Тень с Севера - Мария Васильевна Семенова Страница 19

– Кто ты? – прошептала она.

«Прикоснись ко мне!» – прозвучал в голове новый приказ.

Кайя послушно сунула руки в короб и с трудом достала нечто удивительное. Голову то ли зверя, то ли вовсе волшебного существа… На макушке грозно ветвились железные рога, рядом с ушами позванивали невиданные солнечные ягоды. А с железного обода очелья глядели в упор два синих самоцвета – глаза…

«Шаманская шапка!» – догадалась Кайя.

У отца тоже была такая, его защита и проводник в иных мирах – но намного скромнее и проще этой. Охтэ запрещал даже дотрагиваться до нее…

«А вот сейчас возьму и надену!» – явилась шальная, будто чужая мысль.

Кайя очень хорошо знала, что чужую шаманскую шапку надевать ни в коем случае нельзя. Но руки сами обхватили холодные железные бока и подняли рогатый убор…

– …кто-то иде-е-ет!

Долетевший вопль заставил девочку опомниться. Снаружи донесся топот, шкура отлетела в сторону, внутрь хлынул свет. И тут же померк – вход загородил Лемми.

– Кайя, ты где?! Кто-то идет сюда через лес!

Лишь на мгновение свет упал на диковину в руках Кайи, но волшебство было разрушено. Теперь в ее руках была не голова волшебного существа, а рукотворный венец из металла, кусков кожи, шнуров и ракушек. Манящие синие глаза обернулись равнодушными гладкими камушками.

– Да что ж ты медлишь?! – взвыл Лемми.

Он бы давно убежал, но сихиртя никогда не бросали друг друга.

Кайя будто очнулась от сна. Быстро сунув шаманскую шапку обратно в короб, она вскочила и кинулась к выходу. Лемми, ругаясь, схватил ее за руку и потащил за собой прочь с поляны.

В следующий миг чуть ли не прямо за спиной – именно так показалось Кайе – раздался резкий оклик. Не удержавшись, она обернулась – и увидела выходящего из лесу великана. Косматый, бородатый, он чуть не вдвое возвышался над сихиртя. Из-за его спины торчала огромная связка валежника.

Кайя на миг запнулась. Может, стоит поклониться хозяину места, попросить прощения за вторжение? Но Лемми решительно поволок ее за собой. С криками они влетели в мертвый можжевельник, опрометью скатились вниз по тропе и кинулись прочь через ельник.

Когда ветви перестали качаться и смолкли топот и треск ветвей, на поляне раздалось недоброе хихиканье.

Вслед за великаном из леса вышла женщина – невысокая, с седыми косами, обветренным лицом и холодными, как само Змеево море, глазами.

Презрительно скривив губы, Кэрр Зимняя Буря проводила сбежавших детей взглядом. Потом прикрыла глаза, подняла подбородок и стала нюхать воздух.

Великан, не смея снять с плеч охапку валежника, глядел на нее со страхом. Он уже знал, что его госпожа на самом деле вовсе не нюхает. Она говорит сейчас с духами-соглядатаями – и кончится это для него тем же, что и всегда. Болью.

Так и оказалось. Открыв глаза, Кэрр подняла руку и ткнула твердым пальцем с острым ногтем великану в лоб. Тот заскулил – ему показалось, что гейда проткнула дырку прямо у него в голове, и там засвистел ветер.

– Ступай за этими крысятами, Зуйко, – велела гейда. – Проследи, откуда пришли. Да так, чтобы тебя не заметили… А мне чтобы все было хорошо видно…

Великан покорно ушел, стиснув зубы, чтобы не стонать. А гейда вернулась в свою вежу, опустилась на колени перед коробом и низко поклонилась той, что в нем обитала, – самой большой своей драгоценности. Не у всякого шамана есть даже шапка-птица, большая честь заслужить ее, и не всякий сможет с ней совладать. А в коробе хранилась великая шаманская корона.

Почтив корону земным поклоном, Кэрр Зимняя Буря достала ее из короба.

– Ты призвала меня, ты указала мне цель, – пропела она. – Дозволь глядеть твоими глазами, дозволь слышать твоими ушами, дозволь убивать твоими рогами…

Синие камни хранили молчание. Кэрр взяла корону обеими руками и возложила себе на голову. В тот же миг нездешняя сила наполнила вежу, волнами незримого света ринувшись в миры поднебесные и преисподние. Старая женщина исчезла – посреди вежи стояло существо, подобное самому Кавраю, чья личина и есть его истинный лик.

Через некоторое время дыхание гейды стало медленным и глубоким. Теперь она смотрела глазами своего слуги. Тот уже миновал лес и залег в траве с подветренной стороны, чтобы не почуяли собаки.

– Так-так, – зашевелились вскоре губы Кэрр под укрывающей лицо бахромой. – Лодки, псы, людишки… Что за бродяг принесло на мой остров? Какие наглецы! Уже ставят шатры…

Беглецы, изгнанники? Взгляд гейды скользил по исхудалым маленьким телам, обожженным лицам, непривычным к южному солнцу. Беспомощные, никому не нужные, голодающие…

Узнав племя, гейда оскалилась.

– А, сихиртя! Глазастые красавцы… Ненавижу этот народец…

А где же их шаман? Неужели до сих пор не почуял такую могучую волшбу поблизости? Внимательно оглядев становище на берегу, Кэрр жестко усмехнулась. Да у них, убогих, даже своего шамана нет! Совсем некому не то что попытаться их защитить – даже предупредить…

– Вам недолго осталось мучиться, бедолаги, – промурлыкала она.

Что ж, ненавистные сихиртя сами сюда притащились. Никто не будет мстить за них, никому не интересна их дальнейшая участь. Луна растет, скоро полнолуние. Супруг, наверно, уже голоден…

«Возвращайся, Зуйко», – мысленно приказала она слуге.

Затем, не снимая короны, плавно повернулась и обратилась лицом на север – к морю…

Сгустились сизые туманные сумерки. В светлом летнем небе взошла луна. В заводях громко плескала рыба, в кронах перекликались ночные птицы. Когда затихал ветер, издалека накатывал еле слышный рокот далекого прибоя.

Кайя сидела в путевой веже, съежившись под обережной медвежьей шкурой. Она слышала, как снаружи взволнованно спорят сородичи. Известие о том, что на острове живет то ли колдунья, то ли великан, напугало всех. Теперь сихиртя спорили: пойти, поклониться хозяину – или хозяевам? – этого места или переночевать и на заре потихоньку уйти. Кто-то кричал, что убираться надо немедленно, пока не поздно. Лемми снова и снова пересказывал все, что успел увидеть на утесе, вызывая у старших новые страхи.

Кайе же почему-то казалось, что тревоги родичей уже не имеют никакого значения. Ее бил озноб, будто зимний холод просачивался под шкуру. В звуках далекого ветра ей слышалось завывание снежной пурги.

Ей вспоминалась прошедшая зима, бесконечно долгая и голодная. Сихиртя шли северной окраиной Великого Леса народа вису, по бедному дичью, болотистому редколесью. Один за другим родовичи слабели, болели, уходили к предкам. Акка Морошка лечила и оберегала племя, пока однажды не слегла сама. Когда она поняла, что больше не встанет, она приказала уложить ее на погребальные сани и оставить на пустоши.

Сихиртя с грустью выполнили ее волю. Никто не спорил – каждый понимал, что иначе нельзя. Одна Кайя была в отчаянии. Когда племя, простившись со знахаркой, уходило в ранние вечерние сумерки, Кайя незаметно ускользнула от старших и