Гросс - Иван Валерьевич Оченков Страница 17

Завтра в это время его сын будет мертв. Суд прошел в закрытом режиме, приговор вынесен, а апелляция отклонена. Ходят слухи, что государь не стал ее даже читать, а сразу же разодрал, едва узнав, в чем суть прошения. Прежние друзья от Оссолинского отвернулись, родственники хлопотать отказались, так что оставалось только дождаться конца и похоронить тело.

Странно, но граф был огорчен не столько постигшей его утратой, сколько предстоящими тратами, а также целым ворохом проблем, свалившихся на него из-за измены сына. Денег почти не осталось, а счета семьи по большей части арестованы. Нет, никто их не конфисковал, и через некоторое время он получит доступ… и тут же встанет проблема долгов. Наследства, конечно, хватит, чтобы их погасить, но сколько останется после этого?

«Черт бы вас побрал! – явно имея в виду покойную мать и все еще живого Анджея, подумал он. – Для чего вы полезли в политику? Зачем растратили семейное достояние?»

В этот момент раздался требовательный стук в дверь, перепугавший Оссолинского до колик. Неужели опять жандармы? Его уже опрашивали и в связи со смертью матери, и с делом, открытым против его сына, но кто знает, что может прийти в голову этим держимордам?

– Джеймс, не открывай! – прошептал аристократ, но было поздно.

– Что вам угодно, джентльмены? – осведомился у посетителей слуга.

Те что-то спросили, но парализованный страхом граф не расслышал.

– Его сиятельство не принимает! – снова подал голос Джеймс, но его уже оттеснили, и в гостиную вошли двое незнакомцев.

Прятаться дальше не имело смысла, и собравший остатки мужества Оссолинский вышел в гостиную.

– Что вам угодно, господа?

– Здравствуйте, кузен! – бесстрастно отозвался один из вошедших – высокий молодой человек с ярко-синими глазами, взгляд которых, казалось, буравил насквозь.

– Ты?! – вспыхнул сразу сообразивший, кто перед ним, Оссолинский.

– Мы, конечно, родственники, – парировал посетитель, – но нельзя сказать, чтобы у нас были доверительные отношения. Поэтому давайте все же держать дистанцию.

– Зачем ты пришел? – проигнорировал предложение граф.

– Чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!

– Что?!

– Таки не надо нервничать, – буквально втерся между родственниками субъект с наглыми глазами и повадками бандита. – Сейчас мы вам все расскажем и даже покажем кое-какие бумаги.

С этими словами он открыл портфель и стал раскладывать на столе документы.

– Что это?

– Ваши векселя, – расплывшись в улыбке, охотно пояснил тот.

– Кто вы такой?

– Ах да, конечно, где мои манеры! Нижайше прошу прощения, но вы были так заняты семейной перебранкой, что я не имел времени представиться. Семен Наумович Беньямин. К вашим услугам. Поверенный в делах присутствующего здесь господина Колычева, а с недавних пор еще и исполняющий обязанности начальника службы безопасности ОЗК.

– Не припомню такой должности…

– Учреждена совсем недавно и еще не утверждена Советом директоров, – с явным сожалением в голосе согласился Бенчик. – Но вас не это должно беспокоить…

– А что должно?

– Ваши долги. Мы, как вы, вероятно, уже поняли, скупили все ваши долговые обязательства в России.

– Плевать! Я скоро вступлю в наследство и погашу их…

– А вот это вряд ли, кузен, – хмыкнул Март.

– Это еще почему?

– Я собираюсь на ближайшем Совете поставить вопрос о временном прекращении выплаты дивидендов. В связи с тяжелым финансовым положением компании.

– Но… но… это невозможно!

– Еще как возможно. Я заручился согласием Опекунского комитета, и большинство его членов вполне согласны с мерами по сокращению расходов.

– В надежде, что удастся разворовать эти деньги? – саркастически усмехнулся граф. – Мальчишка, неужели ты и впрямь не понимаешь, что делаешь? Эти хищники только и ждут момента, когда можно будет растащить наследие Колычевых. Впрочем, мне все равно! Можешь делать что хочешь. Получив наследство, я первым же делом продам акции, закрою долги и покину эту проклятую страну.

– Из долговой тюрьмы это будет сделать несколько затруднительно.

– Что?! Ты не посмеешь!

– Еще как посмею!

– Ты… ты… хочешь, чтобы твой кузен оказался за решеткой? – сменил тактику Оссолинский. – Но это же позор на всю семью!

– По сравнению с повешеньем за измену это – сущие пустяки, – равнодушно отмахнулся Март, отметив про себя, что родственник не такой уж и твердолобый.

– Негодяй! Мерзавец! Подлец…

– Вы закончили? – холодно осведомился Колычев. – В таком случае давайте перейдем к делу.

– Что вы хотите?

– Ваши акции ОЗК. Все. В том числе те, которые находятся в залоге в заграничных банках и прочих организациях.

– Вы хотите их отоб…

– Купить. По номинальной стоимости.

– Но это же грабеж!

– Я бы так не сказал. Это скорее восстановление попранной справедливости.

– На это я никогда не пойду!

– В таком случае вы в самом ближайшем времени познакомитесь с Российской пенитенциарной системой. Изнутри!
– Но…

– Ваше сиятельство, – снова вмешался Семен Наумович, обращаясь к Оссолинскому, – не в моих правилах лезть в семейные дела, но все же позвольте дать вам совет. Не злите Мартемьяна Андреевича. Он, конечно, немножечко сердит на вас, но не так, чтобы отпустить отсюда голым и босым. Как бы ни мало было у вас акций, кое-какие денежки вы за них получите. В том числе и за те, которые находятся в залоге, а этого вам, уж поверьте, вообще никто не предложит. Так что при известной бережливости до конца жизни вам хватит…

– Это за что же «мой кузен» на меня так сердит? – не без сарказма в голосе осведомился граф. – Кажется, лично я ему ничего не сделал?

– А разве вы не знали о том, что на меня ведут охоту? – внезапно и очень весомо, словно зачитывая приговор, тяжело проговаривая слова, утвердительно, без намека на вопрос произнес Март. – И даже лично нанимали исполнителей.

Колычеву даже не понадобилось проникать в сознание Оссолинского. Он видел по изменению ауры, что точно разглядел в этих бегающих, боящихся прямого контакта зрачках тайное признание вины.

– Нет, я ничего не знал! Я не имел к этому никакого отношения! – почти взвизгнул бывший кавалергард, зачем-то тряся головой и замахав заполошно руками.

– Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась, – с явным презрением в голосе процедил Колычев и слегка надавил на графа через «сферу». – К тому же договор купли – продажи не единственная возможность получить акции. В конце концов, других близких родственников, кроме меня, у вас нет, а вы могли и не пережить казнь единственного сына и смерть обожаемой матери…

– Нет, зачем? Я ничего не сделал. Это все маман. Я же… – окончательно растерявшись, граф вдруг разрыдался и упал перед Мартом на колени. – Кузен, я ни в чем не виноват. Умоляю, простите меня!

– Если не виноваты, за что прощать? А если есть за что, то нет. Тем более что нынче пост, а не последний день Масленицы. Опоздали вы, сударь. И прекратите наконец этот балаган. Вы же дворянин, белая кость – голубая кровь. Не позорьтесь!

Слова эти, сказанные негромко и очень спокойно, разительно подействовали на графа. Его голова дернулась, словно от пощечины. Он по-стариковски медленно заполз в кресло и потухшим взглядом