после изучения карт и нечетких указаний на свитках, оставил своё прибежище в Небтху и предпринял поездку в руины, Он путешествовал ночью и скрывал себя от солнца днем. Физические усилия в походе изнуряли его. Teвек был приучен к длинным интервалам между приемами пищи; он постился в течение многих дней в Небтху, теряя счет времени, при изучении особо занимательного свитка.

И хотя он был на пределе, он унаследовал железную выносливость его предков. Мало людей пережили бы лишения, вынесенные Teвеком при поисках дощечек из глины. Teвек вошел в руины Аментета юношей с черными волосами и гладкой кожей, а вернулся, столь же увядшим и сморщенным как старик, но с несколькими прядями темных волос, остающихся в его длинной белой гриве. Его не заботило, что молодость потеряна навсегда. Если бы он не раскопал тайные дощечки в руинах, он никогда не достиг бы сил, которыми обладал сейчас.

Шевелясь, Teвек призывал внутренне зрение. Его глаза оставались закрытыми, поскольку он передал своё зрение в полые гнезда его оживших шагающих скелетов, один за другим. Открылась четкая картинка: только покрытые пожелтевшей листвой пальмы, чахлые кусты и верблюжьи колючки населяли область. На горизонте он увидел стены Харакха.

Внутреннее зрение было одним из многих подарков, даруемых только тем, кто достиг мастерства темного знаний Тевека — некромантии. Стигийские жрецы, так же как волшебники разнообразных земель, обладали некоторыми знаниями этого самого темного волшебного учения, но Teвек считал их шарлатанами, неосведомленными об истинной некромантии. Великие Провидцы горы Иймша и самые могущественные волшебники Стигии никогда не владели бы даже частицей той силы, которой обладал Teвек, поскольку он запомнил много дощечек Эпифара сборки тайных заклинаний, которые охватили столетия от падения Пифона до повышения Ахерона. После их усвоения его безошибочной памятью, он разрушил все, но три из них сохранил так, чтобы никто другой не смог извлечь выгоду из их мощного содержания.

В своём эбеновой карете Teвек улыбнулся. Даже самозваный принц стигийских колдунов, которого он собирался призвать, никогда не был посвящен в потерянные знания, зафиксированные множеством давно умерших архимагов. Нет, великий Toт-Амон увидел своими, подобными змею, глазами только три дощечки. Эти три Тевек не разбил до мельчайших камешков, поскольку они содержали летопись, скопированную со Старинных рукописей Эйбона — работы, чьё происхождение было глубоко похоронено в обширном кладбище времени. Работы, которые принц волшебников искал в течение многих десятилетий.

Тевек однажды встретил Toт-Амона в годы проведённые в Небтху, и встреча запомнилась надолго. Сама эманация зла проникала в самый воздух от Toт-Амона, простое присутствие которого запугало надменных священников Небтху. Сам Тевек чувствовал холодный огонь пристального взгляда Toт-Амона, поскольку стигийский чернокнижник расспрашивал всех в Небтху о древнем томе, который искал.

Toт-Амон полагал, что одна старинная рукопись среди одиннадцати Эйбона содержала ключ к крушению проклятого бога Митры и торжеству Сета. Тевек прочитал стихи Эйбона дважды, немногое почерпнув из них. Написанные в незначительной поэтической манере, письмена упоминали нечто о создании и разрушении идолов с определенными ссылками трудно распознаваемых изображений давно ушедших времён. В действительности поддельная рукопись накопила незаслуженную славу. Toт-Амон был явно введен в заблуждение, напрасно тратя время и усилия в поисках тех ничего не стоящих писем. Падение Митры понравилось бы Тевеку, но Toт-Амон желал также отречения и отвращения верующих от этого бога, вынудив их поклясться в верности и служении Сету.

Тевек желал им мучительной агонизирующей смерти, мстя за убийство его предков. Ради этого Тевек с удовольствием бы отдал дощечки Toт-Амону. Он убил стервятника и оживил, отсылая его посыльным к стигийскому чародею. Перенося свиток пергамента, птица улетела пять дней назад, чтобы известить о прибытии Тевека.

Завтра, сам Тевек достигнет Оазиса Каджар, где сильный, но глупый Toт- Амон размешивал в своих кувшинах пузырящиеся волшебное зелье.

Потребность искать помощь, особенно от этого напыщенного волшебника, весьма раздражала Тевека. Но владычество над мертвыми не делало само по себе подданных, даже из жителей одного города. И именно против живущих, готовилась месть Тевека… против культа Митры — отбросов и пены наводнивших Кхуфа. Слишком долго потомки убийц короля Думахка оставались безнаказанными за их разрушение некогда могущественного Аментета.

Тевек желал видеть, что правосудие свершилось. До последнего мужчины, женщины, и ребенка из Кхуфа — все бы пострадали и умерли.

5. Темница отчаяния

Слишком знакомый сильный запах ударил в ноздри Конана, когда он очнулся. Большинство разнообразных темниц, в которых был заключен киммериец, было заплесневелыми, грязными ямами, воняющими смертью.

Вздыхая, варвар поднял свою голову от твердого каменного пола и поклялся совершать преступления только в тех королевствах, которые достаточно цивилизованны, чтобы построить наземные тюрьмы и чистить их, по крайней мере, каждые несколько лет.

Отдаленный стон отозвался эхом в темноте, сопровождаемой отчаянным криком, который заглушал писк и стремительное движение крыс. Конан сбросил огромного таракана с волос и раздавил его на полу. Раздраженный, он безуспешно попытался дотянуться до сильно болящей икры. Тяжелые цепи звенели от наручников, связывающих его запястья, лодыжки, и шею. Цепи замедляли, ограничивали возможную свободу движений, и были закреплены одиночно к стенам или полу. Он мог свободно дотянуться и передвигаться вокруг запачканных копотью стен камеры. Однако его раненая икра не выдерживала, когда он пытался встать на эту ногу. Колено Конана просто отказалось согнуться, вынуждая его прыгать на ноге как шут в балагане.

Его пальцы натолкнулись на толстые железные брусья на двух стенах и камни на других двух стенах камеры. Крики уменьшались, уступая отчаянным рыданиям. Мягкое, но предварительное шипение предшествовало каждому крику.