Цветные Стаи - Алёна Дмитриевна Реброва Страница 16

– Я понял.

Буря миновала. Все оставалось на своих местах.

Хорошо, что я не поддался страху и не сбежал: я бы все испортил! А теперь еще есть надежда, что я когда-нибудь вернусь сюда.

Я отправился в столовую, где плотно поел, чуя, что это последний раз, когда у меня будет возможность есть досыта. Правда, еда показалась мне довольно безвкусной: что такое бобы и картошка по сравнению со старой-доброй водорослево-рыбной похлебкой? Вчера, когда от голода я мог бы съесть и сырую рыбу, я этой разницы не заметил.

Позавтракав, я стал думать, как использовать свой последний день у оранжевых. К Норе я идти не решился: прошло совсем мало времени, вряд ли она успокоилась и готова говорить со мной. Поэтому я отправился на прогулку по острову. Мне захотелось тут все исследовать и выяснить, откуда лучше будет плыть. К тому же я лелеял надежду увидеть настоящий храм Солнца.

Вчера, когда я мог видеть только то, что показывала мне Нора, я едва ли обращал внимание на то, чем действительно занимаются оранжевые.

Если зеленые гребли миналию, а голубые тесали морские камни, то оранжевые выращивали овощи, фрукты и другие полезные растения.

Говорят, раньше, когда земля была повсюду, люди только и делали, что растили себе еду. Иногда они охотились или рыбачили, но в основном – выращивали. И это было вовсе не то же самое, что наши водорослевые плантации: собирай урожай да следи, чтобы несъедобные водоросли не примешивались. Нет, там нужно было вскапывать землю, поливать, удобрять, полоть… это был тяжелейший труд.

Сейчас, когда у нас и земли-то почти не осталось, растить что-либо на остове бесполезно: солнце выжигает любой росток, высушивает почву. Для большинства растений нужны теплицы, а для теплиц – территория, которой у нас нет. Раньше я думал, что земные растения на Остове берутся с секретных заводов на самой вершине, а оказалось, что их выращивают на Огузке оранжевые! Ведь они умеют убалтывать небесный огонь и знают секреты земли, потому и способны вырастить зелень под открытым небом… их научила желтая чайка, ага, знаем-помним.

Часть урожая оранжевые отдают страже, часть оставляют для себя, потому им легче всего было прятать что-либо от власти: стражники не наведывалась к ним каждый день, чтобы привезти пайки. Они приезжали только раз в две недели, и всегда без предупреждения. Тогда они обыскивали каждый угол, каждый шалаш, заглядывали в каждую нору и осматривали каждую грядку. Работа с урожаем прекращалась на весь день, а люди должны были сидеть в своих шалашах, нельзя было выходить даже поесть. Иногда проверки затягивались. На случай появления надзирателей в каждой семье была корзина сушеных фруктов и ягод.

Однако, такие неудобства два раза в месяц терпеть было несложно. Все остальное время оранжевые жили легко и весело: они работали, пели, перемывали кости соседям и рассказывали нелепые сказки, которые называли притчами. Эти притчи обезоруживали своей наивностью и неправдоподобностью, но оранжевые их очень любили и часто говорили друг про друга, что кто-то поступает как в такой-то притче.

Несмотря на утреннюю драку, некоторые чернокожие встречали меня приветливо и охотно отвечали на мои вопросы.

К вечеру я уже знал о лагере почти все: где что расположено, как проходят работы на разных плантациях, откуда приезжает стража, куда приносят урожай. Не узнал я только о храме Солнца, но это и не удивительно: стоило мне произнести это словосочетание, люди замолкали и не говорили больше ни слова.

Перед тем, как прыгнуть в воду с причала для стражи, я зашел к Солнцу, как он и просил. Вождь оранжевых был один в шатре, рассматривал рассыпающийся пергамент из водорослей. Неужели он читать умеет?…

– У меня есть для тебя поручение, – сказал он, сворачивая пергамент и убирая его в сундук за своим троном. – Ты должен будешь попасть в лагерь зеленых и передать это Карпуше.

Он вручил мне плотный сверток темно-зеленого цвета. Судя по отвратительнейшему запаху, это могла быть внутренность какого-то морского животного.

– Что там такое?

Я принял посылку и стал осматривать ее. По весу она была как миска похлебки, а на ощупь довольно скользкая.

– Тебе нельзя ее вскрывать, – ответил Солнце. – Вскроешь неправильно – содержимое уничтожится, а тебе разъест лицо и руки.

– Понятно. А что мне делать, если меня поймает стража?

– Скажи, что стащил у желтых: они поверят.

– Ладно, – я улыбнулся.

Желтые жили на ближайшем к оранжевым острове, их разделял лишь небольшой ручеек и две трехметровые стены. О желтых, впрочем, я так и не успел ничего узнать, хотя за сегодняшний день услышал с их стороны аж три взрыва.

– Прикрепи сверток себе на спину и плыви: он не промокнет.

– Один вопрос, можно?

– Слушаю.

– Если я доставлю послание, смогу я сюда вернуться?

– Да, но только с ответом Карпуши. Если я получу нужный ответ, это будет знаком того, что тебе можно доверять. А теперь иди.

Итак, теперь я, похоже, заделался гонцом, и буду у них вместо черных и белых чаек. По крайней мере, это не гребля миналии всю оставшуюся жизнь: уже хорошо!

Выйдя из шатра Солнца, я отправился к Норе. В шалаше ее не было и в столовой тоже, потому я пошел на плантации бобов. Там ее тоже не оказалось.

– Она вообще растениями не занимается, – сказала мне одна из ее вчерашних подруг. – Просто ее за тобой приставили следить, вот она и придумала отвести тебя сюда. Сейчас тебе с ней не увидеться: она занята таким делом, от которого ее нельзя отвлекать. Ее работа связана с нашей верой, если ты понимаешь, о чем я говорю, – она посмотрела на меня ну очень внимательно, так, что не понять было нельзя.

– Кажется, я понял, – я кивнул. – Передай ей мои извинения за утреннее происшествие, пожалуйста.

– Передам, – кивнула девушка, хитро улыбнувшись. На фоне черной кожи ее зубы казались светящимися. – Ты ведь еще вернешься сюда, правда?

– Надеюсь на это, – я подмигнул чернокожей красавице, и пошел прочь с плантации.

Выходит, Нора работает в новом храме солнца. Интересно, кто она? Неужели молоденькая жрица?

Рассуждая об этом, я добрел до причала.

Стараясь не думать о том, что могу утонуть по пути, я стал спускаться в воду. Но стоило кожи коснуться холодного океана, тело вспомнило пережитый страх, руки начали трястись, как у припадочного, а живот скрутило стальной судорогой…

Я широко открыл глаза и стал напевать свою песню. Я стал думать о том, как