Ловец Чудес - Рита Хоффман Страница 15

– Эти псы, как ты изволил выразиться, хотя бы не прикрываются высшей целью. Они зарабатывают деньги и хранят артефакты, а ты – обычный чистоплюй, которому кажется, что его шкура стоит дороже, чем шкура древнего существа, порожденного самой матушкой-природой.

Пораженный переменой в настроении Филиппа я замер, но через мгновение меня осенило:

– Отрава!

– Что?

– Это не наши мысли, это чужая воля. Сам воздух здесь будто отравлен, разве ты не чувствуешь?

Филипп скинул рюкзак с плеча и достал из него бархатный мешочек.

– Держи, – он протянул его мне. – Надевай.

Дрожащими пальцами я достал серебряный крест и проворчал:

– Я не верю в Бога.

– Это не имеет значения. – Филипп надел второй крест. – Давай, малыш, мы почти у цели.

Я внутренне воспротивился, но все-таки пересилил себя и надел цепочку на шею. Дышать стало легче, пульсация в голове сперва стихла, а затем вовсе исчезла.

– Крест работает, даже если ты в него не веришь, – пояснил Филипп. – Существо, за которым мы идем, боится распятий, зеркал и рек.

– И чеснока? – насмешливо спросил я.

– Зря смеешься, мистер Ловец. Чеснок здорово помогает.

– Ты говоришь так, словно уже охотился на кровопийц.

– Кто знает, – громила пожал плечами. – Не отставай.

Когда мы вышли из леса, я сразу увидел башни, растущие из горы. Они нависли над скалистой пустошью – серые, потемневшие от времени, устрашающие. Острые пики крыш вонзались в небо, облака рвались в клочья, пронзенные ими. Снизу я сумел разглядеть узкие окна-бойницы и больше ничего – темная громада замка выглядела неприступной и пугающей.

– Вы сказали мне, что это развалины, – возмутился я. – А это целый замок!

– Какая разница? – Филипп поправил рюкзак и прибавил шаг. – Нужно подняться до заката. Если не успеем…

Он замолчал.

– Что будет, если мы не успеем? – с замиранием сердца спросил я.

– Не снимай крест и держись за мной. Пойдем.

Я должен был стоять на своем и требовать ответа. При встрече Коллекционер сказал, что ему нужны жалкие останки его предка, но теперь-то я понимал: он обманул меня. Стоило понять это еще там, перед ширмой, в то самое мгновение, когда была предложена цена, – никто в здравом уме не станет платить такие деньги за транспортировку едва живого бессмертного.

Громада замка нависла над нами внезапно – только что она была далеко и вдруг появилась прямо над нашими головами. Повеяло холодом и могильным смрадом. Я закрыл лицо рукавом и спросил:

– Что за вонь?

– Я знаю не больше твоего, малыш, – откликнулся Филипп.

Казалось, тень, отбрасываемая замком, слишком густая и черная, но я постарался прогнать эти мысли. Глупости, тень есть тень, воображение просто слишком разыгралось. Куда сильнее мне следовало бояться Ордена, если слухи об этом путешествии дойдут до Главы или его прихлебателей.

Мы поднялись по узкой тропе к старым воротам. Странно было видеть такую искусную работу в этой глуши: металлическая ковка походила на кружева, мастер постарался над ней на славу. Прижавшись к тонким прутьям, я разглядел уходящую к замку тропинку. Деревьев вокруг почти не было, только заскорузлые мертвые стволы с мучительно изогнутыми ветвями. Кое-где росли кусты, напоминающие мотки проволоки. И камни, повсюду камни.

Ворота были заперты с помощью толстой цепи. Филипп несколько раз дернул ее, вздохнул и достал из рюкзака инструмент, напоминающий большие плоскогубцы. Острые лезвия легко перекусили звенья – и цепь упала на землю.

– Пойдем. – Громила открыл створку и махнул рукой, предлагая мне войти первым.

Я задрал подбородок и прошел мимо, притворяясь, что совсем не боюсь. На самом деле все мое нутро сковало льдом от ужаса.

Даже воздух по ту сторону ворот оказался другим – я вдохнул его и закашлялся, в горло будто набили песка. Или земли. Едва Филипп закрыл за нами ворота, петли которых оказались удивительно хорошо смазаны, температура вокруг упала. Сперва я подумал, что мне мерещится, что бледное облачко пара лишь игра моего воспаленного воображения, но нет, выдохнув снова, я убедился в его реальности.

Спрятав руки поглубже в карманы, я пошел вперед. Сзади раздавались тяжелые шаги Филиппа, над нашими головами кричали вороны. Унылый пейзаж напомнил мне стихи о ядовитом дереве, растущем в пустыне. Кажется, оно называется анчар.

Как только я переступил порог одной из квартир Ордена, ко мне приставили трех милых леди, главной задачей которых стало мое образование. Леди Сибилла отвечала за этикет, леди Даная – за точные науки, а леди Лилия – за литературу и искусство. Тогда их уроки казались мне наказанием, но сейчас я вспоминал их с теплом. Если бы не эти женщины, я бы так и остался неучем, который понятия не имеет, в какой руке держать нож, а в какой – вилку.

Леди Лилия рассказывала об искусстве с любовью, с трепетом: ее объемная, тяжелая грудь вздымалась и опадала, поблекшие глаза затягивала мечтательная поволока, когда она знакомила меня с новыми авторами и художниками. Леди Лилия любила поэзию во всех проявлениях и отдавала предпочтение именно ей, игнорируя крупную прозу. Потом, конечно, ей пришлось рассказать и о писателях, но это случилось только после того, как я с треском провалил экзамен и едва не вылетел из Ордена.

Воспоминания о почти беззаботных днях ранней юности помогли мне отвлечься от мрачной атмосферы проклятого замка. Лишь очутившись в его тени, я вскинул голову и, кто бы мог подумать, снова чуть не перекрестился.

Замок действительно рос из скалы: одна его часть утопала в горной породе, тогда как другая висела над пропастью. У земли темные камни покрылись мхом и плесенью, по грубо сложенным стенам полз едва живой плющ. Темные провалы окон были застеклены причудливыми витражами, но разглядеть их я не мог. Над острыми шпилями крыш вились птицы, где-то на ветру поскрипывала незапертая калитка.

Кажется, вокруг замка когда-то был небольшой сад – теперь от деревьев остались только почерневшие остовы. Сама земля выглядела больной, не похожей на плодородный чернозем, скорее на песок, насыпанный прямо на скальный склон. Проглотив горькую слюну, я перевел взгляд на мрачные двери из черного дерева. От входа в замок веяло опасностью, мое сердце забилось в ритме скерцо, я отступил на шаг и наткнулся на Филиппа, застывшего в нерешительности за моей спиной.

– Мрачноватое местечко, – сказал он.

– Вынужден согласиться, – ответил я.

– И эта проклятая вонь, – громила скривился, – будто кто-то сдох, и довольно давно.

– Если бы он, как ты выразился, сдох давно, то запаха бы не было.

– Шагай, умник.

Филипп толкнул меня в спину, и я по инерции сделал пару шагов. Стоило мне приблизиться к входу, как желудок болезненно сжался – ветер донес до нас отвратительный запах гниющего мяса. По коже побежали мурашки. Все мое существо протестовало против того, чтобы я входил в замок, но поворачивать назад было глупо. В конце концов, самое сложное позади, верно? Сейчас мы вытащим останки кровопийцы из укрытия и навсегда покинем это место.

Громко каркнула ворона, я вздрогнул и выругался. Спокойно, спокойно. Это всего лишь давно покинутое человеческое жилище, в нем нет ничего страшного.

«Кроме столетнего вампира, спящего под полом», – услужливо подсказал внутренний голос.

Я поднялся по каменным ступеням к дверям и застыл, делая вид, что разглядываю искусную резьбу. На самом деле мне пришлось остановиться, потому что я чувствовал: колени вот-вот подогнутся – и я упаду на землю. По виску ползла капля пота.

– Открывай, – сказал Филипп.

Я бы и рад, но страх сковал меня по рукам и ногам. Тело превратилось в соляной столб, такого суеверного ужаса мне еще испытывать не приходилось. И пусть я пытался убедить себя в том, что это просто давно заброшенное место, где-то глубоко внутри я знал: земля вокруг умерла. Прекрасный сад погиб по той же причине, и причина эта – зло, которое поселилось под сводами замка.

Я толкнул дверь. Она с тихим скрипом открылась.

Мы исследовали весь первый этаж и в изнеможении опустились на покрытый истлевшей тканью диван. Филипп закурил и предложил мне сигарету. Я отказался.

Это место не покидали в спешке: все внутреннее убранство было заботливо укутано некогда белоснежными простынями и отрезами ткани. Даже картины попытались уберечь от беспощадного времени, но, кажется, хозяева сюда так и не вернулись. Все вокруг пропахло тленом и пылью; я мог только догадываться, сколько десятков лет здесь не было людей.

Чехлы на креслах истлели, обивку под ними источила моль. Стены потемнели, в углах от сырости завелась черная плесень. Находиться здесь было не страшно, скорее неуютно и немного больно: