Корона Меднобородого - Алексей Вячеславович Зубков Страница 18

В университете постиг математику. Геометрию, механику, баллистику. И высокое искусство фехтования. Студенты такой народ, что без фехтования не прожить. Чуть что — сразу за мечи. Не ради убийства, а ради забавы. А если внимательно посмотреть, то фехтование включает в себя много других наук, в том числе и геометрию и все, что касается прикладной механики. Что такое есть фехтование, как не наука о перемещении твердых тел, которые имеют размеры, массу, скорость, ускорение, направление движения и момент вращения.

Была у меня тогда привычка на полях рисовать забавных чертиков. Для простоты объяснения и облегчения понимания. Тут чертики на звезды смотрят, там архимедову спираль рисуют, на веревке висят, свободно падают, в золотое сечение вписываются и чего только не делают.

В один прекрасный день ко мне пришел черт. Чтоб ты знал, если еще не видел, черт одевается как люди вокруг, только застежки на одежде у него на другую сторону. Морда у него со свиным рылом и козлиными рогами, ноги с копытами, а руки простые человеческие. На самом деле, я до сих пор не знаю, они правда так выглядят, или это морок такой, у каждого из них свой. Может быть, на самом деле они вообще другие, а к людям приходят под какой угодно личиной. Этот пришел как мои чертики с картинок. Может быть, они вообще никакую личину себе не колдуют, а каждый человек их видит по-своему.

Пришел черт и говорит человеческим языком.

— Прекрати рисовать смешных чертей.

— Почему? — спрашиваю.

— Потому что чертей должны бояться и уважать. Серьезно относиться. Кто понесет продавать бессмертную душу к персонажам с твоих полей в конспектах?

— А к другим чертям кто понесет?

— Бывают желающие.

— Может, я не хочу, чтобы у вас были такие желающие?

— Но ты же зачем-то рисуешь именно нас? — черт сменил тактику, — Хочешь, чтобы люди о нас думали, что мы всюду есть? Я потому к тебе и зашел, что ты, похоже, наш человек. Хотел по-дружески посоветоваться. Вот, вина принес. Пирога с мясом.

Черт достал из-за спины кувшин вина и пирог с мясом, хотя до сих пор держал обе руки перед собой.

— Не буду я с тобой хлеб преломлять и вино пригублять, — говорю.

Я бы, конечно, мог перекреститься, помолиться, и он бы исчез. Даже просто оговориться простой фразой с поминанием Господа, и достаточно. Но к тому времени жизнь меня уже научила, что откладывать нерешенные вопросы на завтра — неважная стратегия. Со временем они накапливаются и усугубляются. Потому, если уж черт пришел, то прогнать его ненадолго можно, но навсегда он не отстанет. Придется разговаривать.

Нет, не мог я его по матушке послать. Он бы, может быть, обиделся и ушел. Но мог бы и на дуэль вызвать, а черти всегда играют нечестно.

Нет, я не подумал, что они не могут мухлевать с холодным железом. Надо запомнить, в следующий раз пригодится. Более важно, что он бы попытался мне отомстить, а я не такой уж был праведник, чтобы настолько уповать на Господню защиту.

— Не будешь, так не будешь, сам съем, — говорит.

И убрал все за спину.

— Если же ты нас на самом деле не любишь и хлебом нашим брезгуешь, отчего рисуешь? — все черт не отстает, — Рисовал бы ангелов.

— Да тут же ситуации такие не ангельские.

— Ну, голых баб бы рисовал. К любой ситуации отличная иллюстрация.

— Неприлично как-то.

— Поверь мне, настанут времена, когда голыми бабами будут военные наставления иллюстрировать.

— Кто?

— Да вот хотя бы немцы.

— Немцы?

Не ожидал я. Да, я знаю, что пока вроде такой традиции нет. Или есть? Не видел никто? Немцам подражать я бы все равно не стал. Вся христианская культура — культура античного корня, а варварские племена суть подражатели. И никак не наоборот. Ладно, в том числе хорошие подражатели. Как Дюрер. Но все равно, они нам подражают, а не мы им.

— Ну и черт с ними, с немцами, — говорю, — Я бы может тоже баб рисовал. Но не умею. Ваш брат черт он как получится, так и черт с ним. Если и рука дрогнет — не беда. Кто знает, как вы на самом деле выглядите?

— Да многие знают, — отвечает черт, — Ты пей побольше, так тоже будешь получше знать.

Я не нашел, что ответить, а черт продолжил.

— Вот возьми карандаш и нарисуй девушку.

— Да я не умею. Я же начал говорить, что чертей рисовать просто, потому что вас мало кто видел как следует и никто умничать не будет, что не похожи. А девушек рисовать сложно, потому что все знают, как они должны выглядеть. Чуть ошибся — и все испортил.

— Вон оно что! — черт щелкнул пальцами, — А ты не задумывался, так ли важно, какие именно фигуры рисовать? Две руки, две ноги, голова и задница. Свет да тень, да складки на одежде. Ты уже на чертиках так руку набил, что и человека нарисуешь. Возьми, попробуй.

И еще раз пальцами щелкнул. А потом сел на табуретку и ногу на ногу закинул.

Я взял бумажку, карандаш. Смотрю на черта, а рисуется девушка. Хорошенькая такая. Сидит на стуле ногу на ногу. Увлекся. Сижу, объема добавляю, тени подрисовываю. Черт подошел, через плечо посмотрел, языком поцокал.

— Видишь, главное — практика. Тебе что в жизни больше пригодится, чертей рисовать или девушек?

— Ясное дело девушек.

— Обещай никогда не рисовать чертей.

— Что мне за это будет?

— Будешь девушек хорошо рисовать.

— Я вообще-то не только девушек рисую.

— Остальное как сам научишься. Мы просто мешать не будем. Ни под руку не толкнем, ни карандаш не сломаем, ни муху в краске не утопим. Пиши что хочешь, кроме нас.

— И дам, и рыцарей?

— И дам, и рыцарей.

— И ангелов?

— И ангелов.

— И механику?

— И механику.

— Подожди.

Тут я уже хороший лист взял. Карандаш подточил. Рисую. Рыцарь в доспехах. Верхом на коне. Наклонился к даме, она ему платочек на руку повязывает. Над ними ангел маленький с трубой. На заднем плане мельница водяная.

— Вот видишь, — говорит черт.

Вижу. Мельница хорошо вышла, я же механизмы и так умел рисовать. Рыцарь