Слепая бабочка - Мария Валентиновна Герус Страница 16

быть, проклял его и теперь за ним гоняется. На метле. По небу. В Хаммельне Арлетта бывала и во флейтиста верила. Не будет же целый город о таком врать? У них, сказывают, даже памятная надпись в церкви сохраняется. Мол, плачьте и скорбите, прошёл год со днём с тех пор, как ушли наши дети. Правда, с тех пор уже триста лет миновало. А детей так и не нашли.

До Студенца добрались на десятый день. Повезло. Дорога была сухая, погода тёплая. В город Бенедикт для начала решил отправиться один. Посмотреть, как и что, заплатить при случае кому надо, проверить, нет ли собратьев по ремеслу, которые могут перебить сборы. Повозку до поры до времени загнали между поросшими травкой песчаными дюнами. Фердинанд был очень недоволен, лезть в песок не хотел, понимал, что повозку потом придётся из этого песка вытаскивать. Зато ветер с реки сдувал комаров, которые после недели в лесах изрядно всем надоели.

Надо было напоить коня. Арлетта выбралась из повозки, распрягла недовольного Фердинанда. Не дурак. Сам к воде дорогу найдёт. А может, и травки какой пощиплет, хотя трава под ногами ощущалась плохая, редкая и на ощупь жёсткая. Канатная плясунья потрепала коня по потному боку, потом вытянула из-под козел верёвку, привычно намотала на руку и пошла к шуму и плеску, пока юбку не захлестнула холодная шальная волна. Впереди чувствовался огромный, влажный, наполненный ветром простор. Далеко, еле слышно орали чайки. Похоже на море. Хотя откуда тут море. Должно быть, река широко разлилась.

Вдоль воды тянулась полоса твёрдого мокрого песка. Фиделио с радостным лаем носился по ней. Сам не знал, чего ему хочется: то ли искупаться, то ли вываляться в песке по самые уши. Арлетта же решила поработать. Больше недели без репетиций. Того и гляди руки-ноги станут как тряпочки. А этого допускать нельзя. Шпильман должен работать всегда. Осторожно положив верёвку и для верности проткнув петлю нащупанной щепочкой, она принялась рисовать ногой на песке длинную черту. Проверила. Ровно сорок шагов. Как канат. Ещё раз прогулявшись по песчаной полосе туда-обратно и убедившись, что мелкие речные волны её не достанут, Арлетта вздохнула поглубже и принялась считать. Раз-два-три-четыре. Батман. Пируэт. Спину прямо, подбородок держать. Раз-два-три-четыре. Впрочем, просто считать ей скоро надоело. Будь полоса на песке настоящим канатом, при таком ветре работать было бы нельзя. Прыгнешь повыше и чувствуешь, как тебя уносит прочь от земли. Арлетта поддалась ветру, закричала, как чайка, и начала танцевать так, как ей хотелось, без счёта, без всяких фигур, бросаясь в воздух, будто он и вправду мог её унести.

За такие танцы могло влететь от Бенедикта. Почему-то он не любил, когда она нарушала правила. Злился и вроде… как бы сказать… пугался, что ли. Но Бенедикта тут не было. Зато был ветер, и звук набегающих волн, и много вольного летучего воздуха. Я лист, сухой и лёгкий! Я тень птицы, дыханье ветра, я пена на гребне волн!

Когда Арлетта запыхалась и опомнилась, борозды под ногами не было. Она осторожно вытянула ногу право, влево. Нет. Кругом только ровный влажный песок, да кое-где можно нащупать следы. Её следы, перепутанные в полном беспорядке. А верёвка, между прочим, осталась как раз у начала борозды.

Потерялась.

– Фиделио! Фиделио! Иди сюда, вредный пёс!

Но Фиделио не появлялся. То ли убежал слишком далеко, то ли ветер относил её слабый голос в сторону. Свистнула, подзывая Фердинанда. Но тот тоже не откликался. Тишина. Можно подумать, ветер унёс её за тридевять земель.

Арлетта смирилась и села на песок. Походить, что ли, поискать, вдруг потерянная борозда сама попадётся под ноги? Но ведь так можно и забрести неизвестно куда, угодить в яму, напороться на острый сук. Повредишь ногу – не сможешь работать. А не работать нельзя. Значит, остаётся сидеть и ждать. Придёт Бенедикт и её найдёт. Так обычно всегда и бывало. Когда он придёт, неизвестно. Должно быть, не скоро. Или, может, Фиделио вернётся.

Незадачливая плясунья уселась поудобней, натянула юбку на колени и стала ждать. Кричали чайки. Шипели гонимые ветром волны.

Туп-скрип, туп-скрип, туп-скрип.

Что-то тупало сзади. Не человеческие шаги. Что-то другое. Арлетта живо представила скачущее по песку одинокое дерево. Страшную корявую иву, которая напугала её как-то в детстве. Туп-туп. Скрип-скрип. Всё ближе и ближе. В двух шагах, в шаге. Прямо за спиной.

– И-и-и!

– Эй, ты чего? – донёсся из-за спины тихий голос. Ночной брат. Поднялся. Тоже мне, нашёл время.

– Пялился?! – обличающе выпалила Арлетта, со страху позабыв про вежливость. И вправду, гад. Не только перепугал до полусмерти, но ещё и подглядывал. Видел, как она тут скакала, орала и вертелась. Ой, стыд какой!

– Я не пялился. Я смотрел.

– Чтоб на меня смотреть, люди деньги платят, – отрезала Арлетта и перепугалась ещё больше. Разве можно так с ночным братом? Но тот вроде не рассердился. Поскрипел палкой, втыкая её поглубже в песок, и сказал:

– Пойдём, назад отведу.

– Нет, – заупрямилась пристыжённая Арлетта.

Быть в повозке с ночным братом одной, без Бенедикта, вдруг показалось ей очень страшно. Кто его знает, чего у него на уме. То всё лежал, бредил как безумный, а то вылез.

– Ладно, давай тут посидим, – сказал ночной брат и уселся рядом, – люблю, когда много воды. Волны, ветер, облака бегут, тени летят. Это Студенецкий плёс. Здесь Либава впервые широко разливается.

Что-то он слишком разговорчив. И сидит слишком близко. Арлетта съёжилась и постаралась незаметно отодвинутся.

– Да что с тобой? Что ты ёрзаешь?

Заметил.

– Ничего, – буркнула Арлетта и ещё отодвинулась.

– А… – протянул опасный собеседник. – Ага. Ну и дела.

– Какие дела? – с опаской спросила Арлетта.

– Хм. В первый раз в жизни девушки от меня бегают. Обычно наоборот.

– Наоборот – это как?

– За мной.

– Дуры, – брякнула Арлетта и снова съёжилась. Смешит. Зубы заговаривает. А потом как набросится!

– Чё, я страшный такой?

– Откуда мне знать.

Ох, нельзя так с ним. Скорей бы Бенедикт пришёл.

– Может, и страшный, но детей не трогаю, – насмешливо протянул ночной брат. – Особенно при людях.

Арлетта опять не сдержалась, фыркнула ехидно. Трогал уже. Ещё как трогал. Отвлечь его как-то надо.

– Так ведь тут нет никого, – вырвалось у неё.

– Есть. За той дюной Учанские причалы. Выше Студенца большие суда не ходят. Всё на телеги да на малые лодьи перегружают. Народ и днём, и ночью толчётся.

– А-а, – сказала Арлетта, выпрямилась, чинно сложила ручки, молвила надменно: – Не думайте, господин. Я вас не боюсь.

– А нельзя на ты и без господ, сиятельная госпожа Арлетта? Что я вам, ваше высочество, древний старец какой? Мне двадцать лет зимой сравнялось.

Вздохнул и добавил:

– Трудная была зима. А у вас?

– Ничего, – вздохнула и Арлетта, – прошлая была хуже. Чуть не померли.

Лучше зиму обсуждать, чем всякие намёки выслушивать.

– А я в эту