Закон хабара - Силлов Дмитрий Олегович sillov Страница 11

Но сталкер был настороже. И как только почувствовал, что его начало затягивать в эту пляску малахитовых нитей, с усилием оторвал взгляд от кристалла, приложил его к открытой ране в плече, из которой еще сочилась кровь, и произнес лишь одно слово:

– Вылечи.

После чего сталкер отпустил артефакт, который моментально, как вампир, прилепился к ране, и свободной рукой подтянул к себе СВД. Подходящей палки или куска доски, как назло, не нашлось, но сталкер зажал в зубах нижнюю часть приклада скелетной конструкции, который очень хорошо подошел для задуманного.

И вовремя!

Кристалл не мог не выполнить приказ, отданный лаконично и не подразумевающий иных толкований. Но он был разозлен потерей добычи, и даже подпитка свежей, теплой кровью ничего не меняла. А может, он не мог испытывать эмоции, а просто питался чужой болью, – кто ж поймет эти удивительные и жуткие порождения Зоны?

И боль пришла.

Безумная.

Нереальная.

На которую сознание немедленно отреагировало провалом в забытье… из которого его немедленно выдернули обратно. Кристаллу требовались эмоции, и он был не согласен работать бесплатно…

Сталкер завыл, забился в конвульсиях, и если б не приклад винтовки, точно переломал бы себе все зубы челюстями, сведенными судорогой. По его подбородку текла пена вперемешку с кровью, выступившей из десен, скрюченные пальцы скребли бетонный пол, все тело била крупная дрожь. Он уже жалел, что поддался минутной слабости и не решил дело одним выстрелом – потому что кристалл заставлял его чувствовать все, что он делал.

А делал он это так, чтобы причинить максимальную боль.

Сталкер чувствовал, как внутри плеча разворачивается пуля и медленно ползет к входному отверстию, по пути разрывая раневой канал и грубо расталкивая осколки кости. Крайне медленно, словно чертов артефакт не просто питался эмоциями, а и получал от них садистское удовольствие…

Наконец пуля вывалилась из раны и с глухим стуком упала в вязкую лужу свежей крови, смешавшейся с запекшейся, вытекшей ранее. И тогда внутри тела начали хаотично двигаться обломки кости, попутно разрывая уцелевшие мышечные волокна, словно ребенок пытался собрать сложную головоломку, но получалось у него это из рук вон плохо…

Сталкер сидел, вжимаясь спиной в сырую стену подвала, и думал, думал, думал о том, как его зубы погружаются в приклад, перемалывают его, перекусывают пополам… Это помогало отвлекаться от того лютого кошмара, что творился у него в плече. Потому что боль за ушами от непомерно сжатых челюстей, от ногтей, обломанных об пол подвала, была просто ничем по сравнению с той болью, что доставлял ему проклятый арт. И как-то защититься от нее можно было, лишь обманув мозг, насильно переключив его на что-то другое…

Наконец все закончилось.

Почти все.

Потому что, когда желание выполнено, чертов кристалл, напитавшийся кровью и энергией страдания, мог начать выполнять уже свои прихоти.

Превозмогая лютую слабость, сталкер усилием воли разжал зубы, выпустив из них приклад винтовки, дотянулся до фонаря и повернул его луч себе на плечо.

Так и есть. Кристалл уже наполовину врос в его тело. Еще немного, и он проникнет в него целиком. Потом неторопливо доползет до мозга, внедрится в него – и тогда человек станет послушной куклой. Страшной куклой. Хитрой и предельно жестокой, которая, несмотря ни на что, пойдет к одной-единственной цели, интересной для этого артефакта…

Этого нельзя было допустить. Потому сталкер, обливаясь по́том от нереальной слабости, вытянул руку – и из его ладони неторопливо выполз нож со странным клинком, цветом схожим с артефактом, довольно быстро врастающим в плечо человека. На графитово-серой поверхности клинка были видны линейные узоры, очень похожие на те, что змеились внутри артефакта. Причем эти тончайшие линии тоже двигались – хотя, может, это лишь казалось при слабом свете фонаря, у которого явно заканчивалась батарейка.

Сталкер поднес кончик ножа к артефакту и принялся вырезать его из собственного тела. Арт, почуяв неладное, попытался побыстрее погрузиться в человеческую плоть, но у него ничего не вышло – резко выдохнув, сталкер воткнул нож глубже, подцепил кристалл и выковырнул его из своего плеча.

Недовольно мерцая, арт скатился в подставленную ладонь той руки, что совсем недавно висела плетью и ничего не чувствовала. Измученный сталкер усмехнулся и еле слышно прошептал:

– Что, выкусил, сволочь? Не сегодня.

После чего засунул арт в контейнер, захлопнул крышку и тут же отрубился. Слишком много испытаний нынче выпало для этого человека, пусть даже экстремально волевого и сильного духом. Воля волей, но когда организм предельно истощен, единственный выход для него – это провалиться в спасительный сон, беспробудный, как общий наркоз во время хирургической операции.

Видно, что Шатун привык свои дела делать быстро, расчетливо и качественно – потому и в Зоне выжил, и даже командиром отряда стал. Из Припяти мы вышли путями, ведомыми одному командиру отряда. Шли меж пятиэтажек, где обычно любят прятаться аномалии – и где сейчас их не было. Миновали густо заросшую кустами баскетбольную площадку по практически невидимой тропке, где справа и слева мерцали голубыми огоньками лужи «ведьмина студня» – сделай шаг в сторону, наступи в эту безобидную с виду субстанцию – и все. Считай, нашел сталкер свою судьбу. Нога почти сразу станет как палка из мягкой резины, хоть в узел ее завязывай. А лучше, чем такими узлами развлекаться, сразу головой макнуться в ту лужицу. Говорят, смерть безболезненная. Ученые у одного такого сталкера, упокой его Зона, как-то мягкую башку разрезали – а там нет ничего. Ни костей, ни мозгов, одна сплошная однородная масса. С виду вроде нормальная голова мертвого человека, а внутри – как мяч, отлитый из резины.

Шатун предупредил, мол, идти надо за ним след в след – и ничего, нормально прошли опасную территорию, находящуюся под контролем вольных. Но зеленым на фиг не надо соваться в такие опасные места, потому мы, лавируя меж густыми кустами в полтора человеческих роста высотой, проскользнули, считай, у них под носом. И дальше шли в том же духе, пока не добрались до окраины города.

Тут уже полегче стало – хоть к вольным постоянно прибывало пополнение с Большой земли из желающих быстро разбогатеть, личного состава у них все равно не хватало на то, чтобы оцепить всю Припять. Потому из города мы вышли без проблем – и двинули дальше, в сторону Рыжего леса.

Когда проходили мимо бара «Янов», услышали доносящийся оттуда многоголосый отборный мат и смачные звуки ударов – с таким сочным шлепком обычно кулак врезается в откормленную харю. Потом треск раздался, за ним вопль – по ходу, кому-то табуретку об хребет сломали. И почти сразу – выстрел. И еще один. И следом – автоматная очередь.

– Реально проклятое место, – проворчал Шатун. – Как ни приди – новый бармен и новые рожи за столиками. Старых или всех перебили, или пинками повыгоняли те, кому не понравились хлебальники старых посетителей.

– Как в жизни, – ощерился борговец, подобравший СВД после того, как меня запаковали в наручники. – Новая метла по-новому метет.

Раздался еще один вопль, одно из стеклянных окон «Янова» взорвалось каскадом разбитых осколков, следом за которым из него вывалился незадачливый посетитель и рухнул на спину. В окровавленном лице посетителя торчала «розочка» – горлышко разбитой бутылки с острыми краями. По ходу, кто-то ловко и грамотно разбил бутылку о край стола, краем острого и длинного осколка перерезал горло своей жертве, после чего вонзил ей «розочку» в глаз и вытолкнул из окна.

– Хреновая смерть, – мимоходом бросил Шатун. – Я всегда говорил, что алкоголизм до добра не доводит.

С этим трудно было не согласиться. Не пошел бы этот персонаж, дрыгающий ногами в агонии, сегодня в бар за порцией местного самогона, глядишь, жил бы себе да поживал до глубокой старости. Хотя это и к подавляющему большинству сталкеров относится – не пошли б в Зону, остались бы живы. И в данном случае алкоголизм совершенно ни при чем.